Да нет вроде…

— Простите, пожалуйста.

Оборачиваюсь — она, смешно припрыгивая, этаким прыг-скоком, чешет за мной.

— Да-да, — строю долбаного интеллигентного идиота. — Вам все-таки помочь?

— Большое расстояние — большой километраж…

— Чрезвычайно дорогие водительские услуги?

— Вы, — осекается и, не добегая, останавливается в двух метрах от меня, — все правильно сказали. Да, так получилось, я не рассчитала. Деньги есть только на проезд в автобусе…

— Такой транспорт тут не ходит уже лет тридцать с небольшим!

Короче столько, сколько себя в сознанке помню!

— Вы не могли бы подвезти меня до ближайшей остановки? Просто так?

Могу! И даже дальше — автокресла-то у меня нет, а это живое женское создание подержит Свята и составит мне компанию — нет проблем!

— Сергей, — протягиваю ей руку, надеясь на встречный жест и слабенькое рукопожатие.

— Я Женя, — взгляд прямой, а женская рука отведена назад, — то есть Евгения Рейес.

Этого мне только не хватало! Дела-а-а-а!

— Итальянка? — зажмуриваюсь и разглядываю небесный атлас.

— Нет, — надменно отвечает.

— Тогда, наверное, испанка, бразильянка, женщина из Венесуэлы — Каракас, знойный край. Стоп-стоп! Уругвай, Аргентина, Чили, Парагвай, Гватемала, Перу, Боливия, неужели Коста-Рика? — улыбаюсь. — Да нет же! Вы из Пуэрто-Рико? Тихуана, что ли? Вы мексиканка? Наркотрафик, незаконный оборот оружия и все дела?

— Это важно для маршрута? Если что, то я живу здесь, океан не надо пересекать.

— Просто странная фамилия! Как будто бы испанская! — спохватываюсь. — Или это двойное имя?

— Нет.

— Большой секрет? — подмигиваю.

По-моему, я с ней флиртую?

— Куба.

Едрит-Мадрид! Вот это да!

— Детка, это ты?

Лбом прикладываюсь к выключателю, а пяткой мягко закрываю входную дверь:

— Да, бабуль! Привет, родная!

Стягиваю балетки и, поглядывая на себя в коридорные зеркала, со сладким зёвом на кухню продвигаюсь. По пути расправляю плечи — расхаживаюсь лопатками, словно ко взлету готовлюсь, тут же приподнимаюсь на носочки и, как супермодель, дефилирую по ковровому языку — виляю бедрами и тихонько музыкально себя сопровождаю.

Ну это уже ни в какие ворота не лезет! Опять? Серьезно? Как она это делает?

— Ба, ну что ты в самом деле! — нешутливо возмущаюсь. — Я же просила так не поступать.

— Как так, детка? — ласково и вкрадчиво, по-стариковски, вопросом отвечает. — Ну, золотко? Как? Так?

— Вот так! — дергаю подбородком. — Ты своевольничаешь и ведешь себя, как маленький ребенок.

— Может, потому что я и есть несознательное старое дитя…

— Тогда мы с тобой поссоримся, и я намерена тебя сейчас ругать.

— За что? О, святой Боже, Евгения разбушевалась!

— Ты шутишь? Считаешь, что все отлично и так должно быть?

— Ну, знаешь ли, я не беспомощная старуха…

— Не могла меня дождаться? Села в кресло и покатила по своим делам? А если бы ты упала, если бы…

— Предсказываешь события, внучка? Предрекаешь незавидную участь этому грибу? Ты провидица, детка? Или ты подначиваешь меня на возможный подвиг? Все же хорошо!

— Я вероятность неудачи просчитываю, ба! И она определенно зашкаливает по процентам.

— А-а-а! — она пожимает плечами и смешно чихает. — Ой-ей-ой!

— Будь здорова!

— Всегда!

Да! Вот так я ссорюсь и ругаю единственного здесь родного человека! И есть за что! И это, на самом деле, никакие не шутки, а мне, естественно, ни капельки не стыдно. Родная сидит в инвалидном кресле у рабочего стола и спокойно перебирает замороженные фрукты. Вот так все просто? Час от часу не легче, а у бабули, видимо, личная пятилетка в особо важном деле, как поэлегантнее достать меня.

— Компот хочу сварить, Женька, — не глядя, подставляет свою сморщенную щечку для приветственного поцелуя. — Вишня, слива и черная смородина. Правда, все из морозилки, но, — ба устремляет на меня свой взгляд и с прищуром уточняет, — это ведь не беда, детка?

— В четыре часа утра? — поднимаю огромные бумажные пакеты, ставлю их на рабочий стол и выгружаю то, что принесла. — Зачем? И потом, я ведь пришла. Сейчас все приготовим, если хочешь — вместе! Наварим, нажарим, протушим, напечем, зажелируем и даже закарамелизируем. И, — подмигиваю ей, — будем объедаться! Хочешь пастилу или мармелад?

— Жень…

— Мне казалось, что мы обо всем договорились, — громко выдыхаю и прикрываю веки. — Ба! И ты ведь поддержала и нисколечко не противилась моим наставлениям. Вроде бы сказала, что будешь серьезно ко всему относиться и уважать мои желания и просьбы, а по-настоящему… Крутись, «Женька», у меня другие планы? Так, да?

— Мне нужно двигаться, детка. Пойми, родная. Нужно поворачиваться и хоть как-то шевелиться, а иначе все… Окончательная немощь и неотвратимая беда!

— Не будем сейчас об этом. Ты ведь знаешь, что я не жалую такие разговоры. Это противоестественно и слегка цинично…

Всем своим грозным видом демонстрирую ей, что надо бы изменить формат и тему нашего общения.

— Я поняла тебя, — бабуля в знак согласия моргает редкими бесцветными ресницами. — Как твои дела, Женечка? Расскажи мне что-нибудь о себе, чего я еще пока не знаю. Вот точно вижу, что красавица и умница, румянец даже есть, в глазу искра играет, кровь в жилах бурлит, раз так меня под корень разгрызаешь…

Да это все напускное, лживое, скорее лицемерное, а я отъявленный писатель-фантазер! Боюсь, что если расскажу ей все, то видимое настроение сразу скиснет, румянец сникнет и сойдет, кровь остановится, а я сломаю зубы, так, увы, и не приступив к наметившейся грызне.

Как мои дела? Господи!

Нормально! Наверное?

Как всегда! Возможно?

Лучше не бывает! По-видимому?

Это было в среду, в пятницу и в воскресенье. Сегодня вторник, а значит:

— Великолепно, бабуля. Просто превосходно.

Сразу и за предстоящий четверг «рассчиталась», да?

— Как с работой? Ты довольна? Все-таки конец учебного года… Ох-ох-ох, я так за тебя волнуюсь. Этот гадский перевод! Жень, как твои рабочие дела?

Я, вероятно, притираюсь! Пока, если честно, не очень! Я, похоже, ей не понравилась! Она, по всей видимости, меня тактично терпит! Кого я обмануть хочу? Да Смирнова просто тонко издевается и бесцеремонно троллит меня! Я ее безотказная девочка на подхвате, ее прислужница, ее «любимая» рабыня на ближайшие два года — это если повезет, и я все-таки реализую утвержденный индивидуальный диссертационный план.

— Работаю! — открываю холодильник, присаживаюсь и выдвигаю ящик для овощей. — Бабуль, я свежих огурчиков купила, маленькие с пупырышками, парочку помидорчиков и яркий лучок. Нарежем-ка салатик…

— Не получается? Да, детка? Не принимают тебя?

Нет! Не получается! И да, я там чужая. Долбаный научный мир зачумленных остепененных идиотов!

Замираю у ледяного друга с безобразно раскрытым ртом и стеклянными глазами.

— Бабушка, мне нужно время. Немного больше, чем обычным людям, но я определенно справлюсь! Ты же знаешь…

— Совсем? Жень, будь добра, встань, вылези оттуда и поговори со мной. Детка? Глаза в глаза! Же-е-е-ня! Совсем-совсем? Никак? Ничего?

Да! Никак и ничего, да и нечем особо хвастать! Хотя… К педагогическому коллективу я, конечно же, уже привыкла, студентам вроде бы понравилась, начальствующему составу весьма и весьма импонирует моя исполнительность и серьезность в рабочих моментах, но… Научная работа и мой вынужденный консультант просто хладнокровно убивают меня! Я не в масть этой маленькой Смирновой — она сочно злится, но то ли в силу своего первоклассного воспитания, то ли из-за большого педагогического опыта, Антонина Николаевна открыто все же не выказывает свое пренебрежение, она спокойным тихим ходом, настырно и безжалостно, методично и с улыбкой на устах изживает со свету меня.

— Ба…

— Женечка, мне очень жаль, что так все вышло. Но потерпи еще немного…