— Всё то у тебя складно. А чего тогда в груди давит и ноет?
— От того, что болит… душа болит. Значит, ты жива, и сердце твоё неравнодушно.
— Откуда только стока мудрости в тебе, Олеська?
— От вас. От Параскевы. От Матвея. Я же Матвеева дочка. Во мне, может, даже магия есть? Я не летала в детстве?
— Нет, не летала, — сквозь слёзы кхыкнула Катерина. — Но ты воду в воздух лила.
— Как это?
— Не помнишь? Вот напугала ты меня тогда. Воду из детской леечки льёшь, а она не вниз, а горизонтально по воздуху течёт. И лишь через полметра вниз падает. Тогда я решила, что где-то здесь магнитная аномалия земли проходит.
— Ну вот! Интересненько… Магнитная аномалия. Сейчас снова аномалия случится…
Олеська очень напряглась, глядя в стакан с водой, та долго артачилась, но завибрировала и медленно поднялась в воздух.
— Я готова. Заберите меня от мамки, — сказала она в образовавшийся «экран». На экране появилась ошарашенная Ольхона.
— Оооокееей, — ответила она, растягивая слоги. Олеська расслабилась, и экран рухнул на пол миллионами упругих капель. Словно рассыпался на пиксели.
— Мне кажется, ещё чуть-чуть и я тоже сойду с ума, — сказала на это побледневшая Катерина.
— Мамуль, даже не думай. Тебе ещё с внуками сидеть! — крикнула Олеська, выбегая во двор. Там вспыхнул огонь и тут же потух, унося с собой Олеську…
Эпилог
— Ну вот, мы, наконец, все в сборе. Алён, как ты и хотела: Олеся и Марьяна тоже с нами. Главные маги таинственной и необыкновенной Ольгинки. Олеся нас поразила сегодня до глубины души. И давно ты научилась управлять водой?
— Наверное, сегодня. Это был экспромт. Я подумала, что не зря Матвеева дочь, значит, мне подвластна какая-никакая магия. А тут мама рассказала случай из детства, и я решила попробовать. День самый что ни есть для этого подходящий, — восторженно, явно гордясь собой, сказала она.
— Похвально. Значит, в наших рядах прибавление. Вот бы найти способ, чтоб альвоведе могли проявиться…
— Что значит проявиться? — не поняла Олеся.
— Вы можете жить среди людей и пользоваться магией. Мы не можем. И не только потому, что люди отнесутся к нам с подозрением. Ещё потому, что силы в проявленном состоянии неизменно теряются, растворяясь среди людей. Когда нас было больше, мы создавали сеть, и она поддерживала циркуляцию силы. Теперь это просто невозможно. Элементы подобной сети обнаружены мной в Ольгинке. Благодаря их носителям. Здесь средоточие маги как нельзя сильнее.
— Это удивительно, Владыка, — подтверждая его слова, согласилась Параскева.
— Мне всегда казалось, что в Ольгинке несравненно больше магии, чем где-либо ещё. Подобный очаг существует и во Власовке, — добавила Марьяна.
— Существует во Власовке, — закивал повторюша ендарик.
— Да. Я знаю это. Там живут боги. Место уникальное само по себе. Я возлагаю большие надежды на сегодняшний день и на мою молодую жену Ольхону. Она должна произвести переворот в мире альвоведе. Выпьем за неё и за этот потрясающий день!
Солнце ворвалось в стрельчатое окно и, отразившись на гранях бокала, засверкало миллионами огней.
— За Ольхону!
— За молодых!
— За перемены!
Послышался нестройный громкий хор голосов, и над столом взвились фонтаны хрусталя. Гостей в зале оказалось много. Прибыли все, кто только смог услышать призыв. Зал был забит до отказа алвами, лешими и лесухами. Берегини, кикиморы, водяные и много других магических существ сновали по залу и звонко бились полными бокалами. Алёну наполняло необыкновенное чувство причастности к миру магии. Она пока не знала кой эффект она могла произвести в нём, но надеялась что пророчества не лгут. Агнис радовался улыбкам и лицам тех, кого не видел добрые сотни лет. В груди разгорался маленький робкий огонёк надежды.
Параскева тихо радовалась за того и другого. За детей. Она положила голову на плечо Матвею и чувствуя, как схватывает сердечко в груди, старалась расслабиться. Постепенно она лишалась бессмертия, физически ощущала, как стареют и дают о себе знать внутренние органы, суставы, мышцы, но не теряла оптимизма.
Матвей летал на крыльях восторга. Именно восторг от происходящего вокруг наполнял его: феи, эльфы, лешаки, магия… любимая Параскева, Алёнка, Олеська — все с ним. Примерно то же самое чувствовала и Олеся. А ещё думала: почему рядом нет малышей — они бы обалдели!..
Глава 13: Чмоки-чмоки
— Ну что, радость моя, что ты хочешь на своё восемадцатилетие?
— Хочу к маме. Хочу цветы, прогулку в город на целый день, концерт классической музыки… У Олеськи сольный концерт в филармонии. И… чмоки-чмоки!
— Мммм. Чмоки-чмоки? И всего-то?
— Ты знаешь, о чём я, — подмигнув коварному альву, сказала Ольхона. — Но в первую очередь — к маме. Мне кажется, что последнее время она чувствует себя неважно.
— Ты должна понять, что переход в мир людей мог обернуться болезнью. Она давно чувствует себя неважно. И это плохой звоночек.
— А как Добриил?
— Пока не жалуется.
— Думаешь, амулет помог?
— Судить ещё рано. Но он примерно раз в месяц бывает у священной ольхи и подзаряжается. Магии в нём стало меньше. Вот на что он жалуется. Но уровень снизился не критично. Процентов на… пять.
— Это уже что-то. Значит, проявиться в мире можно.
— Подождем. Нам понадобиться лет пять для чистоты эксперимента.
— А остальные?
— Тоже регулярно проходят обследование.
— Ладно. Плохо, что к маме нельзя применить условия эксперимента. Ладно, к маме!
— А завтрак? Я приготовил праздничный завтрак.
— У мамы, как всегда, пироги. Мммм, пальчики оближешь. С вишней, с капустой, с яйцом, с луком.
Агнис открыл было рот, но Ольхона положила на него свою маленькую ладошку:
— Знаю, знаю! Ты не любишь лук. А с картошкой и шкварами любишь!
— Прежде шквар… отведай царский завтрак. Я собственными руками всё утро делал тирамису. И он уже достаточно схватился.
— Тирамису? От такого «царского» завтрака я, пожалуй, не откажусь, — улыбнулась Ольхона и вытянула вперёд маленькие розовые губки. Агнис наклонился и поцеловал её. Потом ещё раз и ещё… Ольхона чуть пошатнулась и схватилась за голову. — Сумасшедший. Ты увлёкся, — томно сказала она. — Так нельзя. Потерпи до вечера. Всё по порядку.
— Ты всегда вне очереди. Так сладко мне уже тыщу лет не было.
— Ты говоришь это почти каждый день.
— То, что я говорю — чистая правда.
— Верю, — нежно сказала она и поцеловала Агниса в ответ. — Неси своё тирамису. Мне уже ничего не страшно.
Ольхона погладила свой большой животик и, сморщив нос, улыбнулась.
— Тадам! — с подносом в руках через весь зал пронёсся Агнис. Если приглядеться, можно было заметить, где-то в районе попки… вырывался сноп искр.
— Что это было? Газовая атака?
— Ольхона, фу! Ты невыносима, примитивна и совершенно бестактна!
— А ты высокомерный чистоплюй с факелом в жопе.
— Это хвост! Я был так одухотворен, что летел к тебе на крыльях любви.
— На хвосте любви?
— Ну, пусть на хвосте. Тебе не хватает образования. То, что сейчас нет институтов благородных девиц серьёзно сказывается на культуре «благородных» девиц, — приняв царственный вид, объявил он, показав воздушные кавычки на слове «благородных».
Ольхона очень любила Агниса. Любила наблюдать, как он дуется, как обижается. А главное, она чувствовала его молодую, задорную душу. Он не зачерствел за тысячи лет и вел себя очень часто как вздорный юноша, совпадая характером и настроением с Ольхоной. Но в то же время умел быстро переключаться, превращаясь в мудрого Владыку — царя под горой.
— Думаю, мне нужно поступить в институт.
— Институты благородных девиц закрыли ещё в начале 20 века.
— Но существуют институты, где можно получить профессию культуролог. Или что-то похожее. Искусствовед… не знаю… Думаю, есть смысл в получении высшего образования. А ещё пройти курсы этикета. Хотя… есть же интернет!
