— Дай угадаю. — поднимаю бровь. — Девственница-мученица?
Смущённый румянец заливает ее щеки и обнаженную шею.
Очаровательно.
Готов поспорить, этот малиновый оттенок проступает на ее теле, когда она кончает.
— К несчастью для нее, да. — она поспешно отпивает глоток вина.
— Трудный путь для подражания, — размышляю я. Иисус. Черт, как же приходилось страдать женщинам сотни лет назад! Хотя немало современных дам из моего окружения по-прежнему живут в тюрьме, созданной обществом, и совершенно, блядь, не осознают этого. Как и девушка передо мной, если мои инстинкты не подводят.
— Это всего лишь имя. И кажется, оно красивое.
На ее нижней губе капелька белого вина. Мне требуются все мои скромные запасы приличия, чтобы не протянуть руку и не стереть ее. Маленький розовый язычок высовывается, чтобы слизнуть капельку, и я внутренне стону.
Иисус Христос.
Поразмыслив, я отказываюсь от этого пари с самим собой.
Не может быть, чтобы Люк, или кем бы он ни был, не просунул свой член мимо этих губ. Никто не смог бы устоять перед этой розовой мягкостью вокруг своего члена.
— Очень красивое, Белина, — произношу я с холодностью, которой не чувствую. И она права. К черту бедную девушку, погибшую тысячелетие назад, сохраняя свою добродетель. Имя потрясающее.
И мне действительно нравится, как оно звучит на моем языке.
— Так, когда ты переехал, Рейф? — спрашивает она, приторно-вежливый тон, который, вероятно, Белль привыкла использовать на приемах, расходится с ее выражением лица, которое все еще выглядит смущенным.
Мне нравится, что я заставляю ее нервничать.
И еще больше нравится, мое имя звучащее из ее уст.
Даже если она делает на нем акцент, который наводит на мысль, что она издевается надо мной за то, что я делал то же самое с ее именем.
— Во время Пасхи. В то же время твои родители переехали обратно в это место. — я восхищенно оглядываюсь по сторонам. Они проделали здесь потрясающую работу. — Между нами говоря, думаю, мы здорово разозлили всех соседей своими ремонтами.
Эта фраза вызывает у неё искренний смешок, и это чертовски восхитительно.
— Надеюсь, ты готов пресмыкаться этим вечером, — говорит она. — Кажется, кто-то должен вернуть себе хорошие отношения с соседями. В противном случае МакПартлины могут натравить на тебя своих детей в качестве наказания.
Она наклоняется, шепча последнюю фразу, и интимность этого доставляет мне удовольствие.
— Понятия не имею, кто такие МакПартлины или их дети, — говорю ей. — Мне следует бояться?
Она улыбается мне. Ее глаза сияют от восторга того, какой заговор, по ее мнению, мы затеваем, хотя на самом деле я просто наблюдаю за этими розовыми «трахни-меня» губами.
— Допустим, есть причина, по которой мамочка не пригласила их сюда сегодня. Квартира больше не считается подходящим местом для их, кхм, игр после ремонта. Они наводят священный ужас. — она произносит последние слова одними губами, и я разрываюсь между тем, чтобы следить за ними и удивляться тому факту, что она все еще называет свою маму Мамочкой. Это служит неприятным напоминанием о том, насколько она молода.
— Господи, — говорю я. — Тогда, мне нужно заработать несколько очков брауни5.
— Точно. — в ее взгляде пляшут огоньки. — Ты хорошо устроился? Где жил раньше?
— У меня была квартира в Челси, но офисы находятся в Мейфэре, мне нравится жить немного севернее — я могу ходить на работу через парк. И да, я прекрасно устроился, спасибо.
Особенно теперь, когда я знаю, что ты проведешь здесь лето. Прямо подо мной, так сказать.
— Твоя квартира похожа на эту? — спрашивает она, и я вижу, что это невинно. В её выражении лица нет подвоха. К сожалению, она не пытается проникнуть в мою квартиру. Или в мои боксеры.
Я оглядываю помещение.
— Планировка похожа. Терраса у меня больше, просто потому, что это пентхаус. Но цветовая гамма немного темнее.
— Темнее, как в логове злодея?
Я притворно хмурюсь.
— Почти уверен, что краткое описание, которое я дал дизайнеру, было: мужественно, роскошно. Интимно. Можешь как-нибудь прийти и посмотреть, если так интересно.
Я легкомысленно бросаю приглашение, но она морщит лоб.
— О Боже, я не напрашивалась на приглашение. Извини.
— Я знаю. — легко пожимаю плечами и подношу стакан к губам. — Но дверь открыта в любое время, если тебе что-то нужно или ты просто хочешь попускать слюни на мои арт объекты. Именно для этого мы сегодня здесь, верно? Чтобы узнать несколько дружелюбных лиц, пока ты остаёшься здесь.
— Полагаю, что так. Но я бы не хотела навязываться.
— Ни в коем случае. — ты даже не представляешь, милая, как бы я хотел затащить тебя в свое логово.
Ее лицо светлеет.
— Расскажи мне о своем искусстве.
— Тебе нравится искусство?
— Я занимаюсь им.
— Правда? — моя бровь снова приподнимается. — В какой области?
— Ну… — она, похоже, готова отступить. — Я чувствую себя немного напыщенной, говоря, что занимаюсь искусством, ведь только начала. Получила работу у Либермана.
Я поджимаю губы, впечатленный.
— Хорошее место.
— Спасибо. Я совсем новичок, но это мечта, ставшая явью.
— Чем занимаешься у них?
— Младший специалист по продажам. Начала работать только в прошлом месяце — досрочно закончила магистратуру.
Либерман — одна из самых престижных галерей современного искусства в мире, с офисами в Лондоне и Нью-Йорке. Я купил у них пару произведений, но, похоже, мне следует чаще их посещать
— У тебя уже есть процент с продаж?
— Да. — она гордо кивает. Как очаровательно.
— Хм. Я покупаю большую часть своих картин в «Gagosian» или «White Cube» — говорю ей. — Но, может быть, мне стоит расширить кругозор. — мой дилер в «Gagosian» также является членом Алхимии, и скажем так, мы наслаждались обществом друг друга за стенами галереи.
— Заходи как-нибудь, — застенчиво говорит она. — Посмотреть наши варианты. Я была бы рада показать что да как.
И снова она говорит это без каких-либо намеков. Белль не выпрашивает процент и не флиртует со мной. Но мой глупый член не может не реагировать. Умные ублюдки отхватили редкий экземпляр. Я совершенно отчетливо представляю, как она идет по галерее в этом белом платье. Излучает элегантность. Какой ценностью будет для них эта женщина, особенно если разбирается в искусстве.
Задав несколько вопросов, понимаю, что она действительно знает свое дело. Эта девушка удивляет меня. Я бы принял ее за зануду-импрессионистку или поклонницу старой школы, но она действительно может отличить Твомбли от Гормли. Это напоминание самому себе, что не стоит быть таким высокомерным придурком. Не стоит недооценивать ее.
— В основном я все купил для декора, — говорю я. — Но у меня осталась пара свободных мест, где нужны особенные вещи. Может, ты сможешь зайти и взглянуть, как только переедешь. Дашь знать, что, по твоему мнению пойдет.
— С удовольствием, — радостно говорит она, и я улыбаюсь ей, крепче сжимая свой стакан.
Ты не можешь трахнуть милую маленькую дочь Лорен.
Ты не можешь трахнуть милую маленькую дочь Лорен.
Ты не можешь…
ГЛАВА 3
Белль
Папа со стуком опускает вилку, его лицо почти багровеет.
— В Гарри Поттере явно прослеживаются подтексты сатанизма. Меня не волнует, что Ватикан с годами смягчил свою позицию. Это очень опасное чтиво для умов маленьких, впечатлительных детей.
Вот что я хочу сказать по поводу этой конкретной вспышки:
Первое. Ты наверно имел ввиду «по моему мнению».
Второе. Ты, блядь, бредишь.
Третье. Заткнись на хрен и перестань так защищаться хоть раз. Весь мир — не гигантская ось зла, нанятая с целеустремленной миссией атаковать рушащиеся стены католической церкви.
Четвертое. На самом деле, Церковь сама себя довольно неплохо разрушает.