Увы, она не успевает свою мысль закончить. В стеклянную уже закрытую на ключ дверь кто-то мягко барабанит, словно вор в ларек крадется или строитель прощупывает тонкое место в материале, чтобы насквозь полотно пробить, устроив не полноценный вход, а идеально круглую мышиную дыру.

Антония подскакивает на своем месте и всплескивает руками:

— Черт!

Это вряд ли! Хмыкаю и, закатив глаза, мол:

«Господи, Смирнова! Ты как всегда, в своем репертуаре!»,

не спеша поворачиваюсь в сторону выхода из торгового помещения. Не черт, не дьявол, не демон и не привидение, а всего лишь:

— Мама? — пялюсь на знакомую фигуру, сейчас ладонями упирающуюся в немного запотевшее стекло.

Пока я с открытым ртом и изумлением во взгляде и на своем лице рассматриваю высокую и ярко улыбающуюся женщину, по-детски корчащую мне смешные рожицы, к этой поздней посетительнице с той внешней стороны, в зеркальном отражении по правую все еще стучащую в дверь руку, подходит представительный мужчина:

— И отец? Вот это встреча! — проворачиваюсь на стуле и возвращаюсь своим фасом к насмерть перепуганной Смирновой, спрятавшей себя в ладонях и разлеживающейся, почти слившись с гладкой и чересчур блестящей поверхностью, на столе. — Откроем или прогоним любителей зефира и мороженого?

— Что? — бухтит куда-то в стол.

— Там мои родители, Смирнова. Увы или слава богу? Они не вооружены — зуб даю, но судя по стекающей слюне моей мамы очень голодны. Отец не сможет долго сдерживать свою «милую Наташу», которая, по-моему, подсела на твою продукцию. Ты что тут в яства подсыпаешь? Признавайся, мелкая чертовка. Наркоту? Эй, — осторожно дергаю ее за ухо, — ты там жива? Способна здраво мыслить? Тонь, все нормально? Ты в порядке или вызвать скорую? Полицию на всякий случай и какой-нибудь по назначению госкомитет?

— Как меня достали шутки из разряда «угадай кто» и «подкрадусь и напугаю до усрачки». Что ты там про наркоту ввернул?

— Что это и нехорошая статья, и хороший срок! Тобой определенно заинтересуются, если Велиховы скопом на тебя маляву подадут.

Похоже, мои таинственные визиты нанесли пусть небольшой, но все же ощутимый, ущерб неустойчивой женской психике. Ния вздрагивает от каждого шороха, словно нападения ожидает. Мои подколы ей совсем не помогают. Кажется, я нащупал болевую точку: темнота и одиночество, или уголовная ответственность и колония строгого режима. Тут — одно из двух!

— Боишься? — злобно ухмыляюсь. — Ты со сторожем сидишь. Забыла?

— Господи! — она рассматривает меня с нескрываемым пренебрежением во взгляде и даже в позе, которую слегка переменила после того, как я сказал, что там родные старики желают разбавить наш дуэт собой. — Защитник нашелся…

— Я про собаку говорю, Тузик. ТибО! Неужели про пса забыла? — при этом трогаю пластиковую башку отключенного игрушечного аппарата.

— Недоразвитый придурок! — шипит и шустро прыгает со стула на пол.

Чего-чего? Час назад я был «Велихо-о-о-овчик» и «Как ты меня нашел?»-парниша, еще «холодный», но «такой хороший» и почти «любимый». А сейчас тупой придурок и как будто конченое чмо! У Нии настроение меняется, словно погода в межсезонье: то жара и откровенный зной, то похолодание и дождь с огромным градом. Как там Мантуров упомянул недавно:

«Как будто баба в ПМС!».

Вполне возможно, что Егорыч с определением не ошибся, все четко обозначил, но просто не тому сказал. Вот уж у кого эмоциональная лабильность и непостоянство. Или это не ко всем двуногим, а лишь по отношению ко мне?

— Зато стальные нервы, твердый характер и стабильность, глупенький щенок! — произношу ей в спину, пока она идет по направлению к двери, чтобы открыть свой магазин для поздних посетителей.

— Их просто еще никто искусно не мотал, не ломал и не расшатывал, — не поворачиваясь, отвечает.

Возможно! Но проверять предположение особого желания нет, поэтому:

— Тебе виднее.

— Еще бы! — бормочет, открывая дверь. — Добрый вечер, Наталья Юрьевна!

— Тонечка, привет, — щебечет мать и протискивается в помещение. — Сыно-о-о-ок! — пищит и переходит на жуткий, почти животный ультразвук. Я сильно морщусь и опускаю голову. Была бы у меня возможность, я бы плечами ушные раковины закрыл. Да только возраст так скрутиться мне уже не позволяет. Хотя при некотором желании я еще и не то смогу. — Какая встреча! На улице противно и очень холодно. Бр-р-р! А мы думали, тут уже закрыто. Проезжали и увидели свет и тебя, Тонечка, за прилавком, а тут еще… Гриш, смотри, здесь Петя!

Мама действительно замерзла, потому что слова выстреливает с огромной скоростью, а взглядом бегает по обстановке, словно пытается на чем-то нехорошем подловить нас с Тузиком.

— Добрый вечер! — отец спокойно говорит и сразу направляется ко мне. — Решил погостевать? — протягивает свою руку.

— Захотелось попробовать продукцию, которую ты так расхваливал, — пожимаю папе руку, а ногой подтаскиваю стул. — Вот…

— Не поздновато для дегустации, Петр Григорьевич? — как будто обреченно выдыхает, затем расстегивает свое короткое пальто, садится на мною предложенный барный стул и, отметив мамино местоположение вместе с Нией, лицом спокойно возвращается ко мне. — Ты говорил о важной встрече и неотложных, судя по твоей сверхторопливости, делах. У тебя как будто бы свидание намечалось, да и таинственная девушка уже заждалась. Так спешил от меня отделаться, что аж на стуле в моем кабинете потешно подскакивал. Вспомнил? — играючи толкает меня своим плечом. — Здесь, что ли, рандеву назначил? Сюда спешил? Боялся не успеть до закрытия?

— Решил попробовать пастилу, — ухмыляясь, отвечаю. — «Шоколадница» была по дороге, вот я и завернул. К тому же здесь давний знакомый продавец, а значит…

— На скидку рассчитывал?

— Именно! — хлопаю ладонью по столу. — Я, пожалуй, уже поеду.

— А свидание?

— Отменилось.

— Мне очень жаль, сынок.

— Обойдется, па. Всего хорошего, — порываюсь даже встать, но, по-видимому, у отца другие планы, потому что…

— Придется с этим подождать, тем более что спешки больше нет. Твое свидание сорвалось, уже забыл?

Пиздец! Вот старший Велихов, не прикладывая особых усилий, в угол и загнал меня. Мой отец — страшный человек и офигительный профессионал. Не устану для себя повторять, что с ним такого рода шутки плохи и, как правило, заканчиваются довольно быстро, иногда так и не успев начаться.

— Она, — отец кивком указывает назад, по всей видимости, предполагая, что этим жестом четко попадет не мать, — подумает, что ты специально избегаешь ее. Со мной-то каждый день встречаешься, а тут такой внезапный шанс, а ты решил слинять. Не выйдет, Петр…

Прокручиваюсь на стуле и, зацепившись согнутыми локтями за столешницу прилавка, занимаю весьма удобную позицию для полноценного зрительного контроля за тем, как миролюбиво и довольно щепетильно Антония обслуживает мою мать. Она укладывает в торговую корзинку все, за что одним лишь взглядом способна зацепиться родительница-сладкоежка: пряники, конфеты, мармелад, зефир и тонкие полоски какой-то безобразно тянущейся хрени, одну из которых мама тут же разворачивает и, как ребенок, скучающий за вкусняшкой, быстренько засовывает себе в рот. Видимо, это умственный непрекращающийся днем и ночью труд сказывается на пищевых предпочтениях Велиховой Наташи.

— Это что-то медицинское? — киваю на них, но обращаюсь к отцу.

— Не знаю, но мама отдыхает в этом месте. Я не могу ей отказать и делаю простое одолжение.

Ну да! Сначала он ей, а потом…

— А что взамен?

— Ничего, — отец точно так же, как и я, располагается на своем месте. — Так, как твои дела, сынок?

— Мы виделись сегодня и обсуждали несколько часов назад именно этот момент, — рассматривая носки своих ботинок, говорю. — С того времени ничего существенного не произошло, а стало быть, ответ не изменился: «Со мной и у меня все хорошо!», — сильно скалюсь. — А у тебя, отец?

— Опять что-то затеваете? — мельком замечаю, как он кивает на смеющуюся Смирнову. — Нам стоит укрепить жилье на случай урагана, землетрясения, цунами или извержения вулкана, которые вы с ней обрушите на нас? Стоит Сержа с Женей предупредить или это тайный план, а ты только, как сапер на минном поле при первой и единственной успешной попытке, прощупываешь местность, м? Что с Тоськой запланировали?