Умный взгляд!
Мать чувствует соперницу! Теперь все ясно! Такая же целеустремленная, немного дерзкая, но не всегда, однако… Женька все же — мягкая, душевная, не пробивная, думаю, что…
— Сергей?
— А? — отмираю.
— Проходи, пожалуйста.
Я захожу внутрь, следом за Евгенией и вертящимся на ее руках мальчишкой.
— Ба! — чика тихо произносит.
— Женечка, я здесь.
Девчонка мнется в коридоре и, по-моему, не знает, что ей делать дальше, то ли бросить на пол Свята и выпроводить взашей меня, то ли…
— Куда поставить сумки? — подсказываю.
— Сюда, пожалуйста, — шепчет мне на ухо.
— Женя!
Похоже, кубинский план-побег дал предполагаемый мной фальстарт! Бабуля, как для инвалида, чересчур резва!
— Добрый вечер, — подруливает шустро на кресле-коляске и рассматривает внучку с маленьким ребенком на руках. — А Вы, позвольте спросить, кто? Как Вас зовут, молодой человек? — переводит на меня глаза.
Опускаю сумки на пол и протягиваю ей руку:
— Сергей Смирнов.
Бабуля, в отличии от Жени, не из пугливых, она жмет мою ладонь и громко представляется:
— А я Томочка!
Хорошие дела! Заигрывает «юная красотка»?
— А по отчеству? — улыбаюсь.
— Для Вас Тамара, Тома, Томочка. Без отчеств, юноша! Я еще дерзка и молода!
Она мне уже нравится! Непроизвольно стягиваю обувь и, не глядя на Женьку — там, к гадалке не ходи, стопудово — уничтожающий взгляд, протягиваю руки к Святу.
— А это Святослав!
Направляю пацана к старушке. Она, конечно, щерится и протягивает к нежному детскому личику скрюченные пальцы:
— Привет, ребенок! А ты кто такой? Ваш…
— Мой сын, — быстро отвечаю и тут же затыкаюсь — иду грозной неподкупной кубинской «Розе Люксембург» наперехват.
— Ты…
— Тшш, — прикладываю палец к своим губам. — Долго объяснять и потом, это ведь старое поколение — не поймут формат свободных отношений. Не выставляй меня в дурном свете…
Это ведь еще успеется и так…
— Вы курите, Сережа? — Тома шепчет мне на ухо, сидя рядом со мной на кухне, укачивая Свята.
— Увы, Тамара. Есть такая пагубная привычка, но…
— Угостите меня сигареткой? Пожалуйста, а? А то, — переводит взгляд на Женьку, затем обратно на меня, — эта слишком правильная девчонка… Поймите, Сергей, я очень хочу покурить, но внучка категорически против. Совсем меня черствая душа не понимает. Я еле выторговала себе кофе, и то — микроскопическую чашку, — прижимает два пальца, показывая объем вынужденной кофейной тары, — как для ребенка. Вот, как для этого мальца! Она такая вредная и неподдающаяся, совсем не идет на компромиссы и не входит в мое старческое положение… Ух!
Ну, это я уже прекрасно понял!
— Не смей, Сергей! — с нами разговаривает Женин…зад?
— Да я ничего вообще не делал!
— Ба! — поворачивается к нам лицом и сверкает красивыми глазами. — У тебя холестерин, атеросклероз, гипертония, диабет… Я…
— Томочка, — поднимаю руки ладонями вперед, — у вас без вариантов, а я, пожалуй, с завтрашнего дня тоже брошу. Жень…
— Сергей, я думаю, тебе уже пора.
— А ты где живешь? — оглядываюсь по сторонам.
— Ох-хо-хо, Сереженька! Абсолютно в другом районе, отсюда полчаса только до пересадочного пункта… — бабуля, по всей видимости, «играет за мою любимую команду».
Тут только… Троекратное «Ура, ура, ура»!
— Ба!
Господи! Это же пыточная камера испанской инквизиции. Чика без меня устроит этой милой женщине ту самую «охоту на ведьм» и разожжет тут жертвенный пожар.
— Я подвезу, Женя, — прикрываю глаза — не могу встречаться с ней взглядом, зарежет без ножа и спалит без огня, — не волнуйтесь, Томочка! Доставим с сыном в лучшем виде. Да, Свят?
Молчит и кушает свою ладошку.
— Его нужно покормить, — Женька рассматривает мальчишку.
Я стопорюсь на одно мгновение… Грудью? Стряхиваю морок. Сука! У меня приход! Еще раз стряхиваю…
— Я бы посмотрел…
Тамара поворачивается ко мне с явным недоумением на лице:
— Молодой человек?
— Свят на искусственном питании. Мать бросила нас. Я ей не подошел, — на последней фразе смотрю на Женькину реакцию — да, там откровенный ураган. — Изменял ей, Тома! Представляете?
— Бывает, молодой человек. А как Вы с Женей познакомились?
— Мы с ней коллеги. Одним делом занимаемся. Ее научный руководитель — моя родная мать. Женя приехала к нам в гости, на консультацию к ней, а там, в тот жуткий день, был я с ребенком — от меня только-только ушла его мать. Приехал жаловаться в родительскую обитель…
— Сергей, довольно!
Как скажешь, детка! А то я что-то слишком разошелся!
— Вы ведь шутите, Сережа?
— Шучу, — улыбаюсь и тут же куксюсь, — но и правду тоже иногда говорю!
Женька закатывает глаза и берет на руки Свята:
— Идем перекусим, а то с таким отцом ты по миру пойдешь…
Ты пошутила, чика? Есть! Есть! Есть у нее чувство юмора! Скрытое, слишком потайное, я бы сказал, недоношенное, с не полным сроком, просто очень недоразвитое.
Значит, Женька, берегись… На полную катушку разовьем!
Глава 8
Три дня… Три ночи… Это в сумме даст мне…?
Адские трое суток… Сколько-сколько?
Уже семьдесят два часа…
Семь тысяч триста двадцать минут… Двести пятьдесят девять тысяч двести секунд. Ну надо же, какая точность! Башка совсем не отдыхает и выдает за психоэмоциональным рядом галлюцинаторный ряд.
Просто не могу заснуть и сосредоточиться. Я дергаюсь, как наэлектризованный до долбаных аксонов, эпилептик. Разве все этим должно было закончиться? Вот так? А, а, а? Мне тридцать один год, а я, блядь, постарел за эти три сучьи дня словно вековое рабство на цепи у жестокого хозяина мантулил. Мне надо уехать отсюда… Тут совсем не уживаюсь, абсолютно не моя страна! Все эти задуренные на пуританстве люди, их моральные заскоки и совестливые закидоны — мы с ними ритмом сердца, пульсом, разгоном крови, размахом легких, энцефалограммой, в конце концов, не совпадаем! А на язык, традиции плевать… Как-нибудь на месте приспособлюсь! Больше не могу!
Три чертовых дня, как у меня забрали Свята…
«Евгения, добрый день!».
Стою под дверью в мамин кабинет и абсолютно не стесняюсь слушать. Упираюсь двумя руками в полотно и круговыми движениями еложу левой половиной лица по светлому деревянному корпусу.
«У Вас все хорошо? Как Ваши дела?».
Жаль, что я ответов из телефонной трубки не услышу. Очень жаль! Прям до самых кишок! Хотелось бы узнать, какая муха девку укусила. Твою мать! Было же все хорошо… Даже очень…
Три жарких летних месяца… Да! Июнь, июль, немного августа… Я с ней играл в семью! Леха прав, я потасканный паршивый, с побитой молью шкурой, заяц, но и она, черт бы ее побрал, не шустренькая ящерица… Она ядовитый варан, гремучая змея, комодский дракон, динозавр, юрская зараза! И тоже стерва хороша:
«Святик, Святик, Святик! Смотри, Сережа, как он ножками стучит, криволапенький, как колесо, а складочки, все симметричные — это очень хорошо… — Хорошо? — Значит, нет вывихов, нет патологий, нормально развивается ребенок, готов к шажочкам — скоро-скоро будет бегать малышок. Это же как рентген, только наяву — доктор же все объяснял. Ты прослушал? Но „колесики“ — это приговор. Господи, это будет так смешно, Свят — кавалерист, сошедший с лошади! — Он, мужик, Женя! Нам стройные копыта ни к чему».
А свой упругий зад мы накачаем «простыми поршневыми движениями»!
Ножки, ручки, глазки, смех, чавканье, плевки… Игрушки, соски, подгузники и молочко… Наши вылазки в парк, на набережную, на гребаную природу! Да все я вижу, блядь! Его топот до сих пор стоит в моих ушах, а этот детский лепет — «мя», «бя», «ду», «же», и… «Па-ма»! М-м-м! Не могу! Сейчас взорвусь и вырву из материнских рук эту сверхнавороченную телефонную трубку. Что она там мямлит, как вроде хватку растеряла, теперь что ей не так?
«Я напоминаю, что Ваши статьи приняты, прошли процедуры рецензирования, там хороший показатель — восемь из десяти… Это замечательно! Женя, я Вас очень плохо слышу… Алло, алло! У Вас все хорошо, Вы не заболели?».
