— Нам, наверное, стоит отправиться в медпункт.

— О. Точно. Твоя травмированная нога. — Я встряхнулась от того, что только что произошло. У меня есть парень, и я не должна фантазировать о поцелуях с другим парнем.

Медсестре не требуется много времени, чтобы понять, что с ногой Джона все в порядке. Она смеется, качая головой.

— Чего только не сделаешь ради нескольких минут вне уроков. Вот, отдайте это объяснение учителю.

Мы успеваем вернуться к письму как раз в тот момент, когда звенит звонок и класс распускают. Двадцать пар ног шаркают к выходной двери, и мне трудно добраться до своего места. Там жалуются на какое-то новое задание. Я убираю свои вещи со стола, кладу их в сумку для книг и перекидываю ее через правое плечо, посылая Джону улыбку за помощь и понимание. Я уже почти вышла за дверь, когда мистер Брукс окликает меня:

— А, я почти забыл о вас двоих… — Он приглашает нас с Джоном к своему столу, записывает наши имена на листе перед собой и смотрит на нас. — Стивенс и Андерсон, единственные двое оставшихся. Полагаю, это означает, что вы двое застряли друг с другом. — Мистер Брук улыбается и протягивает нам обоим по листу бумаги. — Это анкета. Вы будете писать биографию друг о друге, которая должна быть сдана в конце четверти. Так что используйте эти вопросы, чтобы узнать друг друга получше.

Джон идет со мной, пока мы не выходим во двор.

— Я напишу тебе позже о задании, — говорит он, колеблясь. Его взгляд останавливается на рабочих ботинках верблюжьего цвета, заглатывающих подол его джинсов. Он напряженно потирает затылок. Я вижу, что он хочет сказать что-то еще. Это один из тех моментов, когда ты чувствуешь, что вот-вот произойдет что-то удивительное… а потом этого не происходит. Возможность упущена.

— Да. Ну. Увидимся. — Он поворачивается и пересекает двор.

Двор заполнен студентами с сумками с учебниками, которые снуют по бетонным дорожкам, ведущим к отдельному кафетерию. Студенты, которые обычно едят на улице под солнечными лучами, уже начинают собираться вдоль кирпичной стены и у места для пикника: умники, готы и тусовщики, которые употребили столько наркотиков, что их мировоззрение и внешний вид изменились — купание и гигиена стали менее важными. Крутые ребята едят внутри, где есть кондиционер. Именно там обычно сидят Кира, Колтон и я, но в последнее время нам троим, похоже, трудно находиться в одном месте в одно и то же время.

Мой взгляд падает на Киру и Колтона, которые горячо спорят на другой стороне двора.

Драка: Кира кричит, тыча пальцем в грудь Колтона. Я слишком далеко, чтобы разобрать, что она говорит. Я не уверена, что хочу знать. Откинув светлые волосы, она собирается уйти, но Колтон хватает ее за руку, его лицо искажается от боли. В этот момент Кира видит, что я направляюсь в их сторону, и все ее тело становится твердым, как камень. Она что-то бормочет Колтону, и он смотрит в мою сторону. Его рука падает с ее руки, и он запускает ее в свои волосы, которые еще недавно были лучше. Я подхожу к ним.

Колтон избегает смотреть мне в глаза. Он выдыхает, выглядя совершенно взвинченным. Он выглядит так, будто не спал несколько дней. Он ничего не говорит. С каждым днем он становится все более отстраненным, чужим.

— Тори, ты голодна? Я умираю с голоду! Думаю, мы должны поесть в кафетерии, — говорит Кира, вцепившись в мою руку. Она не предлагает Колтону присоединиться к нам, да ему это и не нужно. Я изо всех сил стараюсь не отставать. Она тащит меня через двор, подальше от моего надутого парня. Около двери в кафетерий я оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, там ли еще Колтон. Его нет.

— Что, черт возьми, это было? — спрашиваю я, возвращая себе контроль над своим телом и темпом.

— Что ты имеешь в виду? — Она проскакивает через двойные двери, подходит к линии раздачи, берет салат и бутылку воды, кладет их на свой поднос. Поднос скользит по холодной стали. Взяв свой поднос, я делаю то же самое. Кира ни разу не взглянула на меня, я имею в виду настоящий контакт глаза в глаза. На самом деле, кажется, она избегает его, как избегает церкви.

— Ты хочешь мне что-то сказать? — спрашиваю я. Я протягиваю продавщице обеда пятидолларовую купюру, забираю сдачу и направляюсь к нашему обычному столику. Действительно ли я хочу знать, что происходит между ней и Колтоном? Да. Я должна знать. Она догоняет меня, и не отставая от меня идет.

— Ладно, не пугайся, потому что на самом деле ничего особенного… — она делает паузу, как будто хочет сказать что-то еще, но потом решает не делать этого. У меня такое чувство, что я не узнаю всей правды. Только те части, которые она считает важными. — Я уговорила Колтона купить мне пару таблеток, что-то легкое, чтобы у меня было больше энергии, и теперь я вроде как должна ему деньги, которых у меня нет. Твой парень может быть настоящим засранцем! — Она оставляет меня стоять в оцепенении. Что только что произошло? В ее словах так много неправильного, так много, что я даже не знаю, с чего начать.

Колтон ждет у моего шкафчика после школы. Его руки засунуты в карманы джинсов, взгляд устремлен в пол. Он выглядит глубоко задумчивым, и у меня возникает странное чувство, что сейчас что-то изменится.

— Привет, — говорю я, мой желудок завязывается в узел. Он поднимает взгляд.

— Эй, — он делает паузу, — как думаешь, ты сможешь прийти позже? Нам нужно поговорить.

— Я согласна. — Его взгляд останавливается на моем лице, как будто он не ожидал, что я соглашусь так быстро.

— Ну… сначала у меня тренировка, — сообщает он мне. — Я закончу около шести?

— Шесть часов — подойдет.

— Хорошо, Тори… — Он колеблется, затем берет мое лицо в свои руки и быстро целует меня в лоб. — Я лучше пойду. Ты знаешь, что тренер очень злится, когда мы опаздываем.

Три с половиной часа спустя Колтон открывает передо мной входную дверь в одних спортивных шортах.

— Привет, красотка, — говорит он.

Находиться в его доме неловко. Нет ощущения, что мы были парой, которая встречалась целый год. Наверное, это понятно, ведь в последнее время мы не проводили много времени вместе. Мы медленно отдаляемся друг от друга. Это моя вина в той же степени, что и его.

— Ты голодна? — спрашивает он. — Я собирался сделать сэндвич.

— Я не голодна, но спасибо. — Следую за ним через фойе на кухню, где у него уже есть все необходимое для приготовления одного большого бутерброда.

— Твои родители дома? — Я засовываю руки в карманы. Не знаю, почему я вообще спросила. В доме тихо, и очевидно, что, как и всегда, мы здесь единственные.

— Нет, они улетели в Вегас вчера вечером. Должны вернуться через пару дней. — Он укладывает на хлеб слоями сложенный нарезанный ростбиф и овощи, уплотняет все это вместе, облизывает пальцы, а затем ставит свою бумажную тарелку на стеклянный стол в столовой. Взяв содовую из холодильника, он предлагает ее мне. Я качаю головой и опускаюсь на стул рядом с ним, положив руки на столешницу. Глядя на его хорошо приготовленный сэндвич, вспоминаю, как мы делили еду. Теперь Колтон жует с открытым ртом, его позвоночник прямой, широкая грудь выпячена, в то время как он пытается вести разговор, в то время как ему следует сосредоточиться на том, чтобы не выплюнуть еду, когда он смеется. Я ненавижу это в нем… и его смех, теперь, когда думаю об этом.

— Что случилось? Ты выглядишь так, будто тебя что-то беспокоит, — говорит он, глядя на меня, в то время как он поглощает свой мега-сэндвич несколькими громкими укусами. Количество еды, которое парни могут запихнуть в рот за один раз, всегда поражало меня.

— Я просто думала, как это было раньше… ну, знаешь, между нами, — отвечаю я. Еще один огромный кусок. Немного содовой, чтобы запить его. Боже, пожалуйста, не показывай мне еду, смешанную с содовой. Этот образ будет выжжен в моей голове, пока мы целуемся.

— Я тоже много думал о нас в последнее время… как это было раньше, — возвращается он.

— Колтон, я…

Он отодвигает пустую тарелку, вздыхает и начинает возиться с одним из красных маминых ковриков.