– Челяди никогда не превзойти высших людей, – цыкнул я, глядя на изуродованные ошмётки Сайруса.

Чувства, эмоции – я перестал что-либо ощущать. А потому, встретившись глазами с опустошённой физиономией Феназепама, я лишь безучастно пожал плечами.

***

– Замечательно, просто превосходно! – зудела принцесса, бродя из одного угла в другой. – А я только настроилась!

– Кто же знал, что порядок сражений изменят, – я чесал затылок, будто чувствуя вину за это.

Роза сердито взглянула на меня, но тут же выдохнула и попыталась улыбнуться:

– Эрик, я буду болеть за тебя, – взгляд её прекрасных глаз грел моё сердце. – Но прошу, не будь как Сайрус…

– Ригарду никогда не сравнится с учителем, – слегка улыбнувшись, ответил я.

Да, Риг очень силён, но не силён как господин Эсэлаер. Он ведь буквально порвал в клочья Сайруса, одного из лучших выпускников академии…

– И почему я не удивлён, – сквозь забрало кричал Ригард, когда мы вышли навстречу друг другу.

– Не разочаруй меня! – самоуверенно прокричал я, приняв универсальную стойку.

– Вот оно что, – Ригард вдруг вонзил свой меч с позолоченной гардой в песок. – Тогда уровняем шансы!

В одно движение дворянин сбросил шлем, затем нагрудник, поножи и наручи:

– Я бы предложил решить всё одним ударом, – расстёгивая ремни стёганой куртки, кричал Ригард, – да только кто мы такие, всего лишь студенты! Давай развлечём публику!

– Знаю, прошу многого, но что насчёт сразиться, не используя магию? – разминая плечи, предложил я.

Ригард рассмеялся:

– С радостью, дурень!

Не знаю отчего, но в груди стало тепло. Пусть сейчас мы и соперники, но дружба, что совсем недавно возникла между нами, не могла не радовать.

– За учителя, – произнёс я, приготовившись к рывку.

– За него и Всесоздателя! – рванул вперёд Риг.

Казалось, избавившись от неподъёмных доспехов, он стал в десятки раз быстрее. Удары его не было наседающими, он сменил их на быстрые атакующие, направленные не на пробитие моей обороны, как прежде, а на выявление уязвимых мест. Вот только он-то с одноручным мечом, в то время как я с двуручным. Даже будь он в броне, даже будь невероятно силён, он бы не смог заблокировать, полностью остановить мой удар. Но, к сожалению, он быстр, чертовски быстр, кажется, быстрее Мариуса и сильнее Сайруса.

– А чего ещё хотеть от того, кто сравнялся с учителем! – выход был один – толкать, и я оттолкнул Ригарда, разорвав между нами дистанцию.

– А неплохо! – смеялся он, порываясь вновь наброситься на меня. – Ты ведь помнишь, что лишь один из нас пройдёт дальше?!

– Ещё как! – нанося удар за ударом, отгонял я противника.

– Чего же ты хочешь?! – чёрт, Ригард смог заблокировать мой удар.

– Чего хочу? – повторил я, обойдя его и соприкоснувшись с ним спинами.

– Да, ради чего такое усердие? – я не видел лица его, но чувствовал, что он улыбается.

– Во имя спасения…

– Под учителя косишь? – усмехнулся Риг. – Впрочем, я полностью тебя поддерживаю!

Мы вновь соприкоснулись клинками:

– А потому, я отправлю тебя отдохнуть, наш герой! – в одно движение Риг выбил мне глаз позолоченным навершием меча.

Тупая боль, прыснувшие слёзы, глубокий вдох – я чуть не упал, схватившись за кровоточащую глазницу.

– Я не любитель борьбы, – приняв атакующую стойку, оскалился Риг, – а потому предлагаю решить всё одним ударом.

– Быстро же ты передумал, – сплюнув и утерев слёзы, оскалился я, подобно ему.

– Будет ой как больно! – зрачки Рига сузились, когда мы рванули друг на друга.

Помню, как учитель одной рукой разрубил Мариуса, быть может…

– Хаха! – засмеялся Ригард, упав на песок и проехав по нему ещё метра три.

– Далеко до него, – сплюнул я кровью, схватившись за вспоротый живот.

– Это тебе ещё повезло, – придерживая разрубленную наполовину челюсть, хрипел Ригард,

Грудь его была прорублена, но он как-то держался на ногах. Невероятная выдержка…

– Ладно, твоя взяла, – с долей досады, протянул Риг, прежде чем упал на разгорячённый песок.

– Вот же сукин сын, поддался, – цыкнул я, вонзив меч в землю.

– Немного… совсем чуточку…

– Какое благородство! – Валерика развела руками.

– Трудно поверить, не так ли? – усмехнулся я, вставая со скамьи и гремя доспехами.

– Сам Ригард Андгард решается поддаться простолюдину, – будто в укор говорила она, сверля меня своими глазками. – Эрик тебе не соперник!

– Он оруженосец и телохранитель господина Эсэлаера, – я накинул шлем. – Неловко получится, если его сразит даже не гражданин Ардохелла.

– Показушник, – цыкнула имперка, отвернувшись от меня.

– Мой тебе совет, думай об учителе, как о Всесоздателе. Есть вещи куда более важные, чем сиюминутная слава.

– И это мне говорит теократ, – протянула она. – Смотри, как бы за тебя инквизиция не взялась…

– Приму за заботу, – опустив забрало, выхожу на арену. – Сангард, Сангард… была бы ты из теократии…

Назвал бы её псиной, да язык не поворачивается. Слишком оскорбительно. Но только такая псина, как она, может столь ревностно относиться ко всему, что связано с её господином, нет, хозяином. Долг ли это или же любовь, понятия не имею. Для меня, взращенного во служение Всесоздателю, нет места любви. Я создан лишь для войны, вот только…

– Чего же ты хочешь?! – когда наши с Эриком клинки соприкоснулись, произнёс я.

Желания – что же это такое?

– Чего хочу? – повторил он, обойдя меня и соприкоснувшись с мной спинами.

– Да, ради чего такое усердие? – я не видел лица его, но чувствовал, что и он улыбается.

Простолюдин или дворянин – неважно, в писании, как и смерти, все мы равны. Равны мы и в долге перед Всесоздателем. Равны настолько, что лишь малая часть избранных отдаёт себя в жертву во имя Его. Во искупление грехов людских живу и я, дабы рано или поздно умереть с молитвой на устах. Грех завидовать, грех желать той же свободы, коей одарены простолюдины. Они-то могут любить, могут жить так, как того пожелают. И в то же время находятся безумцы как Ленлосс. Он не обязан страдать, не обязан жертвовать собою, но почему-то всегда бежит первым в самое пекло – дурак ли он? Да, просто отшибленный. И в тоже время отчего-то я всё же завидую ему…

– Во имя спасения, – произнёс он после недолгого молчания.

– Под учителя косишь? – усмехнулся я, вместе с тем чувствуя что-то необъяснимое в области груди.

Учитель, господин Эсэлаер – тот, кто понимает меня, я чувствую это. Вся его жизнь сплошной долг. Я многого не знаю, но из того что видел, могу смело сказать, он жаждет спасения. Тьма, малейшее проявление которой чувствует каждый служитель Всесоздателя, сгущается над нами. Катакомбы, покушение, курган – порождения тьмы стягиваются сюда, но ради чего? А впрочем, надо ли мне это знать? Мой долг не в понимании тьмы, а в её устранении. Спасение – быть может, это то желание, которое испытываю я. Необъяснимые чувства к Сангард, странная привязанность к этому простолюдину Ленлоссу и ощущение родства с господином Эсэлаером – связано ли это с желанием спасения? Но тогда со спасением кого? Их? Или же… меня самого?

– Впрочем, я полностью тебя поддерживаю! – как жаль, что лишь в сражениях я чувствую себя живым, таким, как Эрик и остальные.

И мы вновь соприкасаемся клинками. Одним ударом я выбиваю навершием меча глаз Эрика. Да, пусть ещё до начала битвы я хотел поддаться, но не поддаваться же полностью? Я вижу, как вырос Эрик и хочу, чтобы сила его преумножалась. Его самоотверженность заслуживает того. Пусть поддавки и оскорбят его, пусть они же выставят меня в плохом свете, но во имя спасения я готов. Битва наша скоро окончится, и я вновь вернусь к существованию, лишённому чувств…

– …Предлагаю решить всё одним ударом, – заметив там, за ареной учителя, предложил я Эрику.

Достаточно.