— Там ничего хорошего, сладкая. Человек по досадной неосторожности погиб. Упал с крыши, не удержался, был слегка нетрезв. Вот такой закономерный, но неутешительный, финал.
— Мне очень жаль. Это был твой знакомый? Мужчина или женщина?
— Мужчина.
— Давно? Сережа, ну-ну, — пытается поймать мое лицо в свои ладони, — разговор ведь лечит, а я умею слушать!
— Прости меня. Ты ведь собиралась в душ?
— Успеется, а ты не переводи тему. Давай побудем рядом — ты же этого хотел, — она обхватывает мою шею и притягивает лицо для поцелуя. — Такие красные глаза — таблетку дать?
— Мне такое не помогает. Это, видимо, что-то с совестью, Лиз. Ее белой шайбой не заткнуть.
— Иди ко мне…
Я подсаживаюсь, располагаюсь рядом, слегка подталкиваю ее в бочок и глазами моргаю:
— Простила, детка?
— Нет пока. Ты сильно накосячил! У меня теперь там, — укладывает руку сверху на одеяло и прижимает к распахнутым ногам, — все болит. Обезумел, да?
— От страсти, сладенькая. Ты завела.
Всей массой упираюсь в хрупкое и очень острое женское плечо:
— Веснушки! Веснушки! Рыженькая, словно золотая! — трогаю указательным пальцем крупные горошины на ее ключицах и груди. — Ты такая солнечная, Лиза. Красивая! Уже не сердишься? Скажи, что все забыла и простила. Пожалуйста, это важно. Лиз?
Она по-детски, очень широко, отрицательно крутит головой:
— Пока нет. Ты переводишь тему, sweetie! Виляешь и не смотришь в глаза. И потом, — она опускает взгляд, — мне не нравится, когда ты закрываешь мне рот — пусть и в порыве страсти, я ведь не безмолвная девица, которой нечего сказать. Сережа, это унизительно, словно я раздражаю своего партнера. Если что-то не заходит в такт, лучше просто обсудить и найти удобное и выигрышное для обоих положение. Разве я не права?
Странно! Не сильно ведь прихватил — что ее так взбесило?
— Как твоя учеба? — все-таки настаиваю на своем и пытаюсь с неприятной и ужасом накатанной дорожки в сторону уйти. — Все успеваешь?
— Мы ведь хотели о другом поговорить, — прищуривается и осторожно намекает, — о том, что ты пережил. Я думала, что мы договорились…
Увы, детка! Я не готов. Стыжусь того, что было? Или это очередная фобия? У меня их две пока в наличии — в основном анамнезе «Сережи-СМС»… Охуительная высота и охренительная глубина! Кто-то скажет, что это одно и то же — позвольте, я вот не соглашусь! Для меня это слишком разные понятия! Но! Ни то, ни другое я контролировать не могу, поэтому от бесконтрольного использования психически страдаю — глохну на крутом подъеме, немею на стремительном погружении, а так вообще неплохо живу. Просто дикий ужас никак не могу перебороть. Обитаю вот на пятнадцатом этаже и еще ни разу не был на своем балконе. Курю на кухне или в студии, но к окну упорно не подхожу. Перевоспитываюсь — пока, правда, не очень выходит, но я упорный, мы еще посмотрим кто кого!
— Как учеба, Элизабет? Есть проблемы?
— Да нормально все. Господи, что там нового! Лекции, практические и лабораторные занятия, прыщавые сокурсники, дряхлые преподаватели и никому ненужные предметы. Курс-то выпускной! Все! Наконец-то самостоятельное плавание и без долбаной страховки!
Колоссальное рвение у будущего преподавателя истории, а главное, какая уверенная солидарность с высшим педагогическим составом.
— Например? — настойчиво перевожу нашу болтовню в другую сторону. — Что из ненужного ты могла бы хоть сейчас припомнить?
— Сережа, — морщит лобик и сдвигает к носу брови, — не сползай с темы основного разговора.
— Сладенькая, так голова болит, — скольжу телом вниз и плавненько укладываюсь на свою подушку. — Поспим, а?
Она тянется через меня за телефоном, при этом розовыми сосками касается моего носа и на короткий миг так и замирает. Ну… Меня долго упрашивать не надо — прихватываю зубами и сильно зажимаю! Лиза дергается, как пойманная мушка в паутине, и пронзительно визжит:
— Да что ж ты вытворяешь! Ай-ай-ай-ай!
— Спать давай! Спать давай! А то, — шлепаю по мягкому месту, — принудительно уколыбелю.
Действует же! Она застывает на одно мгновение, а потом запускает тонкие кисти в мои волосы, фиксирует их с двух сторон и тянет врозь — по-моему, я на хрен облысею:
— Ты гад, гад же! Ненасытный! Жадный! Страстный! Но ты такой хороший, Сережка!
— Да, — плотоядно ухмыляюсь, — и к тому же классный! А еще, дай-ка подумать, как мог забыть — любовник превосходный! И…
— Очень скромный! — касается моей маленькой сережки. — Тебе идет!
— А чего стесняться, Лиззи? За комплимент отдельное спасибо. А против правды…
Как известно, не попрешь! Вот я и старался, лез из шкуры, весь тот период изматывающего следствия, как безумный, брыкался, по-ослиному упирался и настойчиво доказывал, доказывал, доказывал… Хотел оправдаться только перед одним достойным человеком! Только перед ним! Только перед своим отцом…
Она красивая девчонка! По крайней мере, очень необычная! Рыженькая, бледнокожая, с веснушками и синими-синими глазами. Сказочная внешность! Сопит красавица и осторожно гладит мою грудь. Бедная малышка ничего обо мне хорошего так и не узнает…
С Лизой, Элизабет, Лиззи, я познакомился в нашем местном аэропорту, после посадки на родную землю. Я спокойно ожидал багаж, а она топталась рядом — высматривала аж целых три поросячьих рюкзачка. Жевала жвачку, пузыри выдувала, немного пританцовывала и даже что-то напевала не в мотив:
«Любишь музыку, детка? — Немного, а Вы? — Просто обожаю! Как тебя зовут? — Елизавета, Лиза! — Элизабет! Ты с царственной особой не в кентах? — Нет-нет, что Вы! Мы вообще не родственники! А Ваше имя? — Сергей!».
Все просто! Так и завязались наши отношения. И вот три месяца мы с ней перекантовываемся на два гостеприимных дома — то у меня, то у нее. Лиза… Что в ней такого? А главное, что она нашла во мне? Элизабет младше меня на десять лет — моя мать, если откровенно, от такого дискретного разброса была немного в шоке, хотя лично я не вижу в этой разнице абсолютно никаких проблем. Девчонка учится, по-моему, неплохо, в педагогическом институте — история, политология и основы права. Достойная профессия, а она, безусловно, прекрасный человек!
Нет, не могу уснуть! Хоть баранов начинай считать! Своей возней сладко спящую овечку раздражаю, значит надо подниматься и не будить ее. Крадусь, как вор — оглядываюсь и глубоко надолго задерживаю дыхание. Пойду, пожалуй, в студию, там заодно и покурю. Отталкиваюсь плечами от коридорных стен, а указательными пальцами разглаживаю линии панелей, со стоном широко зеваю и очередную ересь бормочу. Скучно здесь, в этом ужасном городе, мерзостно, тоскливо, гадко — еще пару недель и я окончательно взорвусь. Вот опять сны про то, что было, подкатили. Что еще? Призраки начнут преследовать? Мертвые из могил вставать? Застываю во взбалмошном сознании, забываюсь и тут же ощутимо прикладываюсь мизинцем о ножку шкафа:
«Сука! Твою мать!»
— как преследуемый сворой зверь оборачиваюсь и кручусь вокруг себя. Прищуриваюсь — нет, движения не наблюдаю. Женская врагиня дремлет, а в вверенном мне квадрате — гробовая тишина…
«Как это произошло? — Он вылез на карниз, хотел сфотографироваться, потом потерял равновесие и стал наклоняться назад. Я попытался… — Где Вы стояли? — Рядом! — Вы толкнули его? — Я не толкал, наоборот, я схватил его за руку. Кать, пожалуйста, подтверди. Ты же все видела! — Вы можете это подтвердить? — Катя, я тебя прошу! — Сейчас Вы оказываете давление на свидетеля. — Какого свидетеля? Это долбаный несчастный случай. Он меня сюда позвал… — Зачем? — Я не знаю, правда-правда, хотя… — Вы ведь сказали, что прибыли по приглашению погибшего. По поводу, просто так… — Это была игра на слабо! — Что-что? — Мы поспорили…».
— Сережа, Сергей…
Кто-то, как котенка, дергает меня за шкирку, а я лениво открываю один глаз. Картина маслом — полуголая Елизавета, обернутая в махровое полотенце с какой-то теплой хренью на голове. Душ пошел девчонке на большую пользу — она такая влажная, призывная, желанная, что просто край. Определенно я торчу!
