Мои глаза снова устремлены вперед.

— Я видела только часть Вашего плеча. Простите, я не хотела...

— Орен нарушил правила, не так ли?

— Да. — Мужчина, с которым я разговариваю, высокого роста, судя по тому, как его плечо упирается в дверную раму. Но это все, что я могу о нем сказать. Он прислонился к стене сбоку от двери, как будто знал, что я попытаюсь заглянуть к нему, несмотря на его приказ.

— Это последнее правило, которое ты должна знать, — говорит он. — Ни при каких обстоятельствах ты не должна смотреть на меня.

— Что? — шепчу я, борясь с желанием еще раз оглянуться через плечо.

— Орен сообщил мне, что ты хочешь встретиться со мной. Я обязываю тебя, как и полагается. Однако я сделаю это только в том случае, если ты поклянешься никогда не смотреть на меня.

Теперь стулья имеют смысл. Интересно, он сильно изуродован? Может быть, он просто ужасно застенчив? Какова бы ни была причина, я не хочу доставлять ему неудобства.

— Я не против. — Я сажусь в кресло, стоящее спиной к двери и обращенное к окнам. — Я благодарна, что Вы нашли время встретиться со мной.

Я слышу его шаги по полу. У него широкая походка, что еще раз подтверждает, что он такой же высокий, как я и предполагала. Его шаги легкие, почти бесшумные. Он ходит так же, как и я, как будто старается не издать ни звука. Я не могу представить его очень мускулистым мужчиной, учитывая его шаги. Нет... я представляю его жилистым человеком. Ненамного старше меня, судя по силе его голоса. Я пытаюсь разглядеть его в отражении окон, но в комнате уже слишком темно для этого. Он не более чем размытая тень, движущаяся позади меня.

Стул позади меня тихонько скрипит под его весом. Крошечные волоски на моей шее встают дыбом. Никогда еще я так остро не ощущала чье-либо присутствие. У меня никогда не было такого искушения сделать что-либо, кроме как повернуться, посмотреть и убедиться, что все мои предположения о нем верны.

— Итак, о чем ты хотела бы поговорить? — спросил он несколько отрывисто.

— Я просто хотела познакомиться с Вами, вот и все, — говорю я. — Мне показалось довольно странным быть замужем за кем-то, никогда не... — Я остановила себя, чтобы не сказать «видя его», и вместо этого сказала — говоря с ним.

— Ты вышла за меня, не разговаривая со мной, почему это имеет значение сейчас?

Я не могу сказать, ранит его этот факт или нет. Надеялся ли он, что я буду умолять и просить о встрече с ним, прежде чем подпишу бумаги? Понимает ли он, что моя судьба была предрешена росчерком пера, которое я даже не держала в руках?

— Мы собираемся провести нашу жизнь вместе, — говорю я. — Я бы хотела сделать это как можно приятнее.

— Здесь нет ничего приятного.

Похоже, мой муж очень жизнерадостный. Я закатываю глаза, радуясь, что он не видит моего выражения.

— У Вас хороший дом, достаточно богатства, чтобы делать то, что Вам хочется, никто не диктует Вам, что делать...

— Не думай, что ты меня знаешь, — резко вмешивается он.

— Я была бы счастлива, если бы у меня была такая возможность.

— Я не заинтересован в том, чтобы ты меня знала, потому что я не заинтересован в том, чтобы знать тебя. Это договоренность, не более того. Все, что ты есть, это сделка, которую я должен выполнить.

Я прижимаю платье к груди, как будто физически пытаюсь защититься от невидимой раны. Почему я ожидала другого? На что я действительно надеялась? На какую-то великую романтику? Ха. Та любовь, о которой рассказывают в историях, которые читают девушки, — это неправда. Я видела «любовь» между моим отцом и Джойс. Это единственная настоящая любовь, и это не то, чего стоит желать.

Нет, я не хотела, чтобы он любил меня. Но, возможно, я надеялась, что хоть раз меня не будут воспринимать как обузу.

— Справедливо, — говорю я мягко.

— Есть еще что-нибудь? Или ты довольна?

— Довольна.

— Хорошо. Я ожидаю, что у меня не будет от тебя никаких вопросов, пока ты здесь. Соблюдай правила, и ты ни в чем не будешь нуждаться, пока ты или я ходим по этому смертному миру. Тебе никогда больше не придется пересекать мой путь.

Стул скрипит, когда он встает; его шаги затихают. Я хотела бы сказать что-то еще, или четко представить, чего я хочу. Но дело в том, что мне никогда не позволяли ничего желать в моей жизни. Мне так долго говорили, что я могу иметь, а чего не могу, что любой навык, с которым человек рождается, чтобы сделать этот выбор, был потерян для меня. Оно засохло и умерло от того, что никогда не использовалось.

Я сижу почти целых десять минут после того, как убедилась, что он ушел, просто глядя в темный лес. Наступила ночь, луна убывает, так что почти невозможно разобрать темные силуэты, окаймляющие лес. Чем дольше я смотрю, тем больше меня охватывает странное ощущение, что что-то смотрит на меня в ответ.

Не в силах больше терпеть беспокойство, я направляюсь в свою комнату. Но когда я выхожу в коридор, я слышу шаги в главном входе. Я медленно поворачиваю голову в сторону двери, которая служит входом в мое крыло. Вопреки здравому смыслу, я крадусь и прижимаю ухо к двери.

По ту сторону раздаются приглушенные голоса, но я не могу разобрать, о чем они говорят. Слова странные, чужие, произнесенные на незнакомом мне языке. Я осторожно подхожу к одному из окон, выходящих на круговую дорогу. Там пусто. Даже карета, которая привезла меня сюда, больше не стоит у входа.

Кто там? Задаюсь вопросом я. Живут ли здесь другие? Орен сказал, что в поместье нас только трое. Может, он солгал? Если да, то почему?

Соблюдайте правила, и вы ни в чем не будете нуждаться, сказал Лорд Фенвуд. Орен также четко сформулировал эти правила: я не должна покидать свое крыло ночью, какие бы звуки я ни слышала. Чем бы лорд ни занимался в поздние часы, это не мое дело.

Прекрасно. Я не возражаю против того, чтобы быть скорее гостьей, чем женой.

Я удаляюсь в свою комнату и готовлюсь ко сну. Матрас и одеяло — одни из самых удобных в моей жизни, и я быстро погружаюсь в беспробудный сон...

Только для того, чтобы через час быть разбуженной пронзительными криками.

ГЛАВА 4

Я вскакиваю на ноги, прижимая к себе одеяло, как будто это броня. Крики прекращаются так же быстро, как и начались, и эхом отдаются только в моих ушах. Мое сердце бешено колотится, дыхание короткое и учащенное. Я смотрю на дверь, думая, не собирается ли какой-нибудь бандит или еще кто похуже ворваться в дом и убить меня в моей постели.

Но ничего не происходит. Атмосфера снова неподвижен и тих. Даже деревья не шелестят под ветерком за окном. Я не слышу ни песен ночных жуков, ни тихих скрипов старого дома.

Я не знаю, как долго я так сижу, но достаточно, чтобы мышцы моей спины начали спазмироваться от того, что я держусь так высоко и жестко. Я выдыхаю и пытаюсь снять напряжение, соскальзывая с одеяла. Набросив шаль на плечи, я прислоняюсь к двери в свою комнату и прислушиваюсь. Я по-прежнему ничего не слышу.

Зная, что я, безусловно, должна быть безумной, чтобы решиться на этот шаг, я открываю дверь. В окна вливается серый лунный свет, который не лучше, чем свет единственной свечи, пытающейся осветить весь зал. Я оглядываюсь вокруг и никого не вижу.

Я пересекаю холл и прислоняюсь к стене у одного из окон, выходящих на дорогу. Я выглядываю наружу. Гравий пустой и гладкий, как будто Орен только что почистил его. Я продолжаю идти вперед, как будто если я задержусь в лунном свете слишком долго, то стану мишенью в эту прохладную и жуткую ночь.

Наконец, у двери в конце коридора я прижимаю ухо к дереву. Ни разговоров, ни движения, ни криков. Моя рука с трепетом ложится на ручку. Мне дали четыре очень четких правила. Но это было до того, как я услышала крики. Что, если будет нападение? Что, если мы в беде?