Да похрен, если честно! Лишь бы сбросить напряжение, которое я в себе старательно коплю. Противно самому играть с дубинкой, чувствую себя совсем уж доходягой, на которого даже бляди не летят. Нашел, по-видимому, прекрасный способ избежать перед своей самооценкой позора. Дрочить самому себе было модно до выпускного бала с Кравцовой Викой…

— Прошу тебя, — киваю подбородком, почти притопывая ногой. — Некогда, есть еще дела…

Мне нужно к сыну. Хотел его забрать из школы. К тому же, я обещал завести Кирилла к своим родителям, пока Виктория не выступает против. Мать с отцом давно просили о простейшей милости, да и там уже приготовлен небольшой сюрприз-подарок для него. А потом — естественно, моя работа и встреча с той, с которой не получается наладить никакой контакт. Даже откровенные разговоры о себе и ни о чем совсем не помогают. Даша с недоверием и некоторым абсолютно нескрываемым презрением рассматривает меня, а сквозь зубы цедит вежливый «привет-пока». Сейчас отрадно вспоминать, что лишь позавчера три очень близких танца любезно разрешила и то, видимо, потому что неуверенно стояла на ногах, искала трезвой поддержки и чувствовала, что перегнула в абсолютно глупых предположениях о том, кто я вообще такой и как так вышло, что вместо левой у меня великолепный протез за несколько отечественных лямов. И тут ответ простой — это жалкий откуп, Даша! Откуп от гоночной «конюшни» за то, что я теперь такой. Какой «такой»? Списанный и слегка неполноценный…

— Беспокоишься о том, получаю ли я деньги от тебя и тут же прогоняешь. Ты противоречив, Ярик?

— Ярослав! Я Ярослав! — рявкаю, специально делая акцент на том, что не переношу, когда уродуют мое имя.

— Прости меня. Прости, прости, прости, мальчик, — быстро шепчет.

— Заметано! Забыли и проехали! Кони, мне действительно пора. Задушевность, видимо, закончилась. Прошу тебя, — подхожу к креслу, на котором оставил свой пиджак. Перекинув через плечо, забрасываю черную ткань за спину.

— Мне нет дела до твоей руки, Ярослав. Не смущает! Абсолютно! Я этого не замечаю.

Даже так? Удар под дых с определенной целью задеть чуть ниже пояса, зайти коленом прямо в пах?

— Кони… — сиплю сквозь зубы.

— Все равно. Слышишь? Плевать. Это совершенно не главное, ты чересчур хороший человек, я чувствую. Ты волнуешься, проявляешь внимание. Я ведь, кажется, говорила, — усмехается, то и дело оглядываясь на идущего позади нее меня, — что ты очень щепетильный?

— Да, — легко подталкиваю ее к двери, затем немного оттаскиваю женщину назад, чтобы открыть замок, распахиваю полотно и осмотревшись по сторонам, наконец-то выпускаю шлюху в длинный коридор. — Пока. Я позвоню…

— Скажи ей прямо, чего хочешь, Ярослав, — надменным тоном произносит. — А нам больше не перечисляй свои деньги. Я не приеду. Ты меня понял? — гордо вскидывает подбородок.

— Сомневаюсь, — хмыкаю и искривляю губы. — Это твой заработок. Ты же…

— Шлюха?

— … — сейчас молчу, но взглядом самолично ею высказанное предположение подтверждаю.

— Я ведь не была такой, — поднимает сжатые руки в мелкие кулаки и кусает выступившие побелевшие от злости и колоссального напряжения острые костяшки. — Не была, слышишь… Я тебе не нравлюсь?

— Пока, — закрываю дверь и подпираю ее поверхность спиной.

Нет-нет, не нравишься! Эта Кони не права насчет меня, зато пошловато и бездарно заискивает перед клиентом. Я всегда стараюсь придерживаться позиции, в которой за оказанную услугу на счет того, кто сильно постарался наслаждение доставить, должно поступить достойное вознаграждение. Небольшой секрет моей надуманной щепетильности и обеспокоенности. Я щедро ей плачу, а она, естественно, старается. Ее терпение, плотская услуга ртом и небольшой талант в минетном деле, а в результате — полностью удовлетворенный клиент, заранее отсыпавший в виртуальный кошелек девицы солидную зарплату. Еще раз, как молитву, лозунг или пошленький девиз, произношу:

«Вот и весь секрет Полишинеля, Кончита!»…

— О! Смотри-смотри, — Игорь, стряхивая пепел с сигареты, кивает на подъехавший на общую парковку перед танцевальным центром навороченный вишневый внедорожник.

Смотреть пока что не на что, зато послушать можно — довольно громко слышно, что из этой просто на хрен вырви глаз машины бешеным набатом горланит озверевшая на все полутона долдонящая о неубиенном вечном музыка. Водитель, видимо, глухой или просто недалекий. Еще есть вариант про то, что он от рождения безухий. Хотя стереосистема у парня в откровеннейшем порядке — с этим не поспоришь, а я с покорным видом снимаю шляпу.

— VIP-клиент Смирновой, — прищурившись, Игорь «Буса» чешет ересь. — Очень крутой мужик. Сейчас посмотришь на жеребчика.

На что смотреть-то? На красивую машину? На почти спецномера и на высокую посадку? Куда, а главное… На хрена оно мне надо! Фыркаю и специально отворачиваюсь.

— С чего ты взял, что это к ней? — вполоборота задаю вопрос. — Может быть это…

— Один раз в две недели, Ярослав. Очнись и включи смекалку, если в твоих настройках такая функция заложена. Всегда стабильно, как по давно заученной команде, подкатывает этот парень. Дашка ссыт кипятком, когда обслуживает выдающегося не только танцевальным талантом «папика». Там крутой пельмень — подкопченное мяско, с дымком, для профессионалок или любительниц, я тебе говорю. Клясться нужно?

— Обойдусь, — отрезаю.

— Красивый мужик — хоть я в этом и не сильно разбираюсь, чересчур улыбчивый хреняка. Сразу видно, что деньги не считает, да еще до тошноты общительный. Языком чешет, словно лезвием вскрывает кожу, гнет свою правду и абсолютно не стесняется. Закидывает Дашку под мышку, да так в танцевальный зал и вносит. По два, а то и три часа он там с ней кувыркается возле хореографического станка. Растягивает, как сучку, на шпагат. Я сам все видел! — бьет в свою грудь мелким кулаком с зажатой между пальцев сигаретой. — Потом е. ет нашу малышку Дори на втором ярусе, — двумя руками показывает, как этот сукин член трахает Смирнову. — Представляешь, какая у пизд.ка силища? Она визжит и стонет. Вот был случай, например, я в нашу тренерскую нечаянно ввалился, когда он с ней там в душевой резвился. Знаешь, что такое сквирт, горемычный?

Киваю головой — конечно, я вроде бы не маленький, зачем-то проглатываю дым и задыхаюсь. Кашляю, исхожу слезами, немею и окончательно охреневаю от того, что слышу. Бусинцев говорит сейчас серьезно? Он ведь не шутит?

— Она почти мочилась ему на руку, Ярослав, когда он большим пальцем дергал Дашке клитор. Он шпилил сучку пальцами и даже не потел, при этом доводил шлюшку до самого уссыку. Кстати, — затягивается сигаретой, — всегда муфлон один и без женской пары. Так, какой тут вывод, Слава?

— Ярослав! — прищуриваюсь и губами зажимаю свою никотиновую отраву.

— Ярослав! Извини. Пока что не привык. А какого хрена Славой усиленно представлялся?

Уже неважно — проехали и забыли в плохом настроении надуманное имя!

Вздергиваю верхнюю губу и поворачиваюсь лицом к выбирающемуся из автомобильного салона ну очень странному субъекту. Пятьдесят? Шестьдесят с копейками? Или все же сорок? Молодо выглядит урод, наверное, из-за того, что этот стильный мужичок хорошо физически укомплектован, «сука» — хрен однозначно полноценный.

Высокий! Худой, поджарый, крепкий! Гибкий, очень верткий хер! С надменной и высмеивающей все и вся улыбочкой! Вероятно, пожизненная пошлость с рожи не стирается. Он ведь трахал ее рукой и доводил до исступления.

Сжимаю тёмно-серый пластик в скрюченный кулак и скребу искусственными ногтями по протезированной поверхности:

«Кто ты? Кто ты такой? Ты… Сука! М-м-м-м! ЗАДРОТ! Как же так?».

— Добрый вечер, Игорь, — мудак протягивает Игорюше руку.

— Здравствуйте, — Бусинцев с улыбкой на лице ладонь ублюдку пожимает. — Вас Даша уже ждет.

— Отлично! — убирает руку и трогает свое лицо, потирая бровь и переносицу.

Я стопроцентно вижу золотую тонкую полоску на безымянном пальце богатого кретина. Это определенно обручальное кольцо! Он ведь женат, кумпарсита!