— Колтон. Дункан. Я знаю, что вы знакомы с Джоном. — Кира объявляет об этом щелчком своего изящного запястья. Я не включаюсь, но опять же, она знает, как хорошо я знаю Джона, не так ли?

— Джон, это парни.

— Не доверяй этому неудачнику, Кира. Позволь мне и Тори отвезти тебя домой, — говорит Колтон, выпячивая грудь. — Я что, единственный, кто не понимает всей картины?

— Откуда вы двое вообще знаете друг друга? — заикаюсь я. Джон начинает объяснять:

— Моя мама…

— Это не ее дело. Пойдем, пойдем. — Кира берет одну из его сильных рук (я знаю, что они сильные, потому что чувствовала их вокруг себя, когда он целовал меня) и оттаскивает его, прежде чем он успевает закончить объяснения. Кажется, он не против последовать за ней, куда бы она его ни повела, еще один из бездумных рабов Киры.

Я вижу его сейчас, Джона, с трудом поспевающего за ней в коридорах школы, его руки нагружены учебниками, ее сумочка, перекинутая через плечо, уменьшает его мужскую состоятельность. Он будет спешить на перемене, чтобы купить ей коробку тампонов в ближайшем магазине. Она будет флиртовать и хихикать, а он превратится в болтливого, бессвязного идиота без позвоночника.

— Подожди! — говорит он, останавливаясь на середине дороги и поворачиваясь. — Тебя подвезти? — спрашивает он меня.

— Она может попросить своего парня отвезти ее домой, — паникует Кира.

— Я не возражаю. Правда, — добавляет Джон. Я вижу призрак улыбки и перестаю дышать. Мой взгляд переходит на Колтона, который, кажется, обеспокоен тем, что я действительно могу принять предложение Джона. Колтон выпил. Он не имеет права подвозить кого-либо домой. Я не могу вести машину прямо, поэтому не могу вести машину Киры.

— Хорошо, спасибо, — я начинаю спускаться вниз по дороге. Колтон бежит рядом со мной и хватает меня за локоть, заставляя остановиться.

— Ты не поедешь с ними, — приказывает он.

— Эм, да, поеду. — Я вырываю руку. Игнорирую Колтона и ухожу. Он чуть не спотыкается о собственные ноги, пытаясь не отстать.

— Ладно, если ты едешь, я тоже поеду. Ни за что на свете моя девушка не поедет с этим уродом. Мне не нравится, как он смотрел на тебя или целовал тебя раньше.

Ревность? Немного поздновато, не так ли? Где была ревность… не знаю, скажем, два часа назад, когда он отстранил меня от поцелуя с другим парнем?

Мы доходим до грузовика Джона, и я останавливаюсь. Колтон стоит там в ожидании. Я знаю, чего он хочет. Он хочет, чтобы я сказала что-то, что успокоит его. Он чувствует себя неуверенно, очень неуверенно. Это чувство чуждо ему. Он хочет, чтобы я сказала, что поцелуй ничего не значил. Он хочет, чтобы я говорила гадости о технике Джона. Я знаю это, потому что сама делала то же самое всякий раз, когда обвиняла его в том, что ему нравится Кира, чтобы услышать, как он это отрицает.

В этот момент я понимаю, что не хочу успокаивать Колтона, что все в порядке. Он заслуживает того, чтобы волноваться так же, как и я.

— Иди. Наслаждайся своей вечеринкой, Колтон. Мне не нужен твой присмотр. — Я поворачиваюсь обратно к грузовику.

Кира берется за серебристую ручку на двери со стороны пассажира и распахивает тяжелую дверь. Мы обе изучаем одно длинное сиденье. Она собирается сесть первой, но внезапно рука Джона ложится на мой локоть, подталкивая меня в кабину.

— Запрыгивай. — Как только Кира заползает внутрь, он захлопывает дверь грузовика и обходит его с боку.

— Ты знала, что я хочу сидеть там, — ворчит она, опустив глаза, пытаясь что-то достать из сумочки.

Костяшки пальцев стучат по стеклу. Белые зубы Колтона показываются в окне со стороны пассажира, заставляя меня испуганно подпрыгнуть. Я наклоняюсь к Кире и опускаю стекло.

— Что, Колтон?

— Напиши мне, как только вернешься домой. Я серьезно, как только ты приедешь.

Прежде чем я успеваю ответить, Джон оказывается рядом со мной на водительском сиденье, его правое бедро теплое, прижатое к моему. Я снова вижу что-то похожее на улыбку, когда он заводит грузовик. Каждый нерв в моем теле словно оживает. Он пахнет потрясающе. Свободой и неизвестностью.

Колтон указывает на Джона из окна со стороны пассажира. Оба парня встречаются взглядами.

— Если ты сделаешь хоть что-нибудь, чтобы навредить моей девочке, я надеру тебе задницу.

Грузовик внезапно сдает назад, чуть не задев пальцы ног Колтона. Я подавляю хихиканье. Ужасно. Знаю.

— Ты не должен дразнить его. Это некрасиво, — говорю я Джону.

Уголок рта Джона приподнимается, и я знаю, что он тоже изо всех сил старается не засмеяться.

Ладонь Колтона ударяется о капот грузовика.

— Я серьезно, Стивенс, ТРОНЬ ЕЕ, и ты мой!

Кира кричит в окно.

— Да что с тобой такое? Господи, остынь! У меня от тебя голова болит.

Мы с Джоном разразились смехом. Кира просто смотрит на нас, как на сумасшедших.

Как только Джон выезжает из поворота Колтонов, Кира достает еще одну мини-бутылку Jack Daniels из тайника, спрятанного в ее сумочке. Просто. Это как волшебство. Они просто продолжают приходить.

— У тебя целый бар в сумке? — спрашиваю я. Она игнорирует мой вопрос, открывает бутылочку и делает длинный глоток. В грузовике темно, но я все равно вижу ее нетвердые руки и тяжелые веки.

Джон оглядывается.

— Она права. Ты должна перестать пить, Кир. Не нужно появляться в своем доме пьяной.

— Может, тебе стоит побеспокоиться о слухах, которые пойдут в понедельник после того маленького шоу, которое вы двое устроили на вечеринке, — отвечает она.

— Ты же знаешь, мне все равно, что говорят люди, — отвечает Джон.

Моя голова ходит туда-сюда, как будто я наблюдаю за волейбольным турниром. Я чувствую себя барьером между ними. Мне вдруг становится интересно, зачем Джон хотел, чтобы я была здесь: чтобы быть рядом со мной или чтобы разделить его и Киру. Эта мысль делает забавные вещи с моими внутренностями.

— Да, ты говорил мне, — бросает Кира в ответ, собирая волосы в хвост. Она опускает окно, сосредотачивая все свое внимание на деревьях, проносящихся по обочине дороги. В кабине грузовика царит неловкая атмосфера.

Зачем, зачем я поцеловала Джона Стивенса? Я хочу забыть об этом поцелуе, особенно когда избегаю встречаться с его взглядом в зеркале заднего вида. Несколько раз я чувствовала на себе его взгляд.

Я выгляжу нелепо с волосами, закрывающими лицо, а жжение болезненно. Я вытаскиваю из уголка рта выбившеюся прядь, покрытую слюной, и прижимаю ладонью растрепавшуюся челку к голове. Ночной воздух с ревом врывается в кабину через окно со стороны пассажира. По моим голым рукам бегут мурашки. Ночной воздух пронизывает холодом. Наконец, не в силах больше терпеть побои, я пихаю ее локтем.

— Ой, прости! Не слишком много свежего воздуха? — Она приподнимает окно на несколько дюймов, но этого недостаточно, чтобы что-то изменить. Это не имеет ничего общего с попыткой подышать свежим воздухом. Она делает это специально, чтобы заставить меня страдать, чтобы доказать свою точку зрения.

— Подними окно, или я заставлю тебя закрыть его, — говорю я ей.

— Ты не посмеешь, — смеется она, даже не моргнув глазом. Она очень уверена в своем заявлении. — В тебе этого нет.

— Кира, просто подними окно, — добавляет Джон.

Проходит несколько минут, пока она игнорирует оба наших требования. Знаете, старую поговорку «В аду я бы не принес тебе даже стакан ледяной воды»? Да, думаю, здесь это вполне применимо. Она небрежно потягивает из своей маленькой бутылочки, потом зевает.

— Ладно, неважно, я тебя предупреждала. — Я наклоняюсь через ее колени, потягиваюсь и начинаю поднимать окно…

— Эй! Прекрати! — Ее ногти впиваются в мягкую кожу на моей руке. В эту игру могут играть двое. Я хватаю в горсть ее самое ценное — ее волосы.

— Ай! Отпусти! — Плачет она.

— Нет, пока ты не закроешь это чертово окно! ОУ! ОУ! Хватит меня кусать! — Я бью ее. Она похожа на бешеное животное: зубы и слюни, бешеное животное, которое плавало на спине в бочке с алкоголем.