— Знать магию — это все равно, что пытаться сказать, как звучит красный цвет. Как только ты ее услышишь, ты узнаешь. А до тех пор пытаться объяснить — безумие.

Это дает мне настоящую паузу. Я задумчиво провожу кончиками пальцев по его меловым линиям.

— Мне кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать.

— Правда? — В вопросе смешались восторг и удивление.

— Я знаю, как звучит красный цвет. — Я начинаю думать о магии совершенно по-новому. — Точно так же, как я знаю гармонию опылителей летом или мягкий реквием зимы. У мира есть свой звук, своя песня, если уметь слушать. — Магия должна быть такой же. Как только вы услышите ее, вы сможете подпевать. Это не танец. Это сама музыка.

Что за песню поет моя магия?

Этот вопрос разрывает мне сердце. Это не моя магия. Это не моя сила, не моя судьба. Мои пальцы сгибаются, когда я поднимаю их со стола.

— В чем дело?

Я отхожу от него, покачивая головой. Обхватив себя руками, я подхожу к окнам. В поздних сумерках озеро окрасилось в яркий лазурный цвет. Как я и предполагала, оно действительно светится.

— Катриа?

Я слышу его приближающиеся шаги. Я говорю, не глядя на него.

— Это не имеет значения. Мне нет смысла узнавать все это.

— Я сказал что-то, что тебя расстроило? — Он снова останавливается прямо за моей спиной. Я не поворачиваюсь к нему лицом.

— Нет. — Очевидно, что я вполне способна сама себя расстроить.

— Что случилось?

— Ничего.

— Не лги мне, пожалуйста. — В ответ на мое молчание он продолжает свои неверные предположения. — Нет причин разочаровываться в магии. Несмотря на то, что мы, фейри, работаем над оттачиванием и совершенствованием своих навыков, наши знания о магии в какой-то степени врожденные. Мы знаем ее с рождения. У тебя нет такого преимущества, поэтому вполне естественно, что ты борешься и...

— Я не расстраиваюсь из-за того, что не умею пользоваться магией. — Я вздернула голову. — Я просто не вижу смысла учиться этому. Это приведет только к разочарованию.

— Ты сможешь овладеть ею, — заверил он меня.

— И за какое время? — Я обхожу его кругом. — Завтра, если все пройдет правильно — а я знаю, что мне не нужно говорить тебе, что будет завтра, что все должно пройти правильно — тогда магия покинет меня. Эта сила никогда не была моей, она твоя. Мне нет смысла учиться ей сейчас или когда-либо. Я всего лишь сторонний наблюдатель, случайность, вор. Я всего лишь короткая нота в твоей симфонии, и мне слишком больно притворяться кем-то другим.

Его взгляд смягчается, брови слегка приподнимаются в центре.

— Я не хочу, чтобы тебе было больно, — мягко говорит он.

— Я привыкла к боли. Я могу пережить боль. — Это все другие чувства, которые трудно пережить. Это счастливые чувства, с которыми я не знаю, что делать; те, которые подчеркивают, насколько глубоки все мои остальные раны.

— Так жить нельзя. Ты не должна была так жить.

— Но мне пришлось, и я прекрасно справилась.

— Ты выжила, и это похвально, учитывая, что я знаю только вершину айсберга твоих страданий. Но просто выжить — это еще не значит жить. Я хочу, чтобы ты была счастлива — ты заслуживаешь этого. — Он делает маленький шаг вперед. Я делаю широкий шаг назад.

— Тебе не стоит беспокоиться обо мне. — Я качаю головой.

— Но я беспокоюсь.

— А ты не станешь. — Мои слова такие же холодные и ледяные, как воздух, проникающий через окно у меня за спиной. — Скоро я стану для тебя никем. Все это, что бы это ни было, станет ничем. Ты станешь королем, а я буду просто человеком, живущим на твоей земле по ту сторону Фэйда.

— Теперь это твоя земля, — настаивает он.

— Перестань быть добрым ко мне. — Мой голос немного повышается. — Перестань притворяться, что все это реально.

Он пошатывается, как будто я его ударила. Дэвиен медленно качает головой.

— Каждая минута этого была для меня настоящей. Реальнее, чем я когда-либо хотел или просил.

— Это не так. — Может быть, если я скажу это достаточно много раз, это станет правдой для нас обоих. — Этого не может быть. Не только из-за того, что нас ждет в будущем. Но и потому, что мы даже не должны были встретиться.

— Но мы встретились. И несмотря ни на что...

— Не говори этого. — Я знаю, что это произойдет. В его голосе звучит та же интонация, что и в разговоре с Шайе. — Если мы прекратим это сейчас, то сможем сделать вид, что ничего этого не было.

— Мы больше не будем притворяться.

Я знаю, что его слова — правда, но все равно продолжаю. Я не могу стоять в стороне, когда он осуждает нас обоих.

— Никому из нас не придется страдать больше, чем мы будем страдать, уже страдаем. Мы можем...

— Несмотря ни на что, я люблю тебя, Катриа.

Я ничего не могу сделать, только смотреть на него. Я горю от гнева, от разочарования, от страсти. Никакие три слова не делали меня счастливее и не резали глубже. Ни одно слово не значило для меня больше и одновременно не значило ничего.

— Нет, не любишь, — шепчу я.

— Люблю. — Он делает шаг вперед. — Я люблю тебя так, как никогда и никого не ожидал полюбить. Я всегда был обречен на то, чтобы быть брошенным в брак по расчету. Я никогда не ожидал, что буду любить.

— И я не хочу этого. — Я качаю головой. Мои глаза горят, слезы колют их края. — Мне не нужна твоя любовь.

Выражение его лица меняется. Этими словами я ранила его сильнее, чем когда-либо прежде. Он замирает, открывая и закрывая рот, явно не в силах понять, что он хочет сказать дальше. Я позволяю ему поразмыслить в тишине. Я ясно выразилась.

— Почему?

Я качаю головой в ответ на его вопрос и бросаю взгляд.

— Неужели ты даже не дашь мне понять, чем я тебя обидел? Неужели я просто не подхожу тебе? Я приму все, что ты скажешь, даже если это не более чем то, что ты просто не чувствуешь того же. Но, пожалуйста, пожалей меня и скажи мне все честно, хотя бы один раз, потому что я думал... Я думал, что ты могла бы...

— Дело не в тебе, — признаюсь я, понимая, что молчать было бы проще и лучше. Но у меня не хватает сил ранить его так, как следовало бы. — Я никогда никого не полюблю.

— Что?

— Я давно дала себе эту клятву. Я дала ее еще до того, как ты купил брак со мной. Убеждение, что я не влюблюсь в тебя, не имеет к тебе никакого отношения.

— Почему ты отказываешься от любви? — Вопрос серьезен и полон наивности.

Я разражаюсь смехом, недоумевая, что он не знает ничего лучше.

— Любить — это боль. Только посмотри на нас, здесь и сейчас, только в самом начале этого увлечения... — Я не осмелюсь назвать это любовью, — а оно уже проделывает в нас дыры, которые никогда не заполнить. И это только начало. Скоро медовые слова станут замаскированным ядом. Это будет забвение ран, которые мы наносим друг другу. Это будут дети, забытые, запертые в шкафах и используемые как оружие друг против друга. И так будет до самой нашей смерти, пока нас не загонят в раннюю могилу другие, без сомнения.

Он прерывает мою тираду, делая еще один шаг вперед; теперь он вторгается в мое личное пространство. Я должна бежать, но нервная энергия заставляет меня застыть на месте. Я вся дрожу, но не знаю почему.

— Все это не любовь, — просто и печально говорит Дэвиен.

— Мой отец любил Джойс. Она любила его в ответ. И я наблюдала, как эта любовь поглощала его день за днем, ослепляла его. Я видела, как мой отец превратился в оболочку того человека, которого я знала. Он стоял в стороне, когда Джойс и Хелен... — Это слово застряло у меня в горле.

— Когда они что? — Его голос низкий, наполненный, как я осмелился бы сказать, гневом. Я качаю головой. — Когда они что? — повторил он более твердо.

— Когда они издевались надо мной. — Теперь я действительно дрожу. Но я не думаю, что это страх. Как будто каждый год моей жизни невидимая рука сжимала меня все туже и туже. Самое страшное в мире устройство для пыток, о котором я даже не подозревала. Не было ни минуты облегчения. Выкручивания. Все туже и туже. Постоянно. И все же при одном этом слове путы, которые держали меня, разорвались. Как будто признав это, я могу наконец-то обрести свободу. — Мой отец любил меня... но что толку в этой любви после той женщины?