Нежный Рейф заставляет мое сердце таять. Но грязный Рейф, нашептывающий свои фантазии о том, как он меня растлевает, в то время как на самом деле меня растлевает, — это совсем другой уровень страсти. Я смотрю на него, как завороженная, восхищаясь контролируемой выпуклостью его дельт, когда он напрягается и входит в меня.

Потому что Рейф шептал мне о своих планах трахнуть меня, как он выражается, миллион раз. И я должна признать, что мне становится жарко, когда он говорит такие вещи. Страшно и горячо одновременно. Мой мысленный взор с радостью следует за порочными мирами, которые он мне показывает.

Но теперь я на собственном опыте испытываю, каково это — быть насаженной на него, чувствовать всю силу этого натиска его тела на мое, и это превращает мои фантазии в нечто заоблачное. Рейф наклоняет меня над раковиной моих родителей и толкает этого монстра внутрь меня сзади и заставляет принимать его снова, и снова, и снова — это непостижимо.

Порочная алхимия его слов и его медленные, чувственные толчки заставляют меня сказать то, о чем я и помыслить не могла до этой миллисекунды.

— Трахни меня жестко, прямо сейчас.

Он останавливается. Я шокировала мужчину, которого невозможно было шокировать. Его лицо искажается от боли.

— Господи Иисусе, малыш. Ты сведешь меня с ума.

Я кладу обе руки ему на плечи.

— Я серьезно. Я хочу это почувствовать.

Он поворачивает голову, чтобы поцеловать меня в бицепс.

— У нас еще много времени для этого. Я сделаю тебе больно, а этого я не потерплю. Сегодня вечером я постараюсь быть нежным.

— Я знаю, что постараешься. И знаю, что тебе будет больно. Но я просто хочу, чтобы ты действительно показал мне. — я кокетливо улыбаюсь, надеясь, что он не сможет мне отказать. — Я хочу в полной мере ощутить Рейфа Чарльтона.

По выражению его лица можно было подумать, что он корчится от боли.

— Я не могу поверить, что смогу отпустить себя. Не с тобой. Пока нет.

Я прикусываю нижнюю губу и подаюсь вперед. Он стонет.

— Покажи, как бы ты трахнул меня, если бы мы были в туалете у моих родителей.

— Сегодня ты останешься лежать на спине, милая. Я войду слишком глубоко, если буду сзади.

— Я знаю. Просто хочу, чтобы ты действительно сделал это. — теперь я умоляю. — Покажи мне, на что ты способен.

Хорошо. Возможно, эта последняя насмешка была слишком откровенной, потому что выражение лица мужчины сменилось с растерянного на фаталистическое. Он жестко вжался в меня.

— Боже, я знал, что моя маленькая девственница будет такой, когда я наполню ее своим членом. Я так и знал. Хочешь, чтобы я показал?

— Да, — выдыхаю я.

Он опускает голову, а мои руки скользят по его напряженным мышцам спины, и он срывается. Выскальзывает из меня и сильно толкается, и ощущение, когда он достигает дна во мне, такое, как должно быть, бывает при столкновении тектонических плит.

Насильственно.

Элементарно.

Идеально.

Мне больно, да, очень больно, когда он растягивает мою плоть. Он натирает ее. Но больше, чем боль, это лавина ощущений. Эмоциональное и физическое потрясение настолько велико, что дыхание практически покидает мое тело. Как будто оно не может вместить Рейфа так же хорошо, как воздух или что-то еще, что требуется нам для функционирования. Как будто мое тело питается только Рейфом.

Быть вместилищем этого необычайного выброса тестостерона — вот мое предназначение. За последние пару недель мы много раз боготворили тела друг друга, но слиться с ним вот так — совсем другой уровень. Это трансцендентно. Настолько интимно, что я даже представить себе не могу, что захочу сделать это с кем-то другим.

Я просто хочу, чтобы Рейф вжался в мое тело, как будто я единственная, кто ему подходит, кто может его принять. Хочу, чтобы он выбил из меня дух и показал мне, что все это время, когда я думала, что наполнена, я ошибалась.

Я была опустошена.

Его толчки ускоряются, его бедра стремительно двигаются навстречу мне, и я прижимаюсь к нему еще сильнее, не уверенная, что переживу это. А потом он начинает ругаться и издавать звуки, которые заставили бы покраснеть любую шлюху, прежде чем он вонзается раз, другой, и я чувствую, как мои внутренности наполняются горячим, влажным семенем.

Он наваливается на меня, его зубы скользят по коже моей шеи, его язык высовывается, чтобы слизнуть капельки пота, выступившие на моем теле, его руки просовываются под меня, чтобы он мог прижать меня к своей груди. Мои ноги обвиваются вокруг него, а сердце восхищается этим поступком, древнейшим поступком времен. Это самый эффективный способ, который я когда-либо видела, чтобы разгадать все, что скрывается за внешностью двух людей, и раскрыть то, что скрывается за ними.

ГЛАВА 35

РЕЙФ

— И вообще, почему у тебя так хорошо получается играть в ролевые игры? — спрашивает Белль. — Ты тайком ходил в театральную школу?

Мы с ней лежим в моей постели, наши конечности переплетены, а в трусиках у нее холодный гель в форме гигиенической прокладки. Я купил парочку на Amazon несколько дней назад, просто чтобы быть готовым к тому, что она впустит меня в свое тело. Я подозревал, что ей может понадобиться лед, чтобы уменьшить отек. И также дал ей пару таблеток Нурофена.

Я улыбаюсь ей, этой великолепной блондинке медового цвета, которая доверила мне свои самые уязвимые моменты и теперь идеально лежит в моих объятиях.

— Говорит женщина, которая одинаково убедительно играет и монахиню, и шлюху.

Ее губы кривятся в усмешке.

— Да, но мне не приходилось играть главную роль в сценах. Обычно я просто лежу и позволяю тебе опустошать меня, что не так уж и сложно.

— Не зна-а-аю, — тяну я. — Ты была чертовски сексуальна сегодня. — разум рисует мне образ Белль, настолько приятный, что я знаю, он надолго останется в моей коллекции «для дрочки». Белль, стоящую передо мной на коленях, отсасывающую у меня в одном колье и туфлях «Трахни меня». Я имею в виду, какой парень может это выдержать? И она была такой же опьяняющей, когда стояла обнаженной, отчаянно нуждаясь в прикосновении вибратора, и когда она позволила мне наклонить ее и потереться лицом о ее киску на глазах у всего гребаного клуба…

Иисус. У меня снова встает, и я не собираюсь заставлять ее что-либо с этим делать. Сегодня вечером она была чемпионкой, а теперь ей нужно отдохнуть. Я провожу пальцами по невероятно нежной, тонкой коже ее спины.

Мне в голову приходит одна мысль.

— Это похоже на тот разговор, который у нас был в душе после сцены со священником. Я говорил непристойности, пытался отговорить тебя от этого, но говорил правду. Ты хочешь быть моей шлюхой и моей Мадонной. Хочешь, чтобы я относился к тебе как к ним обеим. Мне кажется, это потому, что ты и та, и другая. Тебе так же комфортно в роли проститутки, как и в роли послушницы. Ты ощущаешь себя чертовски сильной в обеих ролях.

Она смотрит на меня так, словно для нее это тоже в новинку.

— Серьезно?

Я пожимаю плечами.

— Мне так кажется. Какая роль тебе понравилась больше?

Она прикусывает губу, размышляя.

— Мне понравились обе. Но ты прав, динамика в обоих сценариях была одинаковой. Я просто обожаю, когда ты мной командуешь и делаешь со мной, что хочешь.

Я открываю рот, чтобы ответить.

— В постели, я имею в виду, — поспешно добавляет она. — Только в постели.

Я улыбаюсь. Как будто я когда-нибудь осмелюсь указывать ей, что делать за пределами спальни. Она ясно дала понять, что этого никогда не произойдет.

— А тебе? — спрашивает она.

— Как ты и ты сказала. Всегда, когда я пытаюсь тебя развратить и брать любым доступным мне способом. Монахиня, шлюха, секретарша… все они мне нравятся.

— Секретарша? — задумчиво произносит она.

— Черт возьми, да.

— Я это представляю. Но ты не ответил на мой вопрос. Почему ты так хорош в ролевых играх? И как?

Я выдыхаю. Трудно разобраться в противоречии потребностей, которые движут моей любовью разыгрывать хорошие сцены с восторженными сообщниками.