Маменька вернулась в комнату, за ней шел боярин, одетый в боевые доспехи, на поясе его висел меч. Было видно, что мужчина этот очень устал, он опустился на лавку, осушил кружку кваса, маменька налила ему еще, он опять быстро выпил квас, утер рот и только тогда сказал:

— Князь дружину собирает. Все княжьи бояре поднялись. Надо ехать, — боярин посмотрел на Матвея, — Собирайся, друг, время дорого, а враг близко.

Маменька прижала ладонь к губам. Отец крякнул и принес из кладовки бутылку самогона:

— Выпьем, по чарке, — он налил в кружки Матвею, приезжему боярину и себе, они выпили. Папенька сразу же плеснул самогон еще по кружкам, и мужчины опять молча выпили.

Матвей вышел из комнаты, наверное, чтобы собраться в дорогу.

Маменька спросила:

— Неужто прямо сейчас и поедете, не заночуете у нас? Хоть бы поели на дорожку…

— Нельзя, граница нарушена, нас всех подняли…Земские бояре там уже. Всех собираем под наши знамена.

Маменька кинулась собирать еду, чтобы Матвей взял с собой:

— Подкрепитесь там…Кто знает, когда выпадет минутка, чтобы поесть, — маменька смахнула слезу и покрепче завязала полотняную сумку с провизией.

Вошел Матвей, одетый в боевой костюм, на плечах его был накинут плащ, меч висел на его поясе.

Я смотрела на Матвея во все глаза, он выглядел, как богатырь из сказки — косая сажень в плечах, высокий рост, открытый спокойный взгляд голубых, как весеннее небо, глаз.

У меня защипало в глазах — князь с дружиной уехали для того, чтобы биться с врагом.

А теперь и Матвей уезжает.

Что, если их убьют или ранят?

Я заплакала и обняла Матвея:

— Береги себя, ладно? — я придвинулась ближе и шепнула, — Если сможешь, скажи князю, что я его жду…

Матвей кивнул и сжал меня в объятиях.

— Не печалься, сестренка, скоро свидимся.

Мы вышли к воротам, отец привел большого черного коня. Этот конь был был высоченным красавцем с крутым норовом и скверным характером, но он был беззаветно предан Матвею, который вырастил его.

Матвей обнял родителей, поднял Настю и расцеловал девочку, и вот мы уже смотрим вслед двум быстро удаляющимся всадникам.

Отец пошел в конюшню, мне кажется, что он не хотел, чтобы мы увидели его непрошеные слезы.

Мы же с Настей и маменькой плакали, не стесняясь.

Настя утирала глаза кулаками и дергала маменьку за подол:

— Скажи, ну скажи мне, он вернется? Матвей вернется, маменька, правда?

Маменька гладила Настю по голове и приговаривала:

— Бог даст, вернется наш Матвей, на все воля божья…

Мы вошли в дом и сели к столу.

Настя посмотрела на место, где совсем недавно сидел Матвей, и опять зарыдала:

— И даже не доел свой ужин, Матвеюшкааа…

— Насть, ну не причитай ты, пожалуйста. Вернется наш Матвей. Мы тогда праздник устроим, маменька пирогов напечет. Не разрывай сердце, нам и так сейчас несладко, — я попыталась уговорить девочку, села рядом с ней, прижала к себе.

Настя все еще всхлипывала, но постепенно успокоилась, лишь изредка судорожно вздыхала.

Маменька молчала, полностью погрузившись в свои мысли.

Я поднялась с лавки, отвела Настю в ее комнату, уложила в постель и подоткнула одеяло:

— Спокойной тебе ночи, Настенька.

— Спокойной ночи, Марьюшка. Я буду думать о Матвее, чтобы все у него было хорошо.

— Конечно, Насть, все хорошо будет. И Орлик с ним, а он вон какой большой и сильный конь, прям богатырский.

Настя кивнула и закрыла глаза.

Я вернулась в комнату, где маменька прибирала со стола. Мы с ней быстро разложили все по местам, я вымыла тарелки и пошла в свою комнату.

Спать совсем не хотелось. Я подошла к окошку, откинула занавеску и посмотрела на небо. Далеко в черном небе сияли далекие звезды, они были совсем такими, как те, на которые я смотрела дома…

Как там дома, без меня? Что подумали мои друзья, когда я исчезла? Я вздохнула.

Мои мысли опять вернулись к отъезду Матвея…К Добрыне.

Где они сейчас?

Вернутся ли?

Я взглянула еще раз на небо, оно стало понемногу светлеть, скоро рассвет…

В этот момент я опять пожалела, что не умею молиться.

Я просто шептала:

— Пусть они будут живы, пожалуйста…

Дни наши шли бесконечной чередой. Отец пропадал целыми днями в поле, ему приходилось теперь одному следить за хозяйством, и он очень сильно уставал. Вечером он возвращался домой, опаленный солнцем, пыльный, в промокшей от пота рубахе, молча умывался, ужинал и шел спать, чтобы с рассветом опять приняться за работу.

Маменька целыми днями хлопотала по дому. Мы с Настей тоже старались помогать в меру своих сил.

Иногда девушки собирались вместе, чтобы погулять на лугу или сходить на реку, где все плескались на мелководье, наслаждаясь прохладной речной водой.

В один из таких жарких дней, мы с Настей тоже присоединились к стайке девушек, чтобы искупаться.

Маменька с радостью нас отпустила:

— Идите, девочки, освежитесь. Такая жара стоит, сил нет. Марья, ты только за Настей гляди в оба, а то она у нас, сама знаешь, больно шустра.

— Конечно, не волнуйтесь, маменька, глаз с нее не спущу.

Мы взяли яблок, чтобы угостить девушек, и пошли к реке.

Издалека был слышен смех и визги девушек, которые плескались в реке.

Настя сразу побежала к воде, я же подошла к Наталье, которая сидела в тени и плела венок из васильков и каких-то зеленых колосков.

— Какой венок у тебя получился красивый, очень тебе подойдет. Васильки такого же цвета, как твои глаза, — совершенно искренне похвалила я творение Натальи.

Девушка подняла на меня глаза и я увидела, что они полны слез.

— Наталья, ты чего? Что случилось?

Наталья всхлипнула:

— Вчера приезжали сваты, ну и этот…жених тоже. Марьюшка, он такой…

— Какой? — испугалась я, — Старый? Не красивый?

Наталья покачала головой:

— Лучше уж старый бы был или некрасивый…Этот вроде с лица неплох, но глаза злющие!

Кошка наша ходила под столом, так он так ее отпихнул, с такой злостью…Потом, правда, увидел, что это заметили, и стал ее к себе подзывать, но она убежала…Он ведь и меня так будет пихать, человек такой…Что же мне делать, Марьюшка? С отцом говорить толку мало, мать его во всем слушает…К кому мне пойти, пожаловаться на судьбу?

Я обняла Наталью, та тихо плакала, уткнувшись мне в плечо.

Не знала я, чем утешить подругу, как ей помочь, что посоветовать.

Наталья подняла глаза:

— Марьюшка, а…о Матвее ничего не слышно?

— Нет, — вздохнула я, — Пока нет вестей ни о Матвее, ни о княжьей дружине…

Мы помолчали.

Наталья надела венок и тихонько запела:

— Подойди-ка, мила моя подруженька,

Расплети-ка мне русу косоньку

Последний разочек.

Перейду я милая подруженька

На свое нова жительства

К своему милому супругу

И должна я быть ему

Верная, при верная

Подойди-ка ко мне милая подруженька…

Наталья вытерла глаза и замолчала, глядя на веселящихся подружек.

— Скажи, а когда…должна эта свадьба быть?

— В сентябре, как обычно свадьбы гуляют. Мать приданое перетряхивает, меня торопит сшить рубаху для жениха, а я…глаза бы мои не смотрели ни на жениха, ни на рубаху его.

— Наталья, ну у нас еще есть время. Может мы что-нибудь придумаем, а може жених твой сам от тебя откажется, а? Ты, главное, не раскисай, подружка.

Я подтолкнула Наталью локтем, и мы обе прыснули, вспоминая Полину с Катериной, как те вечно толкали друг друга острыми локотками.

К нам подбегает Настя и плещет на нас с Натальей холодной водой:

— Вы чего сидите, как бабки, идемте купаться, водичка такая теплая.

— Ах, ты баловница, — я попыталась догнать Настю, которая побежала к воде и подняла фонтан брызг.

Краем глаза вижу, что и Наталья ступила в воду и наклонилась, чтобы умыться.