— Я индивидуалист, Женечка. Говорю, что чувствую…

— И что ты чувствуешь?

Задираю голову вверх.

— На данный момент? — ухмыляюсь и прищуриваюсь.

— Да, конечно.

— Я чувствую, что нам стоит попробовать узнать друг друга получше, поближе. Ты вот, например, сказала, что я интересный… Ну, лично для тебя, конечно, — тут же уточняю. — Потому что многие считают меня, например и в частности, конченым козлом.

— Ты грубиян, Сергей… Резкий, вспыльчивый. Ты… Свирепый в своих желаниях и агрессивно пользуешься, — тихонько добавляет, — мной.

Я ведь не всегда таким был, Евгения! Не всегда! Рассматриваю раскрасневшееся от ходьбы лицо и медленно опускаюсь взглядом по ее дрожащей шее — выглядывающие бретельки черного купальника, по-моему, слишком сильно натирают Женечке ключицы. Останавливаюсь и преграждаю ей дальнейший путь.

— Сергей? — распахивает на меня и без того огромные глаза.

Симметрично поддеваю указательными пальцами трикотажные лямки и тяну наверх — затянутая грудь все-все инерционно повторяет. Чикуита быстро прикрывает ладонями ползущие куда-то вдаль два полушария и опускает взгляд:

— Что ты делаешь?

— Ничего, — прекращаю пытку и руки на хрен убираю. — А почему ты согласилась провести со мной выходные? Почему «со мной» как будто понял!

Пожимает плечами, хмыкает:

— Потому что… Глупая! — хохочет. — Глупая! Глупая я!

И искренняя!

— Я так не считаю…

— Ух ты!

Ну вот опять! Да… Пейзажи тут, конечно, как говорит мой братец:

«Просто зашибись, ребята!».

— Нравится?

— Очень. Очень-очень! Просто «вау»!

Она суетливо бегает взглядом по речной глади, туда-сюда кивает головой, рассматривает и сразу обживается в пространстве.

— Женя, плавать хоть умеешь? — подмигиваю.

— Конечно, — бурчит и мило возмущается. — Умею. Даже на спине.

Одной проблемой меньше!

— А ты?

— Жень, смеешься? — прищуриваюсь и искривляю рот. — Отец учил нас с Лехой именно в этом сверхскоростном болоте.

Ну, как учил? Мы не подпускали его к себе ни на шаг, мать сильно злилась и, уткнув руки в бедра, верещала, чтобы он к нам не подходил:

«Максим, не смей! Назад! Назад!».

А батя раздирался между нами и пытался хоть бы одного своими громадными ручищами поймать. Но мы с братцем стойкие орешки, смывались от родителей подальше, там друг друга страховали, поддерживали, плескались, иногда притапливали — чего скрывать, а в какое-то из жарких лет мы, наконец-то, вместе с отцом смогли реку поперек преодолеть. Тут главное, так же, как и с высотой, вниз, в бездну, не смотреть.

«У него есть отклонения в психике? — Он прекрасный парень! — Не сомневаюсь! Фобии, заскоки? — Сережа, он твой сын! — Не в этом дело, Катя! Его нужно показать специалистам, если у него такие же проблемы, как и у меня. — Мне очень жаль, что тогда на крыше так получилось… — Мы не говорим об этом! Вообще! Ты забыла? — Извини меня!».

— Это что такое? — рычу. — Что за черт?

Я наблюдаю чрезвычайно воодушевляющую меня на гомерический смех картину. Женька, слишком высоко задрав голову, с уже известным мне высоким пучком, с надутыми щеками и крайне сосредоточенным видом, с безумно бегающими глазами, преодолевает речную гладь. Что-что? Не пойму… Она по дну, что ли, ходит? Что за припадочные движения руками? А где ноги? Твою мать!

— По-собачьи? Женя!

Похоже, ловит дно кормой. Нащупав песчаную отмель, становится, затем невысоко подпрыгивает, поправляет под водой соскакивающий верх ненужной плавательной тряпки, ярко улыбается и кивает:

— Видел?

Что сказать? Правду, вымысел, может действием бедняжечке помочь?

— Ты умеешь плавать? — рассекая плотность воды, подхожу к ней.

— Да, — по-моему, возмущается. — А что не так?

— Покажи, — перекрещиваю руки на груди и расставляю ноги на возможную подводную ширину. — Давай, при мне. Хочу на это посмотреть!

Она пытается улечься на воду, но зад уходит вниз, а руками она бесполезно, как будто тонет, бьет. Женька ходит под водой, но… Стопудово не плывет!

— Спасибо за зрелищный вид и тонкий юмор. Давай на спине, — командую.

— Отвернись, пожалуйста.

— То есть режим «на спине» у тебя включается после того, как…

— Мне нужно расслабиться, я раскинусь на воде, приму позу «морская звезда» и…

Охренеть!

— Где учат такому стилю, если это не секрет, конечно?

Она прекращает барахтанье, опять становится на твердь земную и медленно придвигается ко мне.

— В ванной, — не глядя, шепчет.

— Ты не умеешь, да?

— Умею.

— Жень, ты ходишь ногами. А если на глубину, — беру ее за руку и тяну за собой — упирается и, как на песчаных лыжах, скользит по дну.

— Нет, Сергей, нет!

Приседаю, подхватываю под коленями и выдирающуюся горячую кубинку несу от берега подальше. Оглядывается — ждет спасения!

— Не бойся, я тебя спасу.

— Я не боюсь, просто там остались наши вещи.

— Никто их не украдет, здесь никого нет. Итак, — отпускаю руки и спокойно жду.

Но… Как и следовало ожидать, совсем не долго! В течение пяти секунд чикуита, как топор без топорища, уверенно идет на дно. Кубинка однозначно тонет! Замечательно!

— Ты не умеешь плавать, Женя. Но, — опять фиксирую ее на плаву, — ты, действительно, можешь на спине полежать. Давай, я подстрахую.

Она выдирается и пытается носками дно достать. Нет! Ни хренульки не выходит! Я повыше ростом и стою, но она… Ха-ха!

— Сережа, Сережа, пожалуйста, — раздувает щеки, шумно выдыхает, бьет руками, только брызги распускает.

— Тшш, — подставляю руки ей под спину, — ложись, ничего не бойся и полностью расслабься. Жень, обещаю, я удержу.

Девчонка мостится на моих «палетах», а я кривлюсь, рассматривая дергающуюся грудь с игриво вздернутыми сосками в маленьких треугольниках купальника.

— Можно это снять? — указываю взглядом.

— Нет! — визжит.

— А если уплывет?

— Не смей, — руками ерзает и борется с завязками. — Не надо. Пожалуйста…

— Как скажешь!

По-моему, Женя, наконец-то расслабляется и макает кончик своей диковинной прически в воду, как конский помазок.

— Ну, что скажешь? — склоняюсь над блаженствующей девчонкой.

— Спасибо, — говорит с прикрытыми глазами. — Очень хорошо.

Одной рукой чикуита подгоняет к нам волну, а второй цепляется за бычью шею «Серого».

— Ты меня простила, Женя? — стараясь особо не рассматривать ее, шепчу.

— Простила? — открывает веки и слегка краснеет. — Сережа, я не пойму…

— За то, — прокашливаюсь и чуть громче повторяю, — ну… За то, что было… За мой напор… Я не хотел, Жень…

— Не хотел?

«Я тебе совсем не нравлюсь! — Пошла не хер, Катя! Все! Добилась, к чему стремилась! Получила пятисекундный кайф! Теперь выметайся отсюда! Мне пора на службу! — Сергей Смирнов — пожарный воин! Смешно сказать… — Катя Фильченко — городская блядь! — Сережа, прости меня! Прости-прости… Давай попробуем сначала! — Сначала? — Ты и я! — Вон порог и дверь! Тебе уже пора!».

— Нет-нет, блядь. Сука! Не знаю, как получилось. Твою мать! Блядь! Ой, прости-прости, — знаю ведь, что ей не нравится, но каждый раз, как школьник, за ненормат в ее присутствии дебильно извиняюсь. — Я хотел, хотел… Хотел тебя! Только тебя. Не в этом дело…

Я, пиздец как, и сейчас хочу тебя!

— А ты когда родилась?

Лежа на боку, рассматриваю не спящую, повернутую ко мне лицом, чикуиту.

— Сегодня, — шепчет. — Уже полночь, Сережа. Значит, мне тридцать лет.

— А поконкретнее? — двигаясь бочком, подкладываюсь к Жене ближе.

— Я точно время должна назвать, что ли?

— Можно без секунд, конечно. Приблизительно хотя бы.

— В девять пятнадцать утра.

Не сомневался, что ей такие мельчайшие подробности известны. У Женьки профессиональная память и внимание к деталям, странно, что мать упорно не желает этого признавать.

— Значит, еще девять часов тебе по-прежнему двадцать девять. Час «Х» ведь не настал, не стоит торопить события.