Его рука тянется к тяжелой хромированной ручке двери, отделяющей бар от игровой комнаты.

— Сегодня вечером ты моя, — говорит он. Его взгляд пронзает меня.

— Да, сэр, — вежливо отвечаю я. Приятно.

Послушно.

Он слегка качает головой, как будто изо всех сил старается держать себя в руках.

— Хорошая девочка.

Он открывает дверь.

Воздух здесь более густой.

Здесь гораздо темнее, и первое, что меня поражает, — аромат Diptyque Baies, смешанный с мускусным запахом секса. На переднем плане я вижу только большие кожаные диваны и низкие столики с приглушенными лампами. Что-то вроде ночного клуба, но более роскошно, цвета более приглушенные, чем в «логове греха».

И люди.

Тела.

Они двигаются, извиваются, совокупляются. Некоторые из них настолько незаметны, что требуется присмотреться, чтобы понять, что они задумали. Другие более откровенны. Например, пара «шестьдесят девять», сидящая на гигантской тахте справа от меня. Боже.

Я быстро перевожу взгляд на сцену, где две практически обнаженные женщины кружатся на белых простынях, подвешенных к потолку, преодолевая силу тяжести. Музыка страстная. Гипнотизирующая. Ритмичная, что, я полагаю, важно, когда занимаешься сексом.

Рейф проводит меня мимо колонны, где один парень с энтузиазмом насаживается на другого. Когда он отстраняется, я замечаю его толстый член в прожилках и снова отвожу взгляд.

Святое дерьмо.

Это как смотреть на автокатастрофу, только еще жарче. Девушка из монастыря во мне в ужасе, но я не могу отвести взгляд. Меня столько лет учили, что секс — это неправильно, грешно, грязно. Что это смертный грех. И вот я здесь, в окружении грешников, наслаждающихся своей жизнью.

Если это ад, то он, черт возьми, намного веселее, чем нам рассказывали в школе.

Я надеялась на полную анонимность по эту сторону дверей, надеялась, что все будут так заняты сексом, что не заметят нас. Но мне следовало знать, что здесь, в аду, царствует Аид.

Все оборачиваются, когда мой спутник идет по темному пространству, ведя меня за собой. Дело, конечно, не только в его великолепной внешности. Дело в том, что это его владения. Его королевство. Он создал эту извращённую нирвану. Эти люди — его товарищи по играм. Даже его игрушки.

И кто бы не захотел, чтобы Рейф Чарлтон поиграл с ними, когда он так выглядит, когда его темные глаза уже горят целеустремленностью и желанием? Мое сердце разрывается из-за всех, кто не увидит его сегодня вечером, но видеть, как меняется атмосфера в зале, когда его присутствие заявляет о себе, — огромное возбуждение.

Потому что все желают его.

А он хочет меня.

ГЛАВА 31

Белль

Я не буду думать о том, каким он обычно бывает здесь. Не буду думать о том, скольких из этих женщин он перегибал через диваны, прижимал к колоннам и уводил в дальние комнаты. Тем не менее, ревность, осознание того, что его так хорошо знают и обожают, усиливает мое возбуждение, за которое я хватаюсь. Углубляюсь.

К нам подходят две женщины. Одна из них темнокожая и чертовски подтянутая, ее кожа блестит в тусклом свете, другая — белокожая, с каштановыми волосами и пышными формами. Они обе великолепны и одеты только в сложные комбинации сексуального нижнего белья, полные тонких лямок и кружевных вставок. Я вижу все.

— Привет, Рейф, — мурлычет чернокожая. — Найдется место еще для двоих?

Он резко качает головой.

— Не сегодня, Лейла.

Они надувают губы и уходят, но не раньше, чем его «не сегодня», звучащее как временное, поражает меня до глубины души. Он говорит так, будто в следующий раз все будет как обычно. Прежде чем успеваю дернуться в агонии неуверенности, он прижимает меня к колонне и давит на меня, одной рукой упираясь в штукатурку у меня над головой, а другой придерживая свой пиджак.

Он наклоняется ко мне.

— Белль, правильно?

Я позволяю себе мысленно закатить глаза, потому что Рейф-в-роли-такой-придурок, прежде чем ответить:

— Да, сэр.

Он облизывает губы.

— Я люблю пробовать, прежде чем покупать. Опусти топ.

Я сглатываю. Мы обсуждали это, но сейчас, когда я здесь, окруженная людьми в разной степени обнаженности и возбуждения, замечаю, как многие из этих людей остановились, чтобы посмотреть, что делает Рейф, король подземного мира, со своей случайной маленькой блондинкой, все выглядит совершенно по-другому.

Мои взгляды по сторонам не помогают развеять страхи. Я снова смотрю на Рейфа, испытывая сильное искушение выйти из роли и умолять его не делать этого, но он прикусывает свою пухлую нижнюю губу, на его лице написано явное желание.

Рейф хочет этого. Он сказал мне, что сам по себе не эксгибиционист, но его это бесконечно заводит, потому что он знает, как сильно все хотят меня, и может увлечь меня и добиться своего.

На самом деле, нас обоих заводит одно и то же. Идея заполучить такой вкусный приз, что у всех остальных слюнки потекут.

Кроме того, мое тело реагирует на него.

На это.

Я уже влажная и чувствую покалывания между ног, а соски затвердели под платьем.

Рейф бросает пиджак на подлокотник ближайшего кресла и проводит пальцем по одному соску. Боже, как хорошо.

— Топ. Снять, — приказывает он.

Мне ничего не остается, кроме как подчиниться. За пенни, за фунт. Я в секс-клубе и собираюсь заняться сексом. Могу с таким же успехом обнажить свои сиськи. Это всего лишь сиськи. Я уже делала это раньше на французских пляжах.

В этом нет ничего особенного.

— Конечно, сэр, — отвечаю я.

Я поддерживаю с ним горячий, напряженный зрительный контакт, протягиваю руку и опускаю одну бретельку, затем другую. Подцепляя ткань большими пальцами с обеих сторон, я стягиваю платье до талии и прислоняюсь спиной к колонне.

Его лицо так близко от моего. Я чувствую тепло, исходящее от его тела. Запах завораживает меня. Теряю зрительный контакт с ним, как только обнажаю грудь. Очевидно. Я стою там и закрываюсь от всех любопытных взглядов, кроме глаз Рейфа. Он может смотреть.

И он смотрит.

— Руки за голову, — приказывает он, и я подчиняюсь. Он обхватывает мои запястья рукой, которая опиралась на колонну, и удерживает их там, пока осматривает мою грудь, как будто я какая-то рабыня на аукционе, и он собирается предложить за меня цену. Это так унизительно, так запутанно и так невероятно возбуждает, что я могу думать только о «прикоснись к ним, прикоснись к ним, прикоснись к ним». Я выгибаю спину, придвигая свои груди ближе к его лицу.

— Очень мило, — говорит он и, слава Богу, поднимает свободную руку и касается ладонью моей груди.

Боже мой.

Я вздрагиваю, когда он ласкает, взвешивает в руке и поглаживает большим пальцем мой сосок. Люди вокруг нас, обнаженные тела — все это исчезает, когда вся способность моего тела осознавать сжимается до тех нескольких миллиметров, где его большой палец касается моего соска.

— Ебать, — рычит он. — Чертовски красивая.

Он переходит к другому соску и проделывает с ним то же самое.

— Чертовски отзывчивая, не так ли?

Я стону, потому что да, да, это так, и этот мужчина может прямо сейчас делать со мной все, что захочет. Сегодня я принадлежу ему; я полностью в его власти, а он едва прикоснулся ко мне. Всю прошлую неделю я чувствовала близость с Рейфом, но этим вечером именно его холодность, его деловитое поведение заставляют меня таять и извиваться.

Он наклоняет голову и сильно втягивает мой сосок, от чего по моему телу пробегают мурашки. Низкий, мужественный звук, который он издает горлом, едва слышен из-за грохота музыки, но я не пропускаю его. Сгибаю руки, невольно прижимаюсь к нему бедрами, и он сжимает меня крепче. Сосет сильнее.

Следующее, что я помню, — как он отрывает рот от моего соска и отпускает мои запястья, и я в замешательстве смотрю на него, а он выпрямляется.

Он протягивает руку ладонью вверх.