Мы втроем принялись за работу.

Мы чистили и мыли все уголки в доме. Настя вытряхнула все половики, я перемыла полы.

В доме запахло, как обычно, свежестью и уютом.

В чугунке у нас томились щи, мы даже испекли пирог с капустой под руководством маменьки.

Маменька будто даже помолодела сегодня, она покрикивала на нас с Настей, проверяла хорошо ли мы моем посуду, заставила нас повесить на окна свежие занавески.

Мы сели отдохнуть, дожидаясь Матвея, чтобы пообедать вместе.

— Девки, завтра пойдем на огород, — маменька вытирала потный лоб уголком передника, — Надо посмотреть что там творится. Придется прополоть, полить, ну все, как обычно.

И Матвею не забыть сказать, чтобы нашел людей, надо сараи, да загоны подправить, — маменька улыбнулась, — Скоро овечек, да козочек купим.

Мы услышали голоса на крыльце и Настя побежала к дверям, чтобы посмотреть, кто к нам пожаловал.

Оказалось, что нас решили навестить Катерина с Полиной. Они вошли в дом, Настя за их спиной строила дикие рожицы, мол вот гости незваные явились.

Маменька радушно пригласила сестриц:

— Проходите, присаживайтесь, — маменька встала, — Настя, проводи меня, отдохну пока чуть, а Марья пусть с подругами поговорит, они ведь давно не виделись.

Я закусила губу, мне вовсе не хотелось оставаться одной с сестричками.

— Настя, проводи маменьку и можешь вернуться к нам, — я бросила на Настю быстрый взгляд, — Ты нам не будешь мешать, правда, девушки?

— Конечно, — Полина подтолкнула локтем Катерину, — Настя не мешает, мы только рады.

Катерина уселась на лавку, расправив подол сарафана:

— Может расскажешь нам Марьюшка, как все там было… Ну у литовцев-то, — Катерина с любопытством смотрела на меня, — Говорят, что они не щадят девок наших.

Полина уселась рядом с сестрой:

— Да, слыхали мы, что никто из плена не возвращался, чтоб того… — она слегка покраснела, — Ну ты сама понимаешь.

— Не понимаю, — я начала злится, — Говорите уж прямо, чего краснеете, да блеете, как овцы. Хотите узнать, не снасильничали меня? Так я отвечу, что не было ничего такого. В подвале держали, сжечь хотели, но не трогали.

— Ну да, ну да, мы так и думали, — Полину толкнула острым локтем Катерину, — И хорошо, что вернулась ты жива и здорова и не обидел тебя никто.

Катерина закивала головой:

— Конечно, Марьюшка, мы уж как рады-то, — она задумчиво посмотрела на Полину, — А Наталья что? Так и сгинула там?

Мне не хотелось рассказывать сестрицам о Наталье. Я лишь пожала плечами:

— Не знаю.

Прибежала Настя с кувшином холодного кваса:

— Вот маменька велела вас угостить холодным, а то жарко очень, Настя разлила квас по кружкам и села в сторонке, качая ногами.

— А что Матвей? — спросила Полина, отпив квас, — Не сильно горюнится по Наталье?

— У Натальи вроде как жених был, — отрезала я, — Причем здесь Матвей?

— Ну да, ну да, — Полина опять закивала, — Разве Матвею такая невеста нужна?

— А какая ему нужна? — с интересом спросила я, — Уж ты наверняка знаешь.

Настя, не удержавшись хихикнула.

Катерина толкнула сестру локтем в бок:

— Пойдем уже, Полина, — она встала с лавки, — Приходи к нам, Марья, посидим вечером, поговорим.

— Спасибо, — я тоже поднялась, чтобы поскорее проводить сестриц, — Как нибудь зайду… потом.

Не успела я закрыть за сестрами дверь, как на улице кто-то громко закричал. Мы с Настей взглянули друг на друга и бросились к дверям…

Мы увидели, что на улице толпятся люди. Все что-то громко обсуждали, некоторые женщины плакали, дети прыгали вокруг взрослых.

— Что случилось? — я подошла к нашей соседке, которая обладала спокойным нравом и ровным характером, — Почему такой переполох?

— Так мужики вернулись, — женщина радостно улыбнулась, — Сбежали из плена.

Мы с Настей переглянулись и бросились бежать по улице.

Около городской стены мы увидели дружинников, которые окружили, нескольких мужчин.

Все радостно приветствовали друг друга, громко смеялись. Тут же стоял бочонок с пивом.

Мы пробрались сквозь толпу поближе и пытались разглядеть лица счастливчиков, которым удалось вернуться домой.

Настя дергала меня за подол и приговаривала:

— Ну что там? Марьюшка, ну посмотри, я не вижу… Есть там папенька? — она подпрыгивала на месте от нетерпения.

Я тянула шею:

— Кажется, что нет… — я вздохнула, — Но ведь, если эти домой вернулись, то и отец вернется, правда? — я пыталась утешить Настю, но сама чуть не плакала от разочарования и боли, — Пойдем, Настя, домой.

Мы с Настей развернулись и медленно пошли в сторону дома, Настя тихонько плакала, я обнимала ее за плечи и старалась не заплакать тоже.

— Настя, Марья, — вдруг услышали мы слабый голос и посмотрели друг на друга, словно боялись, что это нам чудится, но вот опять нас окликнули, — Дочки, идите скорее ко мне.

Мы бросились на голос и… увидели отца. Он сидел в стороне от всех, прислонившись спиной к дереву и слезы катились по его худому и черному от пыли лицу.

Не сдерживая больше слезы, мы с Настей кинулись в объятия отца. Настя рыдала в голос:

— Папенька, родненький, я всегда знала, что ты живой!

Отец гладил нас по головам и прижимал к себе.

— Отец, пойдемте скорее, что же мы сидим, — я потянула отца за руку, — Вот маменька обрадуется!

Отец криво улыбнулся:

— Погоди, не спеши, — он стал неловко вставать, хватаясь руками за ствол дерева, — Я теперь не так резво бегаю, как бывало.

Мы увидели, что правая нога отца замотана тканью и кровь проступает сквозь повязку.

— Вы ранены? — испугалась я, — Надо попросить кого-нибудь, чтобы вас отвезли…

Я оглянулась по сторонам и увидела дружинника князя, который был в числе тех, кот спас меня из плена.

Он подошел к нам, посмотрел на отца и тут же привел своего коня. Мы усадили отца в седло и дружинник медленно повел коня к нашему дому. Я видела, что отец держится из последних сил, видимо боль его сильно мучила, он был смертельно бледен, его лоб покрылся испариной, он тяжело дышал и скрипел зубами, чтобы не стонать в голос.

Мы подошли к дому. Осторожно помогли отцу спешится, дружинник закинул руку отца на свое плечо и занес его в дом.

Маменька и Матвей, который уже вернулся домой, кинулись обнимать отца, маменька плакала и гладила его по плечам и лицу, Матвей тоже прослезился, он похлопывал отца по спине, приговаривая:

— Вот ведь как бывает, наконец-то, дождались мы…

Я остановила всех.

— Постойте, мы должны посмотреть, что там с ногой, — я взглянула на отца, — Отец, вас ранили?

Отец кивнул:

— Полоснули ножом, да видать грязь попала, под конец пути меня мужики на себе волокли, — он тяжко вздохнул, — Спасибо, что не бросили.

Мы осторожно размотали тряпицу, намотанную вокруг раны и я прижала руку к губам, чтобы не вскрикнуть.

Картина была плачевная. Нога отекла и посинела, было видно, что внутри скопился гной. Я представляла, что нужно вскрывать воспаление и чистить рану, а еще необходимы антибиотики. Но где мы их возьмем? Я посмотрела на Матвея и дала ему знак выйти.

Мы вышли во двор.

— Матвей, дело серьезное, — я старалась говорить спокойно, — Он может не только ногу потерять, но и умереть. Есть ли где-нибудь поблизости лекарь? Отцу нужна срочно помощь.

Матвей почесал затылок:

— Какие у нас лекари? Сама ведь знаешь, повитуха есть, но отцу она без надобности.

Лекарь был старый, помер недавно.

Матвей сел на ступеньку и задумчиво сказал:

— Была, правда, одна знахарка, но ее давно не видели…

Я присела рядом с Матвеем и дернула его за рукав:

— Ну говори же, нам ждать нельзя.

— Старуха та, Генкора, жила в самой глубине леса. Говорят, что ей лет сто, а может и больше и что умеет она лечить так, как никто не может. Боятся ее люди, знает она многое, что мы понять не можем. Последние лет пять она перестала вовсе к людям выходить.