— Настя, не будешь слушаться, больше не возьму тебя с собой, — отрезала я, — Ты уже вся синяя, — я усадила Настю на циновку и набросила ей на плечи сарафан, — Погрейся немного, — обняла я девочку за плечи, — Вон уже трясешься вся.

Настя наконец успокоилась и согрелась, она легла, подсунув под голову свой платок, свернулась клубочком и тихонько засопела.

Я подумала, что пусть она спокойно поспит с полчаса и пошла по мелководью к дереву, склоненному над водой.

Усевшись на толстую ветку, я спустила ноги в воду и прикрыла глаза.

Кто-то положил руку мне на плечо и я вздрогнула от неожиданности.

Я обернулась. Князь!

— Как ты тихо подошел, — я улыбнулась Добрыне, — Напугал меня. Откуда ты здесь?

Лицо князя было суровым, брови нахмурены:

— Здравствуй, Марья, — он обошел дерево и встал передо мной.

— Ты какой-то сегодня хмурый, — я положила ладонь на грудь князя, — Ничего не случилось?

— Не знаю, может быть ты мне расскажешь, — Добрыня требовательно посмотрел на меня, — Скажи, Марья, ты ведь не обманываешь меня?

Я растерялась:

— О чем ты говоришь? Никогда я не обманывала тебя, — я внимательно посмотрела в синие глаза князя и мне показалось, что сегодня эта синева подернулась льдом, — Объясни наконец, не мучай меня.

Князь отвел от меня глаза и посмотрел на реку:

— Вывернула ты мою душу наизнанку, Марья, никого я так не любил, как тебя, — он опять смотрел мне в глаза, — Но не надо играть со мной! Все готов к твоим ногам бросить, но честь для меня важнее всего.

Она для меня дороже любви и даже дороже жизни.

— Постой, я спрыгнула с ветки и встала рядом с Добрыней, — Объясни мне наконец, о чем ты говоришь?

Князь схватил меня за плечи и тряхнул:

— Прошлой ночью не ты ли уходила из дома? — он больно сжал мои руки, — Куда ты тайком бегала? Почему ночью? И почему никому о том не сказала?

Глаза Добрыни метали молнии, на его скулах играли желваки, а жилы на шеи напряглись, как тугие веревки.

Я сразу поняла, кто мог видеть меня ночью, мне не показалось — я, действительно, видела светлое платье Натальи возле ее дома.

Зачем она ходила ночью по улице? Кто ж знает. И, что интересно она рассказала князю?

Я вздохнула:

— Успокойся, я сейчас тебе все объясню+, — я решила, что расскажу Добрыне всю правду, — Я, действительно, уходила из дома, но…

Князь оттолкнул меня:

— Больше я ничего не хочу слышать, — он опустил голову, — Ты меня обманывала, — он поднял руку, не давая мне вставить и слово, — Хватит с меня вранья. Не сегодня. Устал. Боюсь, что не сдержусь. Прощай, Марья.

Князь резко развернулся и пошел вдоль рек.

— Постой, Добрыня, — я попыталась его догнать, — Послушай меня…

— Все, — рявкнул Добрыня, не оборачиваясь, — Не хочу тебя слушать, ступай с богом.

Он быстро ушел, а я стояла и смотрела ему вслед и слезы текли по моим щекам.

Разве он может вот так, просто взять и уйти и даже не выслушать меня?

Ведь мы любим друг друга. Неужели все кончено?

Мое сердце разбилось на тысячи кусочков и я не знала, как мне их собрать…

Мы вернулись домой и я сразу же закрылась в своей комнате, чтобы меня никто не тревожил и не видел моих слез.

Я плакала о том, что оказалась настолько глупой и доверчивой и о том, что верила в дружбу и в любовь.

Шанс вернуться домой, я упустила, и теперь мне не остается ничего другого, как молча глотать слезы и жалеть себя.

Под дверью скреблась Настя, она уговаривала меня впустить ее:

— Ну, пожалуйста, Марьюшкааа, я тебе пирожок принесла, — тихонько канючила Настя, но я не отвечала.

Подошла маменька:

— Марья, что с тобой стряслось, — маменька громко постучала в дверь, — Открой, дочка, я волнуюсь.

Наконец, они оставили меня в покое и ушли, а я еще долго лежала, глядя в потолок и проклинала свою несчастную судьбу.

Наутро мне, конечно, пришлось выйти из комнаты.

Маменька, увидев меня, прижала руки к груди:

— Марьюшка, ты заболела? — маменька приложила ладонь к моему лбу, — Уж как бы не слабы стали мои глаза, но вижу, что плохо тебе. Иди ложись, я сейчас тебе чаю липового заварю.

Я не стала спорить и вернулась в кровать. Похоже, что я и вправду заболела, мышцы немели и болели, голова была тяжелой, а веки открывались с трудом.

Маменька напоила меня липовым отваром и укрыла теплой периной.

— Вот пропотеешь, как следует и всю хворь, как рукой снимет, — маменька погладила меня по голове и тихонько вышла, прикрыв за собой дверь.

Я вспомнила о целебной траве, что дала мне знахарка, но промолчала, мне не хотелось лечиться, зачем? Пусть будет, что будет. С этой мыслью я задремала.

Когда я проснулась, было совсем темно. Рядом со мной, на кровати лежала Настя, тихо посапывая.

Я прикрыла Настю одеялом и тихо, стараясь не разбудить ее, встала и подошла к окну.

Приоткрыв окно, я услышала, что во дворе кто-то тихо разговаривает. Я прислушалась:

— Матвей, ну почему ты такой упрямый, — говорила женщина, — Ничего с ней не случится, а нам о себе надо думать.

— Нельзя так, — ответил чуть громче Матвей, — Марья себя не жалела, чтобы отцу помочь, а ты хочешь, чтобы я вот так просто взял, да и забыл об этом.

— Ах, она себя не жалела! — я уже поняла, что это Наталья разговаривает с Матвеем, — Так вспомни, как она обо мне забыла, когда со своей Ядвигой драгоценной уехала, она тогда меня почему-то не пожалела.

Голоса стали тише, видимо Матвей с Натальей отошли в сторону.

Я задумалась. Интересно, о чем они говорили? Было понятно, что речь идет обо мне, но о чем Наталья просила Матвея?

Придется серьезно поговорить с Матвеем и все выяснить.

— Марьюшка, ты зачем у окна открытого стоишь? — Настя подошла, чтобы прикрыть окно, — Ложись, маменька велела приглядывать за тобой.

Мы улеглись с Настей рядом и я ее обняла:

— Спи, Настя, скоро уже светать начнет, не выспишься.

Настя зевнула и повернувшись на бок, быстро заснула. Я же до утра размышляла о том, что задумала Наталья.

Утром я встала пораньше, чтобы поговорить с Матвеем, пока он не уехал из дома.

Как обычно, Матвей с утра подсыпал лошадям овса и чистил конюшню, так что я сразу же побежала туда.

Белка, увидев меня тихонько заржала, я погладила ее по шее:

— Прости, что так и не прокатилась с тобой, шепнула я в ухо лошади, — Обещаю, что исправлюсь.

Матвей услышал шум и обернулся ко мне:

— Ты сегодня рано встала, — он облокотился на вилы, которыми сгребал сено, — Не спится, сестренка?

— Да, как-то плохо я спала сегодня, — нарочито вздохнула я и посмотрела в глаза Матвею, — Открыла окно, чтобы подышать воздухом и услышала странный разговор. Будто бы брат мой говорил обо мне с моей бывшей подругой. Ты случайно не знаешь, о чем они речь вели?

Матвей крякнул и принялся усердно работать граблями:

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — буркнул он, не поднимая глаз.

Я схватила Матвея за плечо:

— Все ты прекрасно понимаешь, — повысила я голос, — Говори быстро, что Наталья замышляет!

— Марья, ничего она не замышляет, правда, — Матвей, наконец посмотрел мне в глаза, — Она хочет, чтобы я посватался к ней и рассказал об этом родителям, а я сказал, что ты будешь против и лучше нам подождать.

— Это что же? Ты все на меня валишь? — я задохнулась от негодования, — С каких это пор ты стал прислушиваться ко мне? Говори! — я тряхнула Матвея посильнее.

— Да вот не знал я, что сказать Наталье, чтобы не обидеть ее, — Матвей опустил плечи, — Как-то не готов я к женитьбе, хоть и жалко мне ее, вот и брякнул про тебя.

— Вот ведь, дурень! — я с жалостью посмотрела на Матвея, — Ты ж не можешь на всех, кого тебе станет жалко, жениться. Взрослый мужик, а ведешь себя, как дитя неразумное.

Матвей сел на деревянную колоду и поднял на меня глаза:

— Так что мне делать? Скажи, Марья?