— Сейчас заткнись! Ты меня понял, Серый? Услышал? Что застыл? — брат тычет мне в лицо свой указательный палец, а Ольга вообще не поднимает взгляд. — Заткнись, не отсвечивай и не доводи ее. Ты… Блядь! Одалиска, прости меня. Твою мать, Сережка, сука, что с тобой? Что с тобой опять?

— Дети…

Мама! Мама! Мама… Опускаю голову вниз и инстинктивно прижимаю пацаненка к своей груди. Затем по-воровски отворачиваюсь — вот так прячусь от родного человека, потому что хорошего отношения от этой хрупкой женщины я однозначно не заслужил…

«Он ведь умер? — Свободный полет с такой высоты не оставляет шансов на спасение. Зачем спрашиваете, если все и так понятно? — Возможно, при падении он зацепился за козырек, вдруг кроны деревьев смягчили удар и вызвали амортизирующий эффект. — Он погиб. Двенадцатый этаж, молодой человек! Думаю, что парень умер в районе седьмого. Сердце не выдержало перегрузок. — Он ведь не чувствовал боли? — Фамилия пострадавшего? Вы можете его опознать? Девушка? — Да, конечно! — Итак? — Антон Петров, двадцать пять лет, мой жених. — А Ваша фамилия, молодой человек? — Сергей Смирнов, двадцать один год! — Вы были знакомы с погибшим? — Мы… Как бы это сказать, почти родственники! — То есть? — Он крестник моих родителей. — Вот как! Что ж вы тут забыли? Что не поделили, ребята? — Кто сообщит его семье? — Это не Ваша забота, Сергей. — Я подумал, что… — На Вашем месте я бы не думал о его семье, а позаботился о показаниях, которые Вам предстоит дать. — То есть? — Его невеста утверждает, что Вы сексуально домогались ее, а Антон вызвал своего соперника, если можно так сказать, на такую себе импровизированную дуэль, на которой Вы столкнули его с крыши. — Что за хрень? Мы поспорили! Твою мать! Он брал меня на слабо. Я не виноват! — У Вас были интимные отношения с Екатериной Фильченко? — Нет! Вернее, всего один раз — просто целовались, я снял с нее… Но я… Там не был, не вставлял в нее, ну… Как это правильно сказать? — Проникновения не было? — Да, точно. Я не трогал ее. Думал, что это не серьезно и она просто шутит, заигрывает, пытается на ревность Антона вызвать. Как знал, видимо! — Врешь! — Катя! Что ты городишь? — Убийца!».

Отец! Отец! Отец… Не вижу, но знаю, что он уже вошел в комнату — чувствую родной знакомый с детства запах, слышу его спокойное дыхание и спиной воспринимаю испепеляющий вдумчивый взгляд.

— Сережа? — мама шепчет и, по-моему, тихонько всхлипывает. — Сереженька. Максим, скажи хоть что-нибудь. Сережа здесь — замечательно же? А что тут происходит? Алексей?

— Силеза, — племянница подскакивает ко мне и возле колен сильно-сильно обнимает, — ты к нам в глости плисол? Холосо! Холосо! Смесно! Зених мой, зених плисол!

Моя вымышленная фиктивная «наивная» невеста — моя родная любимая племяшка… Такая вот «смесная игла»! Сейчас, по-видимому, что-то пострашнее несбыточной женитьбы состоится! Твою мать…

*sweetie (пер. с англ.) — сладенький, милый.

*to be continued (пер. с англ.) — продолжение следует.

— Хорошо, — отец громко выдыхает и стряхивает пепел сигареты в жестяную банку. — Я все понял. Ты, видимо, не настроен на задушевную беседу — насупил брови, стал в оборонительную стойку, включил отъявленного мудака. Как обычно, сын? Кругом враги, а я один в поле жалкий воин? Твою мать, Сергей!

Да с чего он взял? С того, что я стою, как вкопанный, и молчу всего лишь минут сорок? Так мне просто нечего сказать и двигаться по площади нет особого желания! Или мне стоит начинать оправдываться? Да вроде ни в чем не виноват. Скулить о помощи? Все движется к тому, что ее и огромное сочувствие в полном объеме получу и так. Мама подхватила Свята, нежно обняла ХельСми за талию и под грозный рык Смирняги куда-то увела — надеюсь, что на «грудную кухню». По крайней мере в тот ответственный для нас со Святом момент у Лешки слишком ярко сверкали наглые глаза.

— Хорошо-хорошо. Серега, выдыхай. Вольно! Как пацаненка-то зовут? Имя есть у голодающего засранца?

Я быстро оглядываюсь на Леху, который стоит в кухонном проеме, с четким намерением прикрыть наш внезапный отход в случае непредвиденных обстоятельств, и будто бы в действительном незнании пожимаю плечами.

— Он не мой сын…

— Я ведь не это спросил, Сергей, а значит, и не такой ответ рассчитывал услышать, — шипит и внимательно смотрит мне в лицо.

— Отец!

— Имя-то хоть знаешь, боец? — батя криво улыбается. — Или главное, что не горшком назвала и на том, как говорится, «сердечное спасибо»? Сука, что-то я задолбался за неполный майский день. На службе так не грузился, как на Смирновской гражданке.

— В записке было сказано…

— Дамы и господа, внимание! Оказывается, была еще и записка? — отец удивленно поднимает бровь и вместе с этим прищуривает один глаз — сигаретный дым, похоже, разъедает слизистую оболочку. — Занимательно. Весьма! Вот это я понимаю «О времена — о нравы!». Ну, хорошо. А в записке что было указано относительно имени собственного мужественного малыша?

— Святослав, — опускаю голову и в пол шепчу. — Я не его отец. Уверен, что к ребенку не имею никакого отношения…

— Я вот, сынок, не уверен в том, что сам хороший родитель, по крайней мере, пользующийся уважением своих прекрасных, чего душой кривить, сыновей. А ты упорно, практически с пеной у рта, как у бешенного пса, утверждаешь, что точно не конч…

— Да! Я в этом абсолютно уверен! И считаю, что нужно вызвать полицию и разобраться в этой ситуации по закону, — ерепенюсь и пытаюсь что-то доказать старому упертому бар…

— Не сомневаюсь! — отец резко дергается и поднимается со стула — мы с Лешкой тут же отступаем назад. — Проблемы, мальчики? Нервишки не в порядке и всё пошаливают? Что за суматошные движения? — как будто сам с собою разговаривает. — Ей-богу, старость меня дома не застанет, убьет где-то на полпути…

— Пап, — брат кривит издевательскую улыбку и одной рукой почесывает свой затылок. — Я считаю, что Серж все-таки прав насчет следственных мероприятий в установленном порядке соответствующими органами. Это как-то… А вдруг мелкого выкрали у законных родителей, а ему, мол, за ненадобностью подкинули, и вот бьющаяся в истерике чересчур сознательная «яжемать» заявляет о вопиющем происшествии в полицию и там заводится дело по какой-нибудь жутко тяжелейшей статье, например, киднеппинг, или что-то там с целью получения финансовой выгоды или, не дай Бог, конечно, Серый, сексуальные извращения с несовершеннолетними… Блядь, а сколько вообще за такое дают?

Я, как болван, в недоумении пожимаю плечами, а отец, наоборот, сально ухмыляясь, задает провокационный вопрос:

— Ты с какой целью интересуешься, Смирняга? Жизнь чересчур спокойная, кровинушку совсем не будоражит, семья висит, как бремя, а у тебя раскачивается над головой Дамокловым мечом нереализованный подвиг по УК? Других интересов просто не осталось?

— Да нет! Просто мысли вслух. А вдруг? В любом случае, это однозначно уголовная статья. Мальчишка несовершеннолетний, а этот, — кивает на меня, — попал под горячую руку неуравновешенной девчонки с каким-то, вероятно, послеродовым приходом. Так почему бы доблестным органам под белы рученьки его не взять? Пап?

— Ты детективов начитался? — батя резко обрывает старшенького и сразу же разворачивается к нам спиной. — Ваша проблема, сынки, — он замолкает на одно мгновение, а затем, демонстрируя нам всего лишь профиль, спокойно выдает, — зажратость, вседозволенность и откровенная мажористость. Ты, — через плечо оттопыренным большим пальцем, как это ни странно, с точностью указывает на меня, — вообще не несешь никакой ответственности в жизни — все легко и просто. Вот вообще ни за что! Ни за себя, ни за кого-либо, в данном случае, за этого случайного ребенка. Господи! Эта девица действительно дура, недалекая какая-то, раз решилась…

— Он не мой! Я буду это непрерывно повторять. Заявляю, что намерен сдать биоматериал на установление отцовства и я докажу, что там нет ни одного процента меня…