— Огошеньки! Но ведь тогда и я буду спать вместе с ним? — игриво подмигнула Ольхона. — А что, вариант!

— Вариант, когда не нужно оправдываться: кто? и где? Он не для мира людей.

— Можно притвориться, что уехал в путешествие?

— Думаешь, альвы не испробовали то, другое и третье?

— Мммм, — надула губки Ольхона.

— А как же раньше?

— Раньше верили в богов. Многобожие. Так называемое язычество не позволяло людям вмешиваться в дела высших. Для «спящих» строили пирамиды. Ну или что-нибудь в этом роде. Зиккураты, дворцы… курганы в конце-концов. Когда уже не было вариантов. Многие альвы кочевали. Иногда в одиночку. Без других своих сородичей. Неуживчивые субъекты бывают у разных народов.

— Это альвы, мам. А что насчет славянских богов? Что за правь? И где скрываются они?

— Первые века мы жили в прави. Это факт! Последние мы находимся на положении альвов. Никакой прави нет. Правь — значит «правильно». Значит «правит». Значит «исправляет». Мы были посланниками с другой планеты. Были мудрее, обладали знаниями и так как не могли покинуть землю по техническим причинам, взяли шефство над людьми. Наш корабль очень долго висел за облаками. Способность преодолевать космические просторы он потерял. Но много веков служил нам домом. У нас был приличный парк летающих колесниц. Они заряжались от солнечных батарей. Но пришло время и они вышли из строя. Постепенно разваливалась и правь. К тому моменту, как в большинстве регионов земли появилась письменность, мы ликвидировали станцию: отправили её в открытый космос и стали жить подобно альвам. Они, как выяснилось, нашего роду-племени. С одной разницей что прибыли чуть раньше.

Зато предоставили людям свой богатый генетический материал.

— То, что ты говоришь, уже не сказки.

— Да. Сказки эти рассказы только для нас. Уже с трудом вериться в то, что они правда. Древние легенды о пришельцах!

— Звучит здорово! А я думала, наши предки — древние арии.

— Одно другому не мешает. Просто в какой-то момент от связей альвоведе и землян появились арии, а затем и все другие генетические модификации этого вида. Гаплогруппы белого человека. Массово это случилось именно тогда, когда альвоведе хлынули на земли Европы с гибнущей Гипербореи.

— Ты мне прям Европу открыла. Думаю, после твоей лекции я не буду выглядеть нелепо в глазах Агниса. Из-за того, что плохо знаю историю. Хватит мне школы!

— А что было в школе?

— Меня со страшной силой гнобил историк. У меня проблемы с именами и датами, поэтому и с историей тоже. Он мне просто жить не давал. Вот когда мне нужна была твоя помощь и утешение.

— Прости, милая… Мне так жаль, — Параскева подошла и обняла Ольхону.

— А что это вы тут делаете? — в дом с малышом на руках вошла Олеська.

— Вон у вас Олеська останется. Точно! Олесь, на тебя вся надежда, — состроила невинную рожицу Алена, сделав руками сердечки.

— Чего это ты выдумала? Что за тайный заговор?

— Я замуж выхожу. И это не тайный заговор, а моё предназначение.

— В пятнадцать-то лет? Ты с ума сошла!

— Я выхожу замуж не абы за кого. А за Лесного царя. Альвоведе, — с загадочной улыбкой на лице объявила она.

— И кто у нас Лесной царь? Альвоведе — это фамилия? Прикольная. Испанская что ли?

— Альвоведе это клан эльфов. А моего возлюбленного зовут Агнис.

— Я правильно поняла: ты выходишь замуж за эльфа?

— Да. За царя эльфов. Раньше он правил этой землёй, а сейчас всё больше не у дел, — выпалила Алёна.

— Крещенские чудеса, значит, не закончились? У них появилось продолжение. И где же он живет этот Лесной царь?

— Под горой Ольшанкой.

— Значит, тот щёголь и есть Агнис? Царь под горой…

— Ты его видела?

— На днях я видела тебя в кафе с каким-то красавчиком.

— Да. Мой любимка, красавчик. Я не смогу слишком часто навещать родителей, Олеська. Им будет одиноко. Сможешь почаще бывать у отца? Звонить?

— Я буду приезжать к свекрам… и, конечно, забегать… а ты? Тебя заточат под горой? Как Василису Прекрасную?

— Не говори ерунды. Просто есть определенные нюансы…

— Они связаны с магией, — ответила за неё Параскева. Олеська и без того слишком много знала. Это может лишь навредить… Зачем не магу они нужны — только смущают. Начинаются танцы с бубнами… желание попасть в сказку. Параскева не думала, что Олеся захочет попасть в Альвоведе, но кто-то более безрассудный и жадный мог бы пожелать для себя исполнение несбывшихся желаний… — Олесь?

— О, тётя Параскева? Ты же понимаешь, что всё, что здесь говорится, должно здесь и остаться?

— Конечно, понимаю, — широко улыбнувшись, ответила ей падчерица. — Да мне никто и не поверит. Проходили!

— Люди разные. Кто-то достаточно ушлый может найти в магии панацею от всех своих проблем. А это далеко не так. Пусть это расхожее мнение, но верное.

— Да уж! Как я понимаю, проблем у магии ещё больше, чем у кого-либо, — развела руками Алёнка и сложила их в замок на груди.

— Это каких?

— Они не могут жить в проявленном мире. Должны по жизняк от всех прятаться.

— Мммм. Печально. Но не факт, что наш мир намного превосходит их. Вряд ли они нам завидуют.

— Это так! Агнис говорит, что чувствует себя здесь незащищенным. Что здесь слишком много суеты и ненужных вещей. Страстей, войн, обмана… Средневековье ему нравилось больше.

— Ах, это Средневековье! Рыцари, роскошные платья, балы… — почти одновременно сказали обе девушки.

— Наверное, я тебе даже завидую. А ты не беспокойся. Постараюсь быть на связи с отцом постоянно. Немножко ему понадоедаю, и он будет мечтать, чтоб я наконец отвязалась…

— Ну что ты! Что ты, в самом деле?

— Аааа! Пусть они все будут прокляты! Прокляты! С их колдовством. Пусть они попадут в ад! В ад! Пусть их поджарят черти на вертеле. Чтобы мучились также, как и я! — кричал Панкрат, когда Катерина смазывала его ожоги мазью. Врач, конечно же, назначила обезболивающее, но стоило сделать одно резкое движение, и только что появившаяся корочка на ранке срывалась, доставляя хозяину жуткую боль. А боль он терпеть был не в силах. Причем никакую. Даже лёгкая ноющая боль вызывала у него панический страх и усиливала ощущения многократно. Очевидно, от нервов. Все болезни от нервов. Особенно у Панкрата. Ухудшало ситуацию то, что сосед вдруг ни с того ни с сего бросил пить.

После того, как он увидел жар-птицу, в рот не взял ни капли. Катерину это удивляло: «Жар-птица! Что в ней может быть такого пугающего?» Но она была не права. Логика у Панкрата работала исправно: вначале жар-птица, потом единороги, эльфы, гномики… Чёртики, в конце концов! А сойти с ума или подхватить белую горячку, что, по сути дела, одно и тоже, он никак не хотел.

— На, поешь хоть. Ничего же не ел с утра, — взмолилась Катерина. Наконец у неё появился шанс на трезвую жизнь, и она, прибравшись в доме, впервые за год, перемыла кастрюли с горчицей и сварила борщ. Вегетарианский, на растительном масле, но всё-таки это был борщ. Прополола огород, отыскав там: пару кустов картохи, немножко свеклы и капусты. Весной у неё был период просветления. Она посадила огород, а вот что там в итоге выросло, даже приблизительно не знала. Всё заросло крапивой, лебедой и колючкой. На трезвую голову даже думать не хотелось, как они с Панкратом переживут будущую зиму. Прошлую зиму их кормила Олеська, периодически подбрасывая или деньги, или продукты. Чаще всё-таки продукты: боялась что деньги пойдут совсем не на то. Катерина стыдилась просить помощи, но Олеську умалять и не требовалось — Катерина хорошо её воспитала. За что была себе очень благодарна. Единственным в жизни достижением стала дочь, вымоленная у богов и полученная таким бесчестным путем, что боги, пожалуй, ужаснулись, потом десять раз пожалели, что её пожалели. Потом ещё раз пожалели и ещё… поэтому дочь у неё просто ангел во плоти. «И этот шанс… нужно непременно им воспользоваться», — думала она.