– Господин бургомистр очень хочет поговорить с тобой, если ты, конечно, до завтра не сдохнешь! – он надавил тростью на кровоточащую рану, и Диего, не выдержав, застонал. На лице офицера проступила улыбка, – В клетку его! И господа, будьте с ним понежнее!

–Послать за доктором, герр комиссар?

–Лютер, ты совсем идиот? – офицер выпрямился, – доктора? Знаешь, скольких он угробил?

Двое жандармов схватили Диего за ноги и, не церемонясь, поволокли.

Голова лишилась опоры, затылок ударился о каменную ступень. Еще раз, еще. В ушах зазвенело. Его тащили вниз по лестнице, перед глазами все плыло. Он едва различал силуэты в форменных шинелях. Последнее, что осталось в памяти, был лязг запираемой решетки и ускользающая в багровом тумане мысль: «Поскорее бы умереть».

Забытье не принесло покоя. Одно кошмарное видение сменялось другим, не менее жутким. То боевое копье закованного в латы рыцаря с хрустом пробивало ему грудь. То стальной клинок невидимого противника вгрызался в задубевшую кожу нагрудника, пока не добирался до плоти и костей. Наконец, он увидел себя со стороны, стоящим перед расстрельной командой. Солдаты держали ружья на изготовку, от запальных фитилей тянуло едким запахом керосина. Монахи в черных рясах водили вокруг него хоровод, распевая псалмы и изгибаясь в диком танце на манер африканских колдунов. Трое совсем юных пастухов, усевшись в сторонке на пожухлой траве, вторили им на дудочках заунывную мелодию. А все тот-же рыцарь, в шлеме с опущенным забралом, взмахнув мечом, скомандовал солдатам: «Огонь!» Грянул залп ружей.

Диего непроизвольно вздрогнул и очнулся. Голое тело бил озноб, кожа покрылась мурашками. Неровный каменный пол врезался в спину. Опершись о локти, Диего приподнял голову и огляделся. Коптящие на стене масляные фонари разгоняли мрак, освещая похожее на туннель помещение, начало и конец которого терялись во тьме. Сырой подвал был тюрьмой. Частокол железных прутьев тянулся вдоль всего подземелья, оставляя для стражников узкий проход у освещенной стены. Узникам были уготованы клетушки шириной в пару метров, отгороженные между собой такими же поржавевшими от времени прутьями, вмурованными в пол и потолок.

Диего поморщился, припоминая события последних дней.

Похожий на крепость особняк графа Алессандро. Тело хозяина, привязанное к стулу за беспалые руки. В луже крови у его ног, словно косточки от черешни, белели отрубленные пальцы. На массивном письменном столе лежала Франческа. Диего смотрел на истерзанное тело в окровавленной ночной рубашке, не в силах оторвать взгляд. Он не справился с единственной задачей, которую ему поручили. Люди, о безопасности которых нужно было позаботился, были мертвы. За холодные зимние месяцы они стали его семьей, а теперь он смотрел на остывающие тела и ничего не мог исправить. Ему следовало уйти, отступить. Правило, которое Хозяева вбивали ему в голову долгие годы. И Диего клялся его соблюдать. Но сейчас смириться с тем, что произошло, он не мог.

Из-за портьеры, скрывающей потайную дверь, он наблюдал, как четверо агентов копаются в бумагах покойного графа. Зеленые глаза Франчески, словно осколки битого стекла, блестели, отражая свет ламп. Диего взглянул на девушку в последний раз и шагнул в комнату из-за портьеры.

Агенты тайной полиции удивленно уставились на него, бросив рыться в бумагах. Их лица стали сосредоточенными, стоило им заметить клинок в его руке. С узкого лезвия на ворсистый ковер капала кровь шпика, охранявшего калитку в сад.

Диего смотрел в лица людей, которых собирался убить. Привыкшие к полной безнаказанности, соглядатаи его не боялись. Пухлый коротышка отступил назад и притворил большие двустворчатые двери, ведущие в коридор. Остальные, самонадеянно улыбаясь, двинулись на Диего. Он не упустил момент, когда в их руках появились стилеты. Тонкие зачерненные лезвия были едва различимы в тускло освещенной комнате. Излюбленное оружие городских убийц. Его противникам оставалось жить один шаг и один вздох. Клинок в руке Диего пропел мелодию в три молниеносных такта и противники, захлебываясь кровью, повалились на пол.

Самым проворным оказался толстый коротышка. Увидев, что стало с его друзьями, он выскочил за дверь, взывая о помощи. Диего подобрал стилет и вышел следом. Узкий коридор был идеальным местом для бойни. «Раз мне позволено только защищать собственную жизнь, значит так тому и быть. Клятву я сдержу!» И он защищался, убивая всех на своем пути, пока не грянули ружья подоспевших стрелков.

Диего медленно сел, облокотившись о кирпичную стену. Ощущения были, как после попойки. Невыносимая жажда, гудящая голова, затекшие мышцы. Но волновало его не это. Он оглядел себя, пытаясь понять, почему до сих пор жив? От груди до ног его словно облили дегтем. Провел ладонью по животу, размазывая густую слизь, в которую превратилась кровь в сыром подземелье. Пальцы нащупали затянувшиеся раны. «Этого не может быть!» Диего вспомнил кошмарные видения, от которых до сих пор ломило грудь. Отодрал прилипший к телу крестик и удивился, каким непривычно легким тот показался. Что за чертовщина?

Встал, поражаясь, что не почувствовал боли. За спиной раздался шорох, заставивший его резко обернуться. В дальний угол соседней клетки забился узник в грязных обносках.

–Господи Иисусе, – пробормотал пленник, глядя на Диего обезумевшими глазами. Он принялся истово креститься, зажимая рот свободной рукой. На полу его камеры рядом с грудой тряпья стояла глиняная кружка. Больше не обращая внимания на оборванца, Диего протянул руку между прутьями и схватил ее. «Только бы не моча!» – мелькнула мысль, и он, задержав дыхание, жадно выпил все до дна.

Вода воняла тиной, но в тот момент она показалась вкуснейшим напитком, что ему довелось пробовать в жизни. Он еще не успел отдышаться, как в глубине темного подземелья заскрипели несмазанные петли. В возникшей полоске света Диего различил силуэт. Дверь с лязгом закрылась, и в наступившей тишине послышалась мерная поступь.

–Он здесь! – истошно завопил из соседней камеры перепуганный узник, указывая на Диего.

Фонарь в руках надзирателя закачался, шаги зазвучали чаще. Стараясь не шуметь, Диего сунул кружку между прутьев и лег на пол камеры в лужу собственной крови.

–Здесь! Сюда! – оборванец кричал все громче, – Дьявол забрал его тело! Я видел!

–Чего ты орешь, пес! Заткнись! – отдуваясь, рявкнул надзиратель низким, простуженным голосом.

–Это Дьявол! Я видел! – оборванец не умолкал.

–Заткнись! Иначе я с тебя шкуру сдеру!

Надзиратель топтался перед камерой, видимо раздумывая, войти внутрь или нет. Диего лежал с закрытыми глазами, готовый оказаться на ногах в мгновение ока.

–Мы все умрем! – оборванец не мог успокоиться.

–Угу, конечно. Сдохнешь прямо сейчас, если не заткнёшься! Уж я об этом позабочусь! – угрожающе прорычал надзиратель.

Диего ловил каждый шорох, боясь упустить подходящий момент. Он ждал, что вот-вот раздастся скрип замка. Но его камеру так никто и не открыл. Ботинки застучали по каменному полу. Надзиратель двинулся по коридору обратно, раздраженно ворча себе под нос:

–Останусь голодным – придушу засранца! Сожрут же все без меня и не подавятся!

Бормотание становилось едва различимым, эхо разносило его шаркающие шаги, пока они окончательно не стихли вдали. Хлопнула дверь, и в подземелье вновь воцарилась тишина. Диего открыл глаза и уставился в потолок. Надежда на побег испарилась. Видно, охрану предупредили быть с ним осторожней. «Сгноят здесь заживо, и никто не узнает», – подумал Диего. Непроизвольно провел рукой по затянувшимся ранам. Две тяжелые пули из штуцера в живот. Он побывал во многих передрягах, но не встречал человека, выжившего после такого ранения. А он жив! Сколько он провалялся в камере? Ночь? День? Лишь пара шрамов напоминала о смертельном ранении. Диего потянулся за крестиком. «Неужели все благодаря тебе?»

Крестик в руках завибрировал, пальцы, касающиеся холодного металла, стали неметь. Диего перехватился за нить и с опаской поднес его к глазам. Очертания граней размывались все сильнее и сильнее. Диего часто заморгал, думая, что ему померещилось, и тут от креста повалил густой белый дым.