Я взглянула на Войцеха и Наталью, которых успели связать дружинники.

Добрыня прав — враги повержены, но… На душе моей все равно точно лежал тяжелый камень.

Генкора пожертвовала жизнью, чтобы спасти меня… Мое сердце обливалось слезами, стоило мне лишь подумать о знахарке и том добре, что она успела принести.

О ее травах, чудесном супе и лесной хижине…

— Мы можем ее похоронить возле ее дома? — спросила я князя.

— Конечно, — он снял с плеч красный плащ и накрыл волчицу с таким почтением, точно она была воином, погибшим в бою и спасшим тем самым жизнь друга.

Впрочем, то было недалеко от истины.

Утром мы похоронили Генкору возле большого старого дуба, неподалеку от ее хижины.

Я положила к ней в могилу нож, который оборвал ее жизнь, чтобы никогда это лезвие больше не причинило беды никому.

Спи спокойно, Генкора. Я никогда не тебя не забуду…

Какое-то время мы стояли около холмика под которым осталась навеки лежать Генкора, чтобы почтить ее память. Настя положила на землю букетик скромных лесных цветочков, всхлипнула и утерла глаза ладонью.

— Ты иди, — сказала я князю, — Я хочу немного побыть в избушке Генкоры… в последний раз. Не волнуйся, я не долго.

— Можно с тобой? — робко спросила меня Настя, — Я не помешаю, тихонько в уголочке посижу.

Я кивнула. Мы с Настей пошли к избушке, а князь зашагал по тропинке.

Мы зашли в хижину и я невольно бросила взгляд на циновку, где обычно сидела Генкора.

Больше никогда она не пойдет собирать травы и не бросит перед собой свои веточки, чтобы заглянуть в будущее.

Я заметила в углу мешочек, в котором знахарка обычно хранила веточки для гаданий и взяла его в руки. Странно, что она оставила его здесь. Обычно Генкора с ним не расставалась. Я подняла мешочек, заглянула в него, туго затянула веревочку и положила карман — пусть хотя бы так частичка старой знахарки останется со мной навсегда.

— Пойдем? — я взяла Настю за руку и мы вышли из дома, плотно прикрыв за собой дверь.

Мы шли по тропинке и казалось, что деревья за нами сплетаются ветвями, а дорога пропадает из глаз, зарастая травой, будто бы лес хотел навсегда сберечь от чужих глаз маленькую хижину и скромный холмик, под которым покоится ее хозяйка.

Мы подошли к нашим воротам и сразу же попали в объятия маменьки. Она плакала и смеялась одновременно, обнимала нас и причитала, вытирая слезы.

— Угомонись, мать, — отец погладил маменьку по плечу, — Живы-здоровы наши девки, перестань убиваться. Все же хорошо!

— А если бы князь на помощь не поспел? — пуще прежнего зарыдала маменька, — Я ж чуть с ума не сошла!

— Если бы, да кабы, — крякнул отец, — Пойдемте внутрь, хватит веселить соседей.

Мы вошли в дом и маменька начала накрывать на стол, рассказывая, как они с отцом потеряли меня с Настей и побежали к князю, а тот собрал всех людей и они пошли прочесывать лес.

Потом мы расспросили Настю, как она попала к Войцеху. Она рассказала, что просто хотела немного погулять и вылезла через дыру в заборе, а Войцех поймал ее и утащил с собой, пригрозив, что убьет нас, если Настя поднимет шум.

— Простите, — Настя низко опустила голову, — Я теперь никогда не уйду без спроса. Правда-правда!

— Эх, надо бы тебя хворостиной отходить по попе, — проворчал отец, — Да не буду в этот раз! Но забор сегодня весь осмотрю и все дыры залатаю, чтобы соблазнов не было.

Мы рассмеялись, потому что отец и на кота-то голос поднять, не то, что руку, и мы все это прекрасно знали.

Настя кинулась отцу на шею и расцеловала в колючие щеки:

— Папенька, ты у меня самый добрый! Я всегда буду тебя слушаться, клянусь!

— Егоза, — маменька шутливо шлепнула Настю полотенцем, — Хорошо, что все дома, ешьте, голодные же, поди.

Мы уселись за стол, принялись за еду и никогда еще простая овсяная каша не казалась мне такой вкусной как в это утро, когда все мои близкие сидели рядом.

Пришли Матвей с князем и маменька чуть ли не силой усадила обоих за стол.

— Что в этой каше такого особенного? — с удивлением произнес Матвей, умяв свою порцию, и протянул миску для добавки, — Не ел ничего вкуснее!

Маменька рассмеялась:

— Просто проголодался ты, Матвеюшка, вот и весь секрет, — она поставила перед ним миску и положила в кашу щедрый кусок масла, — Ешь на здоровье!

Отец приложил палец к губам и показал на Настю, которая заснула тут же, за столом, прямо с ложкой в руках.

Матвей потихоньку вынул из руки Насти ложку и отнес ее в кровать.

— Умаялась девочка наша, — маменька взглянула на князя и склонила голову, — Спасибо тебе, княже, за дочек наших.

— Не благодарите меня, — князь тоже поклонился, — это Марья все сделала, — он секунду помолчал, — И Генкора…

— Да, — протянул отец, — Жалко старуху, много добра она людям принесла.

Отец принес из кладовки кувшин с медовухой и разлил по стаканам:

— Помянем знахарку, — он поднял кружку, — Не чокаясь, как положено.

Все молча выпили медовухи и замолчали. Каждый думал о чем-то своем, вспоминая старую Генкору.

Я сунула руку в карман, погладила мешочек с веточками и мне показалось, что сама знахарка тихо пожала мне руку.

— Пора мне, — князь встал из-за стола, — Пойду ирода этого допрашивать, вдруг у него еще сообщники были.

— А он расскажет? — спросила маменька, — Вдруг не признается?

— Признается, — сурово ответил князь, и мы ему поверили, так грозен и суров был его голос.

— А что будет с Натальей? — я опустила голову, — Вдруг она и вправду ребенка ждет…

— Пока посидит под замком, а там посмотрим, — князь внимательно посмотрел на меня, — Не бойся, ничего с ее ребенком не случится, — он усмехнулся, — Если он, конечно, есть.

Князь кивнул Матвею и они ушли.

— Иди и ты, дочка, отдохни, — маменька тронула меня за руку, — Я сама все приберу, а ты поспи.

— Да, иди, Марья, — подхватил отец, — Устала поди. Ложись и спи, сколько захочется.

Я почувствовала, что, действительно ужасно устала, глаза уже закрывались и все вокруг плыло, как будто бы я неслась по реке сквозь туман.

Не успела я положить голову на подушку, как уснула, и сон мой был крепким и долгим.

Проснулась я поздно, почти за полдень.

Все тело болело и требовало покоя, но я заставила себя встать, заплести косу, надеть сарафан и спуститься вниз.

В большой комнате я увидела Настю. Она сидела на половике, около окна, поджав под себя ноги и задумчиво разбрасывала веточки Генкоры, доставая их из мешочка.

— Настя, что ты делаешь? — я присела на лавку и с интересом посмотрела на Настю, — Ты где его взяла?

— Маменька понесла стирать твое платье, а там в кармане мешочек и лежал, — Настя склонила голову к плечу и передвинула веточку.

— И ты решила поиграть этими веточками? — я рассердилась, что Настя без спросу взяла вещь старой знахарки.

— Почему поиграть? — Настя взглянула на меня, — Я смотрю, что дальше будет.

— Это как? — удивилась я, — Как ты смотришь? Ты разве понимаешь, что означают эти сучки и веточки?

— А ты разве сама не видишь? — Настя пожала плечами, — Это ведь так просто и понятно. Смотри, вот твоя свадьба с князем, — Настя показала на две веточки, что лежали крест-накрест, — Вот ваш дом, — она указала пальцем на толстенький сучок, что лежал рядом с веточками, — А вот у вас ребенок родится. Не понятно пока, правда, мальчик или девочка.

— Ты что, шутишь? — мне даже стало немного не по себе, — Как ты можешь все это видеть, ведь тебя никто не учил?

— Не знаю, — Настя опять пожала плечами, — Вижу и все. Как-то само получается.

Я не знала, что сказать. Настя сидела точно как Генкора и с легкостью читала все эти символы.

Как такое могло быть?

— Ладно, давай-ка собирай все в мешочек, — я встала и направилась к дверям.

— А можно я буду иногда пользоваться веточками? — спросила Настя, бережно складывая их обратно, — Это так интересно!