— Господи Иисусе, Белль, — говорит он. — Посмотри на себя. Я вижу всё, малышка, ты это знаешь? Вижу розовые, нетронутые соски, которые через минуту будут умолять о наших губах. Уверен, что смогу увидеть твою киску, если ты раздвинешь ножки немного шире, как хорошая девочка.

Парень снизу раздвигает мои ноги еще немного шире, и я слышу низкий, грубый звук в глубине его горла. Каллум снова смеется.

— Никто из нас не может поверить своим глазам, Белль. Посмотрите на это. Мы будет дразнить твою маленькую девственную киску так, что ты промокнешь насквозь через эти прозрачные трусики. Понимаешь?

Мое сердцебиение учащается от его слов. При мысли о том, что у меня раздвинуты ноги и мои самые интимные части выставлены на обозрение этим мужчинам. Что прямо сейчас на моем теле три мужских взгляда, и я в руках незнакомцев. Это так горячо. Боже, это возбуждает. Я уже реагирую. Уже чувствую, как становлюсь влажной, чувствую, как напрягаются мои соски. Я киваю, чтобы показать Каллуму, что его слова попали в цель.

— Я знаю, что тебе дали две пары нижнего белья, Белль. — его голос снова звучит у меня в ухе. — И вижу, что ты выбрала прозрачный. Знаешь, о чем мне это говорит?

Когда я качаю головой, его челюсть касается моей щеки.

— Это говорит мне, что ты готова. Чертовски отчаянно. Ты уже давно ждёшь, не так ли?

Я киваю. Боже, да. Очень готова. Когда Каллум говорит, я ощущаю, что рядом со мной дышат ещё двое мужчин. Их дыхание, кажется, становится всё более учащённым. Так же, как и моё.

— Чертовски правильно. Такая гребаная трата времени. Ты должна наслаждаться своим прекрасным телом с счастливчиками, которых пожалеешь. Не могу поверить, что ты прятала эту хорошенькую киску все время, Белль. Это ужасно.

Одна рука покидает мою ногу и поднимается вверх по бедру, костяшки пальцев едва касаются моей кожи. Она добирается до верхней части бедра, и я вздрагиваю. И на мгновение эти же костяшки скользят по чувствительной ткани между моими ногами — от моего отверстия до клитора, и исчезают. В то же время другая рука проносится по моему левому соску, и я невольно вздыхаю от резкого толчка возбуждения, который проносится по моему телу.

— Сказал же, — говорит Каллум ласковым тоном. — Я говорил, что ты будешь в отчаянии. Вот почему ты надела прозрачное белье — ты хочешь чувствовать наши руки и губы максимально. Не так ли?

Я киваю, моя застенчивость уступает место откровенному желанию.

— Да.

— Хотел бы я, чтобы мы все могли подарить тебе свои члены, — говорит мне Каллум. — Жаль, что не можем перевернуть тебя, нагнуть через это кресло и оттрахать до чертиков, но мы не хотим пугать хорошенькую маленькую девственницу. Хотим, чтобы ты была мокрой и кричала о большем. Мы хотим, чтобы на следующей неделе ты вломилась сюда, потому что была не в состоянии думать ни о чем, кроме как о привлечении нашего внимания к хорошенькой киске и этим восхитительным соскам. Я прав?

— Да. — звучит с придыханием, потому что я уже наполовину схожу с ума. Темнота, слова Каллума и его мимолетные прикосновения к частям моего тела, которые никогда не трогали, лишь подчеркивают, насколько я готова к этому.

Насколько отчаянна.

Как этого заслуживаю.

Следующее слово слетает с моих губ совершенно непроизвольно.

— Пожалуйста.

ГЛАВА 14

Белль

Каллум втягивает воздух.

— Как приятно слышать твои мольбы, детка. Очень, очень приятно. Не знаю, зачем ты держала это так долго взаперти, но мы знаем, какая ты грязная девчонка под своей невинной внешностью. Мы знаем, что тебе нужно, и дадим это тебе.

Его рука медленно опускается мне на живот, ладонь прижимается к коже, пальцы скользят по мне. Большой палец играет с резинкой моих трусиков.

— В этом нет ничего постыдного, Белль. Ты должна гордиться собой за то, что берёшь то, что тебе нужно.

Голос Каллума грубо ласкает меня.

Вдруг другая рука охватывает мое бедро — это, видимо, парень у ног, который все еще держит одну из щиколоток. Он продолжает массировать мою стопу, а рука на бедре скользит вверх и вниз. Вверх. И вниз.

А затем еще руки обхватывают обе мои груди, кожа трется о соски с достаточным нажимом, чтобы подразнить, но недостаточно, чтобы удовлетворить. Маленькие бугорки вздрагивают, плоть мгновенно твердеет, и когда я издаю стон удовольствия, меня вдруг атакует совершенно новое чувство.

Это Рейф.

Боже мой.

Я чувствую его запах.

Это он. Я уверена, что это он. Эти руки, касающиеся моих грудей, просто не могут принадлежать никому другому, потому что чертовски уверена, что раньше не чувствовала его запаха, но этот травяной аромат, смешанный с ним?

Его ни с чем не спутаешь.

Я застываю и безумно возбуждаюсь одновременно, ведь если я права — а я точно права — то Рейф здесь, прикасается ко мне, видит мое тело, и, что еще хуже, а может лучше, видит мою реакцию на него.

Дисбаланс сил ошеломляет, но также побуждает наслаждаться каждой секундой происходящего.

Выжимать из этого все возможное.

Устроить шоу. Потому что я знаю, что это мое выступление, это для моего удовольствия. Но я бы умерла, в самом настоящем смысле, если бы подумала, что Рейф уйдет отсюда невредимым. Не знаю точно, чего хочу от этого человека, или, по крайней мере, старалась не углубляться в свои желания до сих пор, но одно я знаю точно.

Хочу, чтобы он хотел меня.

Хочу, чтобы он покинул это место с самой болезненной эрекцией, какую он когда-либо испытывал.

Хочу, чтобы он увидел, как я кончаю, увидел, что он делает со мной, и почувствовал такое же отчаянное желание кончить, которое он собирается пробудить во мне, прежде чем закончится эта маленькая игра.

Потому что это игра. В этом нет сомнений. Есть причина, по которой Каллум, если это его настоящее имя, представился, а не другие.

Рейф инкогнито по своим собственным причинам.

Но он здесь.

Я чувствую себя девушкой, которая только что увидела, как парень, который ей нравится, пришел на вечеринку. Всё вокруг мгновенно стало ярче. Лучше. Более реальным, когда он здесь.

Руки на моей груди сжимают меня сильнее. Не знаю наверняка, принадлежат ли они Рейфу, но я бы поставила деньги на то, что это его руки, потому что на моем животе и вокруг запястья, похоже, оказываются руки Каллума.

А парень у ног? Он перестал нежно массировать мою стопу и теперь, скользя второй рукой, присоединяет её к первой, обе руки оказываются на моих бедрах, пальцы вдавливаются в мою плоть, медленно проводя по коже, а большие пальцы нежно массируют и приближаются к моим трусикам.

Каллум продолжает говорить, его голос глубокий и соблазнительный.

— Тебе нравится эта игра, Белль? Нравится, когда трое мужчин прикасаются к тебе одновременно? Нравится знать, что все эти сильные руки умирают от желания прикоснуться к твоей киске? Что мы все хотим прикоснуться к тебе губами?

— Да, — выдыхаю я, выгибаясь в кресле и прижимаясь к рукам Рейфа.

— Нравится, как мы прикасаемся к этим милым розовым соскам? Они твердые?

Я думаю, он обращается ко мне, но его руки исчезают, и я почти хнычу от потери. Потому что прямо сейчас все мое сознание сосредоточено на гипнотических круговых движениях рук Рейфа на моих сосках.

— Черт, да, — выдыхает Каллум. — Эта девочка. Посмотрите на эти соски. Они такие чертовски твёрдые. Держу пари, мы сможем сделать их ещё тверже. Уверен, твоя киска сжимается, не так ли? Подожди, пока не увидишь, что тебя ждет дальше.

Рейф сильно щиплет мои соски, два больших пальца другого мужчины с такой же силой проводит по плоти между моих ног, оставаясь вне досягаемости чувствительной линии от моего клитора до входа. Я сопротивляюсь.

— Мы собираемся сделать этот вечер для тебя запоминающимся, — говорит Каллум, — ты так быстро учишься и чертовски отзывчивая. Но это твоя потеря, потому что нам не разрешают залезать в эти маленькие трусики, а это значит, что мы не можем засунуть ни один из наших длинных пальцев в тугую киску.