Я нажимаю на ручку. Она не двигается. Я взаперти.

Сердце ушло в пятки, когда я отступаю от двери. Я качаю головой, безмолвно умоляя никого не трогать. Я покинула коридор. Я в длинном чулане под лестницей в поместье моей семьи. Дверь заперта. Хелен говорит мне, что мама выбросила ключ и что я больше никогда не увижу солнечного света.

Я спешу обратно в свою комнату и сворачиваюсь калачиком в постели, прижимая колени к груди. Всю ночь я смотрю на окна, выходящие в темный лес, и напоминаю себе, что если мне понадобится сбежать — по-настоящему понадобится — я смогу разбить их. У меня есть выход.

Даже если этот выход — в лес, в который я поклялась никогда не заходить.

Когда наконец наступило утро, мне стало легче дышать. Больше никаких звуков не было. Никаких других странных вещей ночью не происходило.

Я решаюсь пойти в ванную. Накануне вечером я осмотрела ее лишь мельком. Третья дверь в коридоре, расположенная между кабинетом и моей спальней. Это странная комната с водой, которая течет из крана горячей и холодной по непонятной мне магии. Я дважды проверяю этот феномен во время утреннего омовения. Оба раза вода идет паром, если течет достаточно долго.

Это действительно странное место.

Одетая и готовая к работе, я шагаю по коридору. В солнечном свете я чувствую себя гораздо увереннее, чем накануне вечером. Дверная ручка поворачивается без усилий, открывая мне доступ в остальную часть поместья. Я выхожу, и меня влечет в столовую аромат свежеиспеченного хлеба.

Для меня накрыли стол. Два яйца были поджарены и положены на остывающие тосты. Рядом с ними лежит половина сосиски. Это завтрак для королевы, и я быстро справляюсь с ним.

Однако ни Орена, ни Лорда Фенвуда не видно. А я отчаянно надеялась поймать кого-нибудь из них. Интересно, не произошло ли прошлой ночью несчастного случая, который заставил их уехать рано утром и взять карету до города?

Крик до сих пор звучит в моих ушах.

Когда я закончила, я собрала свою посуду и направилась к боковой двери, через которую накануне вечером выходил Орен. Конечно, она ведет на хорошо укомплектованную кухню. Не в силах бороться со своими инстинктами, я заглядываю в кладовую за сухими и консервированными продуктами. Этого достаточно, чтобы прокормить десять человек в течение двух зим. Есть еще одна дверь, ведущая в подвал, где, как я предполагаю, хранятся холодные продукты. После вчерашней ночи я не отваживаюсь спускаться в темноту.

Я прохожу вдоль стола для приготовления пищи в конец комнаты, где в столешницу вмонтирована большая раковина, и убираю свою посуду. Открытые полки вдоль стены напротив очага позволяют мне легко вернуть их на место. Я выхожу обратно в столовую, наполовину ожидая, что Орен будет там, готовый отругать меня за то, что я посмела пошевелить пальцем.

Но там по-прежнему никого нет.

Тишина невыносима. Тем более что последними звуками, которые я слышала в этом поместье, были те крики. Я возвращаюсь в свою комнату с новой целью. Я не могу оставаться в этом здании ни секунды дольше. Я не могу жить с этим шумом в качестве единственной компании.

Я переодеваюсь в более простое платье, которое спускается только до колен, чтобы не застревать в колючках, и с разрезами по бокам, чтобы обеспечить мне подвижность. Под него я надеваю прочные леггинсы. Я беру свою лютню, перекидываю ее через плечо и решаюсь вернуться в главный зал.

Я останавливаюсь перед входной дверью и повторяю про себя правила, которые мне рассказал Орен. Я могу уйти прямо сейчас. Сейчас день. И я выйду только перед поместьем, а не за ним. Это в пределах их апартаментов; я буду в безопасности. Я медленно оглядываюсь через плечо. Возможно, я даже в большей безопасности, чем здесь.

Утро свежим и бодрящем. Воздух, даже у подножия гор, кажется более разреженным и легким. Я чувствую запах густого соснового леса позади меня. Маленькие саженцы, составляющие лес передо мной, бледнеют по сравнению со своими предками.

Из любопытства я иду по ответвлению дороги вокруг здания. Конечно, он заканчивается у каретного домика и конюшни. Лошади стоят в стойлах. Карета припаркована. Похоже, они не поехали в город.

Я почти подхожу к лошадям, но тут же решаю не делать этого. Они слишком сильно напомнят мне о Мисти, а та рана еще слишком свежа. Вместо этого я поворачиваюсь на пятках и иду вдоль дороги до самых главных ворот. Они закрыты, и на гравии не видно никаких следов того, что сегодня утром здесь проезжала телега. Но, опять же, я не настоящий следопыт — если бы я им была, моя семья, возможно, питалась бы лучше, — так что трудно быть уверенным.

Чувствуя себя смелее, я иду вдоль стены среди кустарника и зарослей. Мои крепкие рабочие ботинки дают мне уверенную опору. Где-то между стеной, поместьем и дорогой я выхожу на поляну. Стрелы солнечного света падают на землю и пробивают поредевший навес. Наступающая зима заставляет эти деревья линять, и они окрашивают землю в оранжевые и красные оттенки. В центре поляны стоит массивный пень. Должно быть, это одно из старых деревьев, срубленное давным-давно, чтобы не дать ему слишком далеко вторгнуться в пригодную для использования землю.

Я сижу, положив одну лодыжку на противоположное колено, лютня лежит у меня на коленях. Держась за гриф одной рукой, я слегка натягиваю струны другой. Она не настроена. Конечно, это так, прошло несколько недель с тех пор, как я играла в последний раз. Я делаю поправки и снова натягиваю струны, повторяя, пока не останусь довольна.

Надавливая кончиками пальцев, я выщипываю одну ноту и позволяю ей задержаться в воздухе. Я напеваю, регулируя высоту голоса, пока она не совпадет с резонирующим звуком в корпусе лютни. Я позволяю гармонии угаснуть и делаю вдох, прежде чем мои пальцы начинают танцевать по струнам.

Дерг, дерг, дерг, удар. Вступление нарастает до размаха, а затем затихает во внезапной тишине. Затем первая нота. Я пою со второй.

«Я знала тебя,

когда деревья

были в огне».

«Я видела тебя,

когда ты был

не лжецом».

Короткая интерлюдия. Я качаюсь вместе с музыкой. Колеблюсь вместе с деревьями и бризами, которые составляют мою веселую труппу. Напеваю, когда мы доходим до припева.

«Наша песня, пронесшаяся в тумане горных высот». Я закрываю глаза, чувствуя музыку как внутри себя, так и вокруг. Лес затих, словно слушая мою игру. Прошла целая вечность с тех пор, как у меня было место для игры и пения. «Наша песня, затаившаяся в склепах ушедших королей».

Я переставляю пальцы на грифе, переходя обратно к куплету, теперь играя каждую ноту в гармонии, когда я снова нахожу мелодию.

«Я видела тебя,

когда...»

— Ну разве ты не сюрприз?

Я слышала его голос всего один раз, но узнала бы его где угодно. Этот резонанс глубже, чем басовая струна. Насыщеннее, чем темный шоколад. Я вздрагиваю от неожиданности и инстинктивно оглядываюсь через плечо.

— Не смотри, — напоминает он мне.

Я снова быстро смотрю вперед.

— Я ничего не видела. Ну, только опять Ваше плечо. — Он прячется за деревом.

— Ты заставишь меня думать, что у тебя какая-то одержимость моими плечами.

Я издаю тихий смешок и подыгрываю ему.

— Ну, насколько я могу судить, это довольно красивые плечи.

Настала его очередь смеяться. Звук яркий, как солнечный свет, и роскошный, как бархат. Мне приходится заставлять свои руки оставаться неподвижными, чтобы не пытаться подражать ему инстинктивно. Я знаю, как меня раздражает лютня в моих руках.

— Я не знал, что ты умеешь играть на лютне.

— Я подозреваю, что мы многого друг о друге не знаем. — Он не выглядел заинтересованным в том, чтобы открыться накануне вечером, чтобы узнать такие вещи.