Я выгляжу дерьмово, но это лучшее, что могу сделать в данный момент.

Я не уверена, чего ожидать на лестнице. Колтон рассказал мне о Бентли сегодня утром. Есть Сойер, самый младший. Затем Стерлинг, который, к сожалению, заинтриговал меня. И еще есть дядя Бентли, который, честно говоря, звучит немного пугающе. Предположительно, у него очень замкнутый характер. Я предполагаю, что именно от него Стерлинг унаследовал свой прекрасный характер. Разве большинство людей не отшутились бы от того, что практически набросились на вас, извинились и представились? Но не Стерлинг. Он был угрюм, от него исходило ощущение, что в его столкновении со мной виноват я.

Его дядя только что умер, Тори. Дай парню передохнуть.

Сделав глубокий вдох, я выкинула татуированного плохиша из головы. Еще раз взглянув на себя в зеркало, я спускаюсь по лестнице, чтобы закончить знакомство.

Спустившись на кухню, я приостанавливаюсь, делая еще один глубокий вдох, чтобы укрепить свою храбрость. Во главе обеденного стола сидит привлекательный пожилой мужчина. Ну, привлекательный для тех, кому за шестьдесят. Он изящно постарел. Он высокий, широкоплечий, в дорогом костюме. Его темные волосы не имеют признаков седины или поредения. У него черные бездушные глаза. В нем есть какая-то твердость, от которой хочется немедленно сделать шаг назад. Он напоминает мне одного из тех мужчин, которых показывают по телевизору, возглавляющих мафию. Интересно, так ли это и может ли он устранить меня одним быстрым телефонным звонком? Его взгляд встречается с моим через ободок кружки с кофе, прижатой к его сжатым губам, и я перестаю дышать. Он не перестает хмуриться, пока уверенно ставит кружку на стол. Я не ожидала, что он улыбнется, похоже, это норма для «Бентли».

— Похоже, твоя девушка наконец-то решила проснуться, — говорит он Колтону.

Мой желудок переворачивается, когда я перевожу взгляд на цифровые часы на микроволновой печи над плитой из нержавеющей стали. 8:30. Его тон говорит о том, что сейчас полдень и я ленивая.

Колтон слабо улыбается мне и встает, прижимаясь поцелуем к моему лбу. Он тащит меня к креслу рядом со своим и бросает в него.

— Доброе утро, красавица, — говорит Колтон. Он наклоняется вперед и складывает руки на столешнице, его голова повернута в мою сторону. — Как спалось?

Он не единственный, кто смотрит на меня. Они все смотрят. Я чувствую это. Я также очень хорошо понимаю, что Стерлинг сидит напротив меня.

— Хорошо, — слабо отвечаю я, отдергивая руку от его руки и нервно кладя ее на колени.

На другом конце стола, рядом со Стерлингом, стоит Сойер и протягивает руку. Его лицо озаряется улыбкой, когда я принимаю ее.

— Я Сой. Нелепо красивый кузен Колтона. Ты слишком красива, чтобы встречаться с уродцем, — поддразнивает он, кивая на Колтона. — Сколько он заплатил тебе за то, чтобы ты переспала с ним?

— Эй! — Предупреждает Колтон.

— Сядь и заткнись. Ты намекаешь, что она шлюха, — ворчит Стерлинг, усаживая брата на свое место. Мои глаза расширились. Я не думала об этом в таком ключе. Теперь они все так думали. Это все равно что кричать: «Не смотрите на розового слона!», а все смотрят.

— В семье произошла смерть. Ты не можешь и дня прожить без того, чтобы не мучить своего брата, — огрызается дядя Бентли на Стерлинга, который, если вдуматься, вообще-то встал на мою защиту.

Дядя Бентли смотрит на меня так, словно я каким-то образом спровоцировала комментарий Сойера. Неужели я намекаю на то, что я шлюха? Неужели я забыла надеть лифчик, прежде чем спуститься? Неужели мои соски упираются в майку? Быстро опустив глаза, я тяжело вздыхаю, испытывая облегчение.

— Я не это имел в виду, и она, черт возьми, это знает. — Сойер ухмыляется своему брату. — Ты просто старый ворчун по утрам. Ты должен признать, что она сексуальна, а он уродлив, что не имеет никакого смысла.

Сойер совершенно спокоен, в отличие от своего брата, который всегда ведет себя так, будто в его заднице ползает жук.

Колтон протягивает руку, снова берет мою, переплетает наши пальцы и кладет их на столешницу, как будто хочет, чтобы они все увидели.

— Ну, она моя… веришь или нет.

Стерлинг сгорбился над своим завтраком, его толстые предплечья лежат на столе рядом с миской хлопьев, как будто он охраняет ее. Холодные хлопья? Полагаю, у них обычно есть повар, и холодные хлопья — это лучшее, что они могли сделать сами.

— Я могу приготовить завтрак, — предлагаю я.

Стерлинг смотрит на меня своими серыми безэмоциональными глазами.

— Уже слишком поздно для этого.

Сейчас только 8:30, черт возьми! Чертовы люди. Прекратите заставлять меня чувствовать себя никчемной ленивой шлюхой. Дядя Бентли обращается прямо ко мне:

— Мы должны договориться о похоронах моего брата сегодня. Колтон будет занят. Наверное, для всех будет лучше, если ты будешь полезной и не будешь путаться у нас под ногами. Я предлагаю тебе пойти домой… вздремнуть… ты сможешь отдать дань уважения на похоронах, как…

— Разве у меня нет права голоса? — Голос Колтона прорезается сквозь голос дяди Бентли. Его рука сжимает мою. — Я имею в виду, это мои родители умерли. Мои родители, которых я буду хоронить завтра. Разве ты не думаешь, что у меня должно быть право решать, кого я хочу видеть рядом с собой? — Он бросает ласковый взгляд в мою сторону. — Я хочу, чтобы Тори была здесь.

Дядя Бентли вытирает лицо руками.

— Хорошо, она может остаться, но только если не будет мешать.

Мой взгляд встречается со взглядом Стерлинга, он сужается, затем переводит вниз, туда, где мы с Колтоном держимся за руки, затем его взгляд возвращается к моему лицу. На нем черные спортивные штаны и белая футболка, контрастирующие с загорелой кожей и татуировками. Находясь так близко к нему и не разговаривая с ним, у меня есть прекрасная возможность незаметно рассмотреть его.

Я изучаю его татуировки. Их так много, что я задаюсь вопросом, являются ли татуировки и пирсинг олицетворением прогулки этого парня по дикой природе или он — овца в волчьей шкуре? Мое внимание начинается с его шеи, где изображена синяя ласточка. Не путайте ласточку с воробьем, есть разница. К счастью, я знаю своих птиц. Ласточки были символом моряков, которые преодолевали мили в море. Первую ласточку моряки получали после пяти тысяч миль, вторую — после десяти тысяч миль. Интересно, действительно ли Стерлинг совершил кругосветное плавание, или это просто выдача желаемого за действительное? Мне нравится ласточка, она интересная и моя любимая из всех других его татуировок, а их у него много: на левой руке девушка-ангел прикрывает бицепс, а на каждом костяшке пальца буква, которая, как я заметила, означает слово tordu. Его правая рука, однако, менее утонченная. Начиная с запястья, черная колючая проволока ведет мои глаза к тому, что кажется черно-белым лабиринтом, я не могу определить, где заканчивается одна форма и начинается другая. В лабиринт вплетены мужские цветы/фигуры, в центре — пунцово-красная роза с изящными лепестками, по краям которых проглядывает намек на фиолетовый цвет. В центре розы — синий якорь с лентой, перевивающей его хвостовик: «Тонуть или плыть». На его верхней руке очертания черепа двуглавой коровы, я не вижу его плеча, но знаю, что оно покрыто яркими узорами и цветами его мандалы.

— Мы останемся на неделю или две, чтобы помочь тебе справиться с этим; после этого, я действительно думаю, ты должен переехать жить к нам. — Я смутно слышу, как дядя Бентли говорит Колтону. — Тебя ничто не держит здесь. Это будет к лучшему. Это то, чего хотели бы твои родители.

Стул рядом со мной скрипит под весом Колтона.

— Я не знаю. Мне уже восемнадцать, а это значит, что я совершеннолетний. Я могу остаться здесь.

Глубокий сардонический смех дяди Бентли посылает мурашки по моему позвоночнику.

— Быть взрослым — это не только возраст. Быть взрослым — значит быть способным содержать себя без посторонней помощи. Ты быстро исчерпаешь все деньги, которые оставили тебе родители, и будешь умолять меня о помощи. Черт возьми, моему старшему сыну двадцать пять лет, и он не может и недели прожить, не прося денег. Дай кому-нибудь в твоем возрасте сколько-нибудь значительную сумму, и он сойдет с ума. Лучше позволь мне придержать их, пока ты не будешь готов.