— Чистая? Девственная? Ты издеваешься, Сереж?
— Нет, детка, говорю, как вижу, как оно есть. Зачем тебе такой ушлепок, как я? Ты ведь толком меня не знаешь. Все, что случилось, для тебя, малыш — только во благо и несомненно ценный опыт. Поэтому я и говорю тебе «прощай».
— Одна ошибка, моя глупая, несознательная, импульсивная ошибка — я признаю ее, целиком и полностью, прошу об адском одолжении, а ты — уже с другой. Сережа, это ведь очень подло! Ты не любил меня? — шепчет в стену и всем лицом ко мне не обращается. — Не любил? Не любил? Не нравилась? А зачем тогда спал со мной? Зачем ты воспитывал меня? Учил уму-разуму, а? Ты издевался, что ли? Нашел типа дурочку и самоутверждался за ее счет? Мой легкий мозг, на два размера меньше общепризнанного, твой безоговорочный авторитет и офигительная харизма и вот ты крутишь меня на своем…
— Пока. И, — грожу ей пальцем, как сосунку-младенцу, — не унижайся, детка, и не злись — тебе не идет. Выше нос и покрути головкой — в клубе много твоих сверстников, почище, чем этот урод, — указываю на себя большими пальцами. — Пока, Лиза, пока!
Любовный и горячечный лейкопластырь надо безжалостно срывать — вот я докторское предписание и выполняю! Вылетаю из коридора и замираю на полпути к импровизированному амфитеатру. Ребята машут мне руками и свистят — я в ответ легко киваю и по-дебильному улыбочку растягиваю. Элизабет своим неожиданным появлением сбила мне весь игровой настрой.
— Братва, уже три ночи. Поздно! Я домой, наверное, поеду, — склоняюсь над музыкантами, хлопаю их по плечам, затем вальяжно стягиваю со стола свои сигареты, а в задний карман плотно укомплектовываю мобильный телефон.
— Серж! Серж! А десерт? — в один голос задают вопрос.
— За мой счет! Ни в чем себе не отказывайте! Добро? — скидываю ленточки купюр на стол и подмигиваю Снежке. — Проследишь, чтобы тут все было хорошо.
— Ты куда? — она встает и обнимает меня за щеки. — Я думала, что ты останешься и выпьешь с нами за успех.
— Я не пью, Снежанка. Ты же знаешь! Не надо, не соблазняй меня.
— Когда мы в следующий раз увидимся? — растирает большими пальцами мои заросшие скулы и заглядывает в глаза. — Сережа…
— Нет-нет. Не надо! Господи! Что вы все летите, как глупенькие бабочки на пламя? Снежан…
— Ты такой…
— Хороший? — приподнимаю один уголок губ и прищуриваю противоположный глаз. — Классный? Клевый? А еще какой?
— Зачем ты так?
— А я надежный? Снежана, я стабильный? Верный? Или только, — ухмыляюсь, — заводной? Душа компании? Превосходный, вечно пьяный от свободы, «Серж»?
— Что с тобой?
А я откуда знаю? Накатило что-то, хрен теперь поймешь!
— Мне пора домой. Там, — сглатываю и опускаю голову, пытаюсь выкрутиться из ее захвата, — меня ребенок ждет. И посторонняя женщина…
— У тебя есть ребенок?
Он не мой! Не мой!
— Долго рассказывать. Но, — возвращаюсь к ней глазами, — есть мальчишка, Свят, Святослав, семь месяцев. Он, знаешь…
— Ты женат? Кто та женщина, которая у тебя сейчас?
— Это важно? Для тебя? — неприкрыто изумляюсь. — Я думал, что другая баба абсолютно не помеха. Снежка, ты ведь не домашняя, ты другая…
— Ты издеваешься? — резко убирает руки и слегка отталкивает. — Конечно важно! Я ведь думала, что ты холост.
— Успокойся-успокойся, я не женат.
— Тогда иди домой, Серж. Ты не в форме — разбитый, покалеченный и злой. Что сегодня с тобой?
— Тебе показалось — со мной все как обычно. Просто, видимо, возраст и волнение. Вот я и подсдал немного — запал уже не тот.
— Заканчивай врать и вали отсюда, ради Бога.
Вот так! Я медленно выползаю из ночного клуба и растерянно рассматриваю майскую ночь. Город спит, что ли? Странно! На моей тридцатилетней памяти такое сонное состояние здесь как будто бы впервые. Хлопаю по рукам — прощаюсь с узколобыми вышибалами, сигаретами каждую держиморду снабжаю — угощаю за полученный приличный гонорар, затем меланхолично оглядываюсь на полутемные окна музыкального заведения и дряхло шаркаю к своей машине:
«Сережа, только не быстро? — Как скажешь, Женя! Я просто замечтался. Страшно? — Скорость на дороге не люблю».
Она ведьма, что ли? Весь грандиозный вечер вспоминаю наш странный разговор. Кубиночка околдовала, адский приворот подогнала, обет безбрачия и асексуального существования наложила шаманка Острова Свободы? Принцесса-вуду, твою мать! Вытаскиваю телефон — нет абсолютно никаких уведомлений, стерильная чистота в сообщениях и, что очень странно, ни одного пропущенного звонка. Дикое безмолвие жутко напрягает, если честно. Я оставил пацаненка с, по сути, неизвестной странной девкой, а ведь отец меня предупреждал о мимолетных несанкционированных действиях. Выплевываю сигарету, набираю крейсерскую скорость и шустро заскакиваю в салон автомобиля. Твою мать! Твою мать! А что если? Да нет, Серж, фигня. Ты чего? Она вполне себе нормальная девчонка. Мать ей вроде доверяет, хоть и жестко пилит без наркоза, но… То за дело! Не хрен пакостить там, где ты живешь! Господи! Сам себе как долбаную молитву повторяю — только мимо, мимо, мимо… Абсолютно все!
На первой космической врываюсь на парковку своего дома, запутываюсь в собственном ремне безопасности, а вывалившись наконец-то из салона, практически на четвереньках подползаю к лифту.
Дзынь! Первый и Второй! Ты чего, Серега? Отдышись и не обостряй! Третий! Так за Свята беспокоишься или член в штанах играет? Седьмой! А вдруг они в больнице из-за какой-нибудь, как она там сказала — помидорной бурды? Десятый! Как-то слишком долго этот лифт ползет. Три слона на черепахе, что ли, тянут? Тринадцатый — «счастливое» число! На корточках сижу в углу кабины, бьюсь затылком о картонные стены и рассматриваю узорчатый абстрактный пол — что дальше-то, как долго все это будет продолжаться, что с мальчишкой будет, когда он подрастет?
Пятнадцатый! Руками помогаю створкам лифта и пробкой из бутылки с забродившей хренью вываливаюсь в холл родного этажа. Кручусь волчком на пятачке — позиционируюсь и настраиваюсь на свою квартиру, как вдруг слышу медленный с нескрываемой усмешкой очень тихий голос:
— Доброй ночи, Сергей! У Вас все хорошо? — сосед спокойно произносит.
— Да-да, — ухмыляюсь, останавливая бешеное вращение. — Слегка опешил от признания своего таланта.
— Признания?
— Да так, откровенная ничего не стоящая ерунда. Не обращайте на меня внимания. Бывает! Иногда находит, но, — поднимаю указательный палец вверх, а затем в лицо мужчине устремляю, — прошу заметить, я не буйный. Побузотерить, публику позлить, поэпатировать… И типа все!
— Как скажете! — в сдающемся жесте поднимает руки.
— Да. Точно! — посмеиваясь и пританцовывая, подхожу к своей квартире.
Неторопливо прокручиваю ключ в лихом замке, распахиваю дверь в темное неизвестное помещение и, оглядываясь в последний раз назад, шепчу соседу:
— Спокойной ночи, полуночник.
— Ага-ага, уж кто бы говорил, — слышится в ответ. — Чумовой сосед! Иди спать, проходимец!
В квартире очень тихо, не слишком темно, но однозначно загадочно и все равно уютно. Вкусный молочный запах и приглушенный свет в зале — там сейчас импровизированная опочивальня Свята, а был когда-то дискотечный стробоскопический танцпол. Посапывая шумно носом, с улыбкой на губах снимаю обувь, стараясь не звенеть ключами и другой пространной ерундой, извлекаю на свет Божий содержимое своих карманов, скидываю пиджак и на носочках в комнату прохожу…
Это еще что такое? Эка невидаль! Итить…
Свят, раскинувшись, как на кресте, спокойно дрыхнет в своей кроватке, подсвеченной детским звездным ночником, а Женя, сидя на коленях перед слишком низким журнальным столиком, вытянув руки перед собой, щекой уткнувшись в записи с научными иероглифами, видит, похоже, эротико-порнографический сон. Смешно! Склоняюсь над ребенком — сопит и пузыри изо рта выпускает. Чистый, свежий и накормленный, в голубом костюмчике — храпит и ни о чем не подозревает маленький жених.
