– Что-то тревожит? – поинтересовался я.

– Сны, – коротко ответила она, – что-то приближается…

– Я защищу, – прошептал ей на ухо, когда мы сблизились.

Но точно ли защищу? Кто ж знает…

В толпе я видел Фера, обеспокоенно следящего за обстановкой. В ней же я заметил Ричарда и Монику, которые подобно нам с принцессой, кружились в танце. В танце кружились мужчины, ведя за собою дам. Так, одной из дам стала Валерика, которую вёл Ригард. Оба на удивление, были слишком серьёзны: Сангард оттого, что смотрела за мной и принцессой, а Ригард оттого, что не мог отвести взгляд от имперки. Один лишь Эрик напряжённо сидел возле большого камина. Казалось, что он не пьянеет, хотя раз за разом наполняет бокал. Нервы – так для себя я решил, поминая покушение на фестивале, когда парня буквально разорвало взрывной стрелой.

– Не желаете ли пригласить следующим господина Ленлосса? – улыбнулся я, смотря на принцессу.

– Уже выдохлись? – улыбнулась в ответ Роза.

– Беспокоюсь за будущего аристократа.

Вообще, по традиции Ардохелла, дама приглашает кавалера первой. А уж если высокородная дама приглашает низкородного, то значит это его скорейшее повышение в дворянской иерархии. Эдакий неформальный способ заявить о ком-то в высшем свете у ардохеллцев. Ну а раз уж всем нам скоро помирать, то почему бы не оторваться?

Освободившись от танцев с принцессой, хотел я подойти к Феру, как меня перехватил Рэймонд, запыхавшийся от всех этих пируэтов в объятиях местных дворянок.

– Дядя просил передать, – тяжело дышал брат, – с тобой хочет поговорить матушка…

– Что? – нахмурился я.

– Годрик проводит, а я пока отойду…

Ну, приплыли, только хотел отдохнуть и вот те раз. У меня и догадок нет, зачем я понадобился императрице. Нет разве что адекватных догадок…

– Реван, – дверь позади меня закрылась. – Прошу, присядь…

Императрица Люссия Эсэлаер расположилась в кабинете Эдвина. Сам же король, насколько я помню, выплясывал на балу.

– У меня есть к тебе разговор, мой мальчик, – улыбалась императрица.

– На какую тему? – насторожился я, сев в то же кресло, в котором был во время нашей с королём первой встречи.

– Чем ты готов пожертвовать во имя Спасения?

***

Интересный факт из мира музыки: у эльфов есть так называемый «прощальный» инструмент, по природе своей издающий лишь печальные мелодии. Игра на нём сплошная пытка – струны острые как бритва, да и сам инструмент скорее похож на нечто с порванными струнами. Но мелодия получается до боли прекрасной. Вот только исполняют её…

– Фер! – крикнул я, стоя на балконе с папиросой в зубах.

– Реван, – улыбнулся слегка пьяный эльф, отложив инструмент, струны которого будто бы были порваны.

Друг мой сидел этажом ниже в гордом одиночестве. Позабыв о страхе высоты, я спрыгнул прямо к нему, в полёте, правда, выронив папиросу, улетевшую куда-то вниз.

– Депрессируешь, ещё и один, – скрестив руки на груди и улыбнувшись, протянул я, будто пытаясь воззвать к совести эльфа.

– Правда? – эльф виновато почесал затылок кровоточащими пальцами.

– Что-то случилось? – я сел возле него.

– К счастью, пока нет, – улыбнулся он, отведя взгляд в сторону. – Всё слишком спокойно, отчего неспокойно мне…

– Я бы не думал ни о чём и просто наслаждался вечером, – закинув руки за голову, усмехнулся я. – Да и погляди, дождь закончился и звёзды видно!

– Ты ведь знаешь, что за битвой с Рэймондом последует бой с Эдвином?

– Ого, сразу?

Фер кивнул.

– Придётся поработать, друг мой!

– Прошу, будь осторожен…

– О чём ты?

– Знаю, ты у нас живучий, но всё же…

– Фер, скажи-ка, ты случаем, не собрался ли помирать? – глядел я на инструмент.

– Нет-нет, что ты, – засмеялся эльф. – Наш век долог… порой даже слишком…

Наступила тишина. Откуда-то, вроде из тронного зала, доносилась музыка. Весёлая музыка, наполненная радостью и счастьем.

– Моника и Ричард искали тебя, – вдруг произнёс Фер.

– Напились уже?

– Только Моника…

– Хах, почему я не удивлён?

– И ребята… тоже искали…

– Ещё успею надоесть!

– Реван…

– Да?

– Не было ли всё зря?..

– О чём ты?

– Прости, так… с годами становлюсь фаталистом… главное, чтобы жизнь продолжалась, друг мой…

Там, где есть герой, всегда есть и будет злодей – тот, кто проиграл. Вот только героем считается тот, кто сражался на правильной стороне…

Дождь. Его холодные капли падают на лицо, скатываются по щекам, а после вновь летят вниз, стоит лишь достичь подбородка. Одежда моя, чёрная как ночь, сшитая из зачарованной плотной материи, не пропускала ни дождь, ни холод, вдруг заполонивший пространство арены, застеклённая крыша которой была раздвинута. Меч, отчего-то ставший таким тяжёлым, тянул меня вниз.

Сцена, подобная тому типичному эпизоду, который призван напустить драмы, в реальности казалась неуместной. Бой, чья суть устроить незабываемое шоу для зрителей, в действительности мог стать разрушительным. Открыв крышу, те, кто стояли за организацией боя, явно дали понять, что не готовы к таким рискам. Бой сильнейшего мечника (правда, в соотношении мастерство-упорство и наличие маны в крови) и героя всея человечество мог не только в теории окончиться полным разрушением, как арены, так и доброй половины всего города. Магия, что укрепляла здание арены, не способна обеспечить должный уровень защиты. Она же являлась помехой для наложения нового, более сильного заклинания. Барьер, что погрузил арену в хлад и окропил её песок впущенным дождём, был виден невооружённым глазом. Подобный потрескавшемуся льду, он скрипел и переливался, словно водная гладь преломлял робкие лучи изредка проглядывающегося солнца. Когда же солнце окончательно скрылось за стянувшими небосвод тучами, а над столицей эхом пронёсся гром, было объявлено о начале нашего с Рэймондом боя.

– Брат мой, – Рэй был облачён в одежду, подобную моей, отличающейся лишь белым цветом, – покажи мне всю свою мощь!

– Поиздеваться решил? – оскалился я, приняв атакующую стойку.

Рэймонд не сдерживался. Пусть и не был он в доспехах, пусть и был вооружён как я, мечом из обыкновенной стали, но в каждом взмахе его клинка я ощущал смертельную опасность. В первую нашу встречу, во тьме гробницы, я видел лишь безумное пламя двух алых глаз. Это пламя, безумное от праведного гнева, придававшего герою человечества сил, теперь, казалось, потухло. Словно хворост, пропитанный влагой дождя, оно отказывалось гореть, хоть как-то зажигаться. Оно не могло вспыхнуть, ибо перед ним – Рэймондом Эсэлаером, стоял я – Реван Эсэлаер, младший брат, бок о бок с которым он вырос. Все эти двадцать с небольшим лет я был самым близким для него человеком. Двадцать с небольшим лет, память о которых была стёрта из моей памяти.

Но Рэймонд не сдерживался. Он не питал ненависть, только любовь. И только эта любовь заставляла его биться с каждой секундой всё ожесточённее. Рэй словно устроил личную проверку, по итогу которой нам обоим станет ясно, готов я противостоять угрозам, что в будущем обрушаться на Ардохелл, или же нет.

– Мне жаль, что скоро всё закончится, – с внезапной болью в глазах, Рэй сблизился со мной.

Мы скрестили мечи, наседая друг на друга.

– Есть вещи, куда более важные, чем жизнь, – отбив меч брата, произнёс я.

– Оттого мне и грустно, – ухмыльнулся он.

– Не я герой, а ты, – хотел уже контратаковать я, как Рэй вдруг сделал рывок.

Я и понять не успел, как выпустил клыки, вгрызся в руку, покрытую белой материей и лишённой какой-либо магии. Кровь хлынула в рот.

– Уж извини, чуть промахнулся, – усмехнулся брат.

Я что-то невнятно проворчал.

– Не видят, о, брат мой кровосос, – прошептал Рэй, не убирая руку.

Удар левой рукой, который он якобы хотел направить мне в висок, был остановлен машинальным укусом. Не знаю, как Рэй понял, однако лёгкий голод преследовал меня со вчерашнего вечера. Не успел я испить норму вивьеновой крови…