В голове звучит голос Августы: «О, Леандер, только ты можешь думать об этом в такой момент». Но я не могу перестать думать о Селли. И не хочу.

Подожди, Августа, поговорим, когда ты с ней познакомишься.

Я понимаю, что и Киган, и Селли, скорее всего, заметили, как я смотрел на нее, поэтому, спускаясь в воду, пытаюсь шутить по поводу своих физических данных. Но быстро замолкаю и сжимаю губы – отвратительный запах вызывает кашель, который я стараюсь сдержать. Так мне и надо.

Киган передает мне сверток с одеждой и сумку с дневником, а я передаю все Селли, как единственному опытному пловцу.

Она плывет на спине, держа плечи над водой, и время от времени оборачивается и смотрит на шхуну, стоящую в бухте рядом с нашей небольшой лодкой. На ней не заметно движения, ситуация не меняется и в момент, когда мы достигаем берега и ступаем на черный песок.

Меня сразу охватывает незнакомое ранее ощущение – кажется, будто все чувства мои обостряются. Я забываю о таинственной шхуне и даже своих спутниках.

Легкий бриз качает ветки, слышен щебет птиц. Сотни оттенков сочной зелени поражают воображение. Вдыхаю чистый землистый запах леса и морской соли.

Ступнями я чувствую этот остров, его кристальную чистоту и, главное, отчетливое присутствие Баррики, от которого сжимается сердце. Нечто похожее я испытываю в Храме богини. Мне сложно выразить это словами, пожалуй, вернее всего будет сказать, что мы становимся едины духовно. Я чувствую родство с ней и одновременно присутствие кого-то, чьи границы невозможно определить, это нечто большее, чем в состоянии понять человеческий разум. Чувство ошеломляет и одновременно успокаивает тем, что хорошо знакомо.

– Леандер? – Селли заглядывает мне в глаза, улавливая происходящие изменения.

– Ты тоже это чувствуешь? – выдавливаю я.

– Что чувствуешь? – спрашивает Киган и тоже поворачивается ко мне.

– Ее присутствие, – отвечаю я на выдохе, и они замирают.

– Она…? – Киган с опаской оглядывается.

– Нет, не Ласкии, – говорю с улыбкой. – Баррики.

Селли окидывает взглядом джунгли и медленно кивает. Киган неуверенно оглядывается вновь и смотрит на меня.

– Твоя семья связана с богиней, – заключает он, – полагаю, твое ощущение ее присутствия – хороший знак. Ты знаешь дорогу?

Я знаю. В дневнике есть еще не прочитанные мной страницы, исписанные почерком отца, впрочем, до него каждый член семьи оставлял отчет после посещения Храма. Но я бы все равно знал интуитивно, даже без записей.

Мы тщательно вытираемся, одеваемся и зашнуровываем ботинки. И поднимаемся все выше, постепенно отдаляясь от лодок.

Ветки деревьев цепляются за одежду и мешают идти, под ногами шелестят опавшие листья. Теплый влажный воздух обволакивает, и мы довольно бодро идем по тропинке, вероятно, проложенной животными. Иногда я замечаю сломанные ветки – на них явно наступали. Ветер становится сильнее и заставляет раскачиваться кроны над нашими головами. Мы идем в ритме биения сердца, монотонность успокаивает.

Подъем становится круче, дыхание тяжелее. Вскоре просвет между деревьями увеличивается, и я понимаю, что мы приближаемся к вершине Острова. Чтобы преодолеть расстояние до пика, беремся за руки и помогаем друг другу.

Селли останавливается, тянет Кигана за руку вверх по скользкой земле и переводит дыхание.

– Как думаете, долго мы поднимались?

– Минут двадцать. – Киган достает из кармана кусок тряпки. Это точно не платок и никогда им не был, но им он вытирает лоб, размазывая пот и грязь.

– Это точно та тропа? – Селли вопросительно смотрит на меня с прищуром.

– Точно. – Протягиваю руку, чтобы она помогла подняться и мне.

Хватка ее сильная и уверенная, я отталкиваюсь от дерева, забираюсь вверх и встаю рядом. Мы переводим дыхание, не отпуская друг друга. – Точно она, – повторяю я. – Во всех записях указано, что Храм стоит на вершине, а мы как раз поднимаемся в гору.

– Вечно с тобой надо куда-то лезть, – ворчит Селли.

Ее манера подшучивать теперь кажется мне проявлением нежности. И она не возражает, когда я беру ее за руку так, чтобы наши пальцы переплелись.

Всего через несколько минут деревья впереди расступаются, и мы выходим на поляну. Нет никаких признаков того, что ее специально сделали люди, – нет пней, как и признаков захвата территории молодой порослью.

В центре высится Храм. Это низкое сооружение, широкое у основания и сужающееся к вершине. По старым каменным стенам ползут ветки винограда. Они обвивают строение, проникают, кажется, в каждый зазор, каждую трещинку в камне. Ближайшая к нам сторона покрыта мхом, будто ее намеренно задрапировали роскошным бархатом изумрудного цвета. Я оглядываю Храм снизу вверх и ощущаю необычайную энергетику места, однако в то же время и легкий дискомфорт, причина которого мне не ясна. Будто бежишь марафон, и в середине в ботинок внезапно попадает камушек.

Что-то не так…

Может, Баррика не желать меня видеть? Хочет указать, что время упущено, я опоздал?

– Мы пришли вовремя. – Слова Селли – неожиданный ответ на мои мысли. Она разглядывает бухту, которую отсюда неплохо видно между деревьями.

«Эмма» покачивается на волнах рядом с неизвестной черной шхуной, наших преследователей не видно. Я неожиданно забываю обо всем – желание скорее уплыть, чтобы не встретиться с Ласкией, оказывается довольно просто подавить.

– Готов? – спрашивает Киган.

Я киваю, ощущая, как пересыхает во рту, выбрасываю руки в стороны и резко сжимаю кулаки.

– Готов.

Мы вместе подходим к Храму. Спиной я ощущаю присутствие друзей, но все внимание сосредоточено на том, что ждет впереди. Реальность внезапно отступает, краски мира тускнеют, сейчас важны только ощущения. Я еще у входа, но меня уже влечет вперед, к алтарю.

Селли хватает меня за руку и назад: через мгновение я бы споткнулся о лежащее тело. Я растерян, с ужасом оглядываюсь, поворачиваюсь туда, куда с удивлением смотрят Селли и Киган. Перед нами строго параллельно друг другу выложены четыре тела, обращенные лицами вниз. Они расположены так, что место входа разделяет тела пополам – половина уже в Храме, половина снаружи. Руки вытянуты в нашу сторону, будто в безмолвной мольбе.

Тела высохли, волосы спутаны, кожа туго обтянула кости. Земля у ладоней… раскопана. На ней полосы, словно от пальцев, будто люди пытались ползти вперед. Они свежие, буквально сегодня сделанные.

– Одежда не могла… – Селли морщится и указывает на бороздки на земле. – Она не могла сохраниться, когда они сами стали… такими. Ведь это значит, прошло много времени. И почему они высохли и не разложились, учитывая жаркий и влажный климат?

Киган подходит ближе и приседает. Он смотрит на Храм, преклоняет голову в знак уважения, потом переворачивает одно из тел на спину. Это женщина, волосы длинные, тонкая юбка из хлопка, у ворота булавка с красным камнем, он переливается на солнце, словно подмигивая нам.

– Они пришли не от имени Алинора или народа Баррики. Вот наглядный пример, что ждет тех, кто приходит сюда не вознести молитвы.

– Седьмое пекло, – бормочу я.

– И не ведет себя почтительно, – добавляет Селли и толкает меня локтем в бок. А потом косится на Храм, боясь, что Баррика услышит. Надо заметить, нашей богине это не составит труда.

Киган пальцем проводит в воздухе вдоль бороздки.

– Я думаю, следы оставлены сегодня, они совсем свежие. Об этом месте нам известно мало, но смею предположить, что в противном случае их размыли бы потоки дождя.

Селли кивает и указывает на соседнее тело, не касаясь его.

– Этот, судя по одежде, моряк. Видимо, с той шхуны в бухте. Вопрос в том, для чего их послала сюда Лаския? И что им удалось сделать перед смертью?

Мы поднимаем головы и оглядываем Храм.

Меня, словно ударом по голове, поражает мысль о том, насколько важна моя миссия. Я знаю, для чего приходили эти люди, знаю, что надо делать мне.

Я здесь с чистыми помыслами и ради благого дела – принесения жертвы. По тому же поводу сюда приходили и мои предки, члены моей семьи, состоящие на службе у Баррики пять сотен лет. Меня не может ожидать та же судьба, что и лежащих у моих ног людей.