– Хорошо, я дам тебе тысячу долларов, – спокойно говорит он.

– Тысячу? – Я вспыхиваю от возмущения. Киган сказал, что украшение стоит минимум в два раза дороже, даже если сдавать в ломбард.

– Бери или уходи. – Он кладет руку рядом с цепочкой и нахально смотрит мне в глаза. – В данных обстоятельствах мое предложение очень щедрое. Могу позвать стражников, если хочешь пожаловаться.

Ярость готова потоком вырваться изнутри, и я сжимаю зубы, чтобы промолчать. Беру в кулак протянутые мужчиной купюры.

– Приходи в любое время, – говорит он на прощание.

Выходя из магазина, с трудом сдерживаюсь, чтобы не разбить ему витрину.

Раз уж у меня так туго с деньгами, придется нещадно торговаться за катер. Понятия не имею, сколько они здесь стоят.

Затем я отправляюсь к Хэлли вернуть платье. Надеюсь, это не займет больше нескольких минут.

Девушка встречает меня улыбкой.

– Не получилось? – с порога спрашивает она.

У меня вырывается грустный смех.

– Выходит, что нет.

– Я слышала о случившемся в порту. – Она говорит неуверенно, одновременно вешая платье на прежнее место. Бусинки исчезли, скрытые другой одеждой, от этого становится грустно. Стараюсь успокоить себя, ведь там, куда я иду, платье мне точно не понадобится. Да и потом вряд ли. Такая одежда для людей из мира Леандера, не моего. – Тебе надо выбираться из города.

– Да, этим и планирую заняться. – Я очень благодарна ей за внимание и не хочу быть грубой, но боюсь сказать больше, чем стоит.

Хэлли кивает, открывает кассу и достает купюру в десять долларов.

– Но ты говорила, что отдашь пять. – Такой и был уговор, я ведь заплатила ей только восемь. Нет, я не буду вести себя так же нахально, как мужчина в ломбарде. Я не такая, как он. – И при условии, что оно будет в хорошем состоянии. А я, честно признаться, лазила в нем на дерево.

Теперь смеется Хэлли, и смех ее похож на звуки музыкального инструмента.

– Забирай, – говорит она. – Желаю тебе удачи. Может, однажды ты опять приедешь в город и зайдешь ко мне за платьем.

Я неотрывно смотрю на нее несколько секунд и киваю в знак благодарности. Сказать ничего не получается – в горле встает ком. Да и слова ни к чему. Эта Хэлли такая добрая. Очень обидно, что через несколько дней наши народы будут убивать друг друга.

Деньги я трачу на покупку шапок и курток для нас троих. На Островах всегда тепло, но добираться туда придется по зимнему морю. Некоторое время я роюсь на полках магазина и перебираю вешалки.

И вот я уже в магазине для моряков. Мне нечасто было так хорошо на суше, как здесь. Лучше только на палубе корабля, а сейчас у меня даже настроение немного улучшилось. Здесь пахнет смолой, воском и лаком для дерева, полки сделаны из досок, как мне кажется, некогда служивших кораблю палубой. На них все, что было частью моей жизни, чем я пользовалась ежедневно: ножи, наборы для сращивания канатов, ритуальные флаги, маленькие баночки со специями – многие моряки носят такие в карманах, чтобы приправить пресные блюда в переходах на большие расстояния.

Я беру гирлянду из флажков, просматриваю стопку морских карт и, к счастью, нахожу ту, где есть все необходимые мне данные. Еще я беру маленький штурманский набор в чехле из синей кожи и выкладываю за все это достаточно существенную сумму.

Осталось зайти еще в одно место – административное здание в порту, где всегда толпы народа и неимоверный шум. Здесь отмечают отбывшие и прибывшие корабли, торгуются, ведут разговоры, строят прогнозы. Но сейчас все значительно хуже, атмосфера далека от дружелюбной. Отчетливо ощущаются страх и нарастающая паника, голоса иногда повышаются до крика. Одни клерки торопливо строчат бумаги, дающие право на выезд, другие же нервно поглядывают на дверь, опасаясь увидеть охрану. Некоторые из капитанов в спешке пренебрегают правилами и бегут к кораблям, не оформив документы должным образом. Находятся и скандалисты, которые швыряют на стойку деньги, чтобы ускорить процесс.

Я осторожно протискиваюсь между шумным мужчиной с алинорским акцентом и женщинами из Нусрайи со стрижкой ежиком. Толпа прижимает меня к стене, я упираюсь руками, чтобы не раздавили.

Между объявлениями о ценах на зерно и о найме кока кнопкой прикреплено расписание движения нужных мне поездов. Часть из них грузовые. Шрифт мелкий, время отправления и названия поездов трудно разобрать. Я щурюсь, пытаясь вспомнить, как парни учили меня читать их, просматривая колонку за колонкой.

Железная дорога идет по прямой на юг. В самой южной точке Мелласеи она пересекается с морским путем, ведущим к Воротам Бренда – острову южнее континента. Корабли проходят между Мелласеей и островами, затем поворачивают к Северному проходу и Холбарту. Именно так шел мой отец год назад.

По пути следования поездов расположены несколько деревень. Карта указывает, что по крайней мере в некоторых из них есть рыболовные флотилии. Там можно будет выторговать пригодную шаланду.

Подходящий нам поезд отходит через сорок пять минут, если поспешим, успеем. Вариант удачный, в этом случае меньше вероятность, что за нами проследят.

Опустив голову, выхожу из здания и решаю немного покружить по улицам, несмотря на то что времени у меня мало.

Добираюсь до дворика и, к огромному облегчению, вижу за одним из ящиков темные глаза Леандера. Сажусь рядом и показываю свою добычу. Леандер берет меня за руку и переплетает свои пальцы с моими.

– Если сейчас же встанем и пойдем, успеем на поезд на юг до Порт-Катара, до отхода полчаса, – говорю я вместо приветствия и сильнее сжимаю пальцы. Такое ощущение, что я пытаюсь бросить якорь, чтобы меня не унесло течением.

– Это то, что нам нужно?

– Ну, это одна из линий железной дороги. Она идет вдоль побережья, значит, там много деревень, где люди живут рыбной ловлей. Следовательно, там мы сможем на оставшиеся деньги приобрести небольшое судно.

– Если нас будут искать, то в месте, где людей мало, нас скорее запомнят, – подает голос Киган. – Впрочем, вероятность того, что нас выследят в пути, существенно ниже, чем в Порт-Наранде.

Леандер кивает, принимая доводы, и я начинаю раздавать парням купленную одежду.

– Они точно возьмут порт под наблюдение, понимая, что мы захотим найти способ уплыть. – Леандер натягивает бескозырку. – Но могут отслеживать и поезда. Все зависит от того, как хорошо у них работают мозги. Однако матросы в вагоне третьего класса вызовут меньший интерес, чем три бегающих по порту человека, готовых в спешке отдать любую сумму за лодку. Решено. Идем.

К тому моменту, когда мы прибываем в Порт-Катар, у меня уже почти не остается сил. Страх, который холодил кровь, уступил место проникающей до самых костей усталости.

Наш путь начался на огромном центральном вокзале Порт-Наранды, который оказался больше любого из грузовых складов, что мне доводилось видеть. Над головами сводчатые потолки, рев локомотивов отталкивается от кирпичных стен и, оглушая, разносится повсюду. Толпа там была плотнее, чем в здании администрации порта.

Леандер, привыкший, что ему уступают дорогу в любом месте, споткнулся и едва не упал, когда его оттолкнул носильщик. Когда мы шли по платформе, я заглянула в окно вагона первого класса. Совсем другой мир, если сравнивать с третьим: отполированное до блеска красное дерево, латунные ручки и красный бархат диванов. В свой вагон мы еле втиснулись – он был набит плотнее, чем грузовой отсек. С трудом, но нам все же удалось найти места на деревянных скамьях, каждый дюйм которых был кем-то занят.

Паника, царившая в порту, еще не добралась до вокзала. Большинство людей, спешно решивших покинуть Мелласею, уезжали морем.

Мы сидели на лавке у стены, и я прислонилась к ней, когда поезд тронулся. Покачивание вагона взад-вперед невероятно меня нервировало. Раньше я думала, что ощущения будут похожи на те, что испытываешь на корабле, но оказалось, это не так. Здесь покачивания мягче, ритмичнее, но звуки громче.