— За что?
— Это и есть твой аванс. Ты прощаешь меня за все, что бы я ни рассказал. Это важно на сейчас, на сегодняшний временной момент. Женька, ответь.
— Сережа, я правда ничего не понимаю. Думала, что мы просто поговорим о том, как я по-глупому сбежала к родителям в Гавану. Ты ведь допытывался постоянно, сильно ругался и был очень недоволен… Мне казалось, ты хотел знать, почему так сделала? Почему без тебя? Почему тайком? Почему сидела там? Почему изощренно мучила…
— Я все понял. Ты чересчур облагородила меня и думала, что я «суперклассненький Сережа», у которого из грехов только нескончаемое количество оттраханных баб. А у тебя неблагополучный отец, тяжелый странный и чересчур задуренный характер…
— Ты…
— Прости меня! — поднимаю голову и всматриваюсь в ее лицо, стараясь выжечь на нежной коже свое индивидуальное тавро.
— Сергей, — она криво усмехается, — за что прощать? Я ничего не понимаю.
— За грубый первый раз, — выплевываю резко ей в лицо.
— Я уже все забыла, — краснеет и, по-моему, с лукавством шепчет. — Мы могли бы это больше не вспоминать?
— За недавнюю измену.
— Ты не изменял, — бурчит себе под нос. — Я виновата.
— За мою неуравновешенность и психованный темперамент.
— Я ведь тебя люблю, — в улыбке бережно растягивает рот.
— Прости, я сказал, меня! — рычу. — Прости! Прости! Прости!
— Простила. Пожалуйста, прекрати… Ты меня пугаешь…
— Женись на мне.
— Так не говорят, — ухмыляется и трогает ладошкой мою щеку.
— Плевать мне на рамки, на долбаные правила, законы. Возьми меня. Скажи, что я достоин быть с тобой рядом, Рейес. Делай, что говорят.
— Мне нужно подумать.
— Ты ведь только что сказала, что любишь меня. Не нужен, стало быть? Душой кривила.
— Ты странно себя ведешь.
У меня совесть беспокойная, малыш. А я грешу, не каясь. Видимо, твои сумбурные слова про воровского батю слишком переполнили меня.
— Прости меня.
Она молчит и просто смотрит на меня.
— Десять лет назад… Женя…
Нет! Ответа, видимо, не будет.
— Стоп!
— У меня был друг… Вернее, друзья… Я так думал.
— Сергей! Что бы ты ни сказал, я заранее прощаю тебя… Вот твой аванс. Пожалуйста, перестань пугать меня. Что произошло тогда? Я могу тебя обнять…
Она протягивает ко мне руки, а я встаю и отхожу в сторону, подальше от жаркой кубиночки, которую…
Что должна чувствовать беременная женщина, когда ее мужчина, отец ее пока еще не рожденного ребенка, вдруг сообщает о том, что он не тот, за кого себя выдает? Что он не сильный, мощный, грозный мачо? Что он обычный слабак, слизняк, трус, акрофоб, талассофоб, психически неуравновешенный по причине острой мнительности и тревожности, и сверхактивного ума? Что он прячется от любых проблем исключительно за финансовой составляющей и оттягивает конструктивное решение на самый крайний случай, а иногда и вовсе пускает все на самотёк? Если она любит меня, то ей придется сжиться с тем, что когда-то я был подло обвинен, использован, оклеветан… «Обесчещен». Я не вор, чикуита… Я «непредумышленный убийца или убийца по неосторожности», оправданный за недостатком улик и в результате аннулированного заявления безутешных смирившихся с потерей двух родителей!
Как ты меня представишь своему отцу?
Глава 25
«Сережа, ты ни в чем не виноват… Слава Богу, что ты остался жив и здесь сейчас с нами, со мной и с нашим маленьким ребенком! Бедный мой, что ты перенес… Мне так жаль… Не знаю, что сказать и какие подобрать слова. Ты не виноват, не виноват, не виноват! Слышишь? Повторяй за мной — нет твоей вины в том, все ложь, наговор, клевета, скотский поклеп… Не смей говорить, что это не так… Не смей называть себя тем мерзким словом… Не прощу! Не прощу! Никогда! — Как же так? А твой аванс? — Ты не он, не убийца, Сергей! Тут нечего прощать! А все, что с вами в тот злосчастный день произошло, обыкновенный жуткий несчастный случай. Ваша невзрослая глупость, откровенная дурость, чванливость, кретинское павлинство, незрелость и зазнайство… Да-да, именно так! — Вот как, значит! Что? Что? А что это за диковинный эпитет, чика? Это от птички с перьями? — Тебе, по всей видимости, смешно? Ты сейчас издеваешься надо мной? — Нет-нет. Разве что чуть-чуть. Но все же потрудись-ка объяснить. Ведь нет такого слова в русском языке… — Замолчи! Замолчи! У-у-у-у! Распушили перья перед дамой, да? Что ты вообще хотел им доказать? Этой Кате, например! Подтвердить свою любовь ценой собственной жизни — таков был уговор? Тогда она просто мразь! — Давай серьезно. — То есть до этого были твои мерзкие шуточки? — Это нервное. — Понятно. — Жень, теперь я четко понимаю, что не должен был вообще туда переться. Глупость номер раз! Я разыграл щекотливую ситуацию, скомпрометировал ее и спровоцировал Антона… — Пьяного мужика, у которого глаза ревностью налились? Я правильно поняла? Что и кого провоцировать? Он ни хрена не соображал. — Тише-тише, чика. Ты ругаешься? — Не нравится? — Если честно, да. Люблю, когда ты злишься, но… — Вот и не заводи меня. — Извини-извини. — Любовь доказывать не надо, Сергей! По крайней мере, заставлять делать выбор там, где он совсем не нужен. — Ты думаешь? — Уверена. Есть мужчина, которого я люблю, а есть… Второй? Смешно звучит, ты не находишь? — Не понимаю. — Если бы любила первого, второй зачем? Другой бы уж точно не всплыл и не нашелся. Он был бы, лично мне, не нужен. Все просто, Сережа. Про выбор, значит, не про любовь. — Наверное, ты права. И потом, со стороны виднее. — Еще бы! Так вы там на слабо играли? Подбрасывали монетку, словно дети? Кому сегодня выпала смертоубийственная честь, да? — Ну, это официальная версия. Так он кричал! Его последние слова. — А по факту? Делили бабу? — Я не знаю. — Кто она такая? Ты с ней… — Нет-нет, ни разу. Ты что? Катя — его невеста. Они собирались пожениться. — Скатертью дорога, совет да любовь — так ведь говорят? Зачем ты влез? — Она сказала, что у нас могло бы… — Сказала! Господи! А ты решил проверить? Нет! Нет! Не верю! — Закончим с этим. — Хорошо! Что теперь тебя так гложет, любимый? — Я другу не помог, его не удержал, отпустил, значит, поспособствовал. Все остальное уже неважно. — Так себя упрашиваешь, увещеваешь, затыкаешь совесть, глушишь выдуманной правдой душу? — Что есть, то есть! — Это же глупости! Ты не прав. Мне сейчас сказал, вот несколько минут назад, что он юрко выскользнул, словно… — Я должен был остановить! — Каким образом, Сережа? Прыгнуть вместе с ним или вместо? Сделать тот самый выбор за ту тварь? — Возможно, Женя, возможно… — Хочешь услышать мое заключительное слово. — Если есть, что сказать, то попотчуй… — Этого я не прощу тебе никогда. Разговор окончен. Слышишь? — Да…».
Я до сих пор вижу перед глазами его безумный выпученный взгляд, распахнутый рот, оскаленные зубы и отпечаток смерти, которым неотвратимая сучара клеймит тех, кого выбрала себе в пассажиры на адский поезд в гости к Богу, к которому не явиться вовремя нельзя, хоть и принято считать, что к Творцу всего-всея не бывает задержек и злостных опозданий.
«Ты не виноват… Не виноват… Повторяй за мной, Сережа! — Не могу… — Просто ты не хочешь — привык и не испытываешь никакого дискомфорта! Приятно чувствовать придуманную вину и спихивать любой косяк на то, что перед глазами лицо давно умершего друга. Угу? — Ты считаешь, что я скрываюсь так? — Да! — Жестоко, Женька. — Тебе нужна моя жалость? — Не плохо было бы. — Есть более великое чувство, Сережа. А жалость… Для слабаков! Ты ведь не такой! — Я не знаю, чика…».
По ее мнению, я все-таки слабак! Вот зараза! Теперь нас двое в этом абсолютно уверенных. Прекрасно! Лучше бы вообще тот разговор не начинал!
Не виноват. Не виноват. Не виноват… Нет! Не помогает.
Устал слушать одно и то же, а Женька, словно заводная, транслирует сомнамбулические слова и передает, как будто на космических каналах, репитом чушь уже в который раз. Нет, ни хренульки не выходит. Где я снова просчитался и, как обычно, налажал?