— Как это попала под меч?

— Любила рубиться. В одном из боев ее и порубили. Да так, что организм не справился. Агнису с женщинами не везло… А вот женщинам с Агнисом очень даже. Все его любили так, что берегись! И детей ему много нарожали. Разошлись все по уделам. Где, кто — неизвестно. Агнис, поди знает… он к детям трепетно. Пришло время ему снова найти невесту. Притомился одиночкой жить. Сердце черствеет. Ищет он свою истинную. Ту, что предназначена ему судьбой.

— Где же он найдет такую, если перевелся магический народ? — кхыкнул Матвей. — Спать пойдём. Ночь на дворе поздняя.

Почистили зубы, расцеловали друг друга и по комнатам. Матвею хочется, приголубить женку. да колется. Руки-ноги просятся в кроватку, и глаза сами собой закрываются. Не до подвигов. Параскева тоже зевает без удержу. И тут слышат оба скрип…

Алёна в комнату свою вошла, сняла футболку, шорты и обнажилась в поисках ночной рубашки, как вдруг увидела тень в окне. Словно кто подсматривает. Однажды она поймала на этом деле Панкрата, соседа через улицу. Окно растворила без страха (соседа пристыдить) а на подоконник падает букет полевых цветов…

— Ах! Кто это? — ахнула Алёна. А про себя подумала: «Не Панкрат же, извращенец». А в окно, сверкая огненным опереньем, влетела жар-птица, рассыпая букет по полу.

— Ах! — снова вскрикнула Алена, прикрыв рот, чтобы родители не услышали восторга.

— Слышала? — сквозь сон спросил Матвей.

— Что, Матвеюшка? — делая вид, что ничего не происходит, спросила Параскева. Золотой отсвет у окна дочери говорил ей, что жених пришёл навестить свою дорогую невесту. Переживать здесь не о чём. До шестнадцати лет Агнис к ней даже не притронется. Ещё три месяца после церемонии. Но по всему видно, красавец альв нашёл свою вторую половинку, и в сердце его проснулась романтика…

— Агнис!.. Ваше Величество! — назвала Алена по имени и осеклась. Вроде бы был уговор на «ты», но Агнис выглядел просто божественно в полупрозрачной, огненного цвета тунике с вотканными в ткань золотыми нитями. Сбросив облик жар-птицы, он должен был остаться нагишом, но за сотни лет альвы изобрели для него платье, которое не испаряется во время превращения. Таких платьев у него было несколько, и надевал он их только когда планировал трансформации. В обычной жизни он носил обычные рубахи из хлопка, поверх которых накидывался парчовый, шитый золотом кафтан. Современные вещи были в его гардеробе тоже: он выходил в них в люди. Такое случалось с Властелином не часто — один-два раза в год. Бывало, что он годами не покидал замок под горой. Как и славянские боги, он с остатками магического народа давно стоял в стороне от цивилизации людей.

С тех пор, как начала подрастать Алёна он стал получать на «блюдечко с яблочком» её случайные изображения. С каждым годом сильнее и сильнее подогревая его интерес. Раньше в Ольгинке, кроме Марьяны, смотреть было не на что…

— Не стоит. Ты же помнишь уговор? — мягко возмутился Агнис её официозу.

— Глядя на такое величие, я просто не смею на «ты».

— Скоро и ты, Ольхона, станешь королевой. Пускай наше Королевство давно распалось и в реальности уже не может существовать, твой король мечтает о тебе, а твои наряды готовы. Они не менее прекрасны, — шепотом говорил он до того восторженно и пафосно, что Алёна, наконец, прочувствовала глубину его отношения к ней. — Причем ни какой-то дешевой мишурой пронизана парча твоих платьев, видел я эти поделки, а золотом. Настоящим шелком и золотом вытканы богатые ткани. Настоящие камни украшают тонкие вышивки. Может быть, наряды не современны, но я знаю, как тащиться от такого великолепия молодёжь. Если вернуть прежнюю моду на кринолины, девушки будут в восторге!

— Тащится? — хихикнула Алёна. — Ага, будут тащиться особенно тогда, когда не смогут влезть в автобус или вагон метро. Тогда восторг их превзойдет все разумные масштабы. Да что уж говорить: в туалет в кринолине не попадёшь!

— Ээээ, в моём туалете места достаточно. На этом я не экономлю.

— А унитаз у тебя фаянсовый?

— Японский.

— Врёшь!

— Мы Агнис, Владыка… м-м-м мы никогда не врём.

— Зачем в пещере японский унитаз? — спросила Алёна, хлопая ладонью по краю кровати и приглашая присесть. Кресел или просто стульев в комнате не было, а Агнис всё ещё стоял перед ней, и это казалось неловким. — У вас там что, и электричество есть, да?

— Мы не попы. — ответил Агнис, скромно присаживаясь на самый край. — Нам зачем от электричества шарахаться? И линия электропередач идёт прямо под холмом. Пришлось даже защиту от электромагнитного поля установить. Тебе понравились цветы?

— Очень. Что это? — кивая в сторону букета, снова спросила Алена.

— Вероника, маки, флоксы, колокольчики, — улыбка растягивалась всё шире, а слова звучали всё тише и нежнее. Губы альва, красные, как спелые вишни, блестящие глаза, красивые волосы, локонами опускающиеся на плечи, щёки… как наливные яблочки в полутьме девичьей комнаты, казались Алёне экзотическими пирожными на витрине дорогого магазина. Агнис не тянул на тысячелетнего старца. Максимум, на кого он походил — на тридцатилетнего мужчину. Свежая кожа сияла как после дорого крема, глаза светились чистыми белками с синими огоньками радужек посредине. Не было ни одного намёка на морщины.

— Ты такой молодой… — промолвила Алёна и невольно протянула руку к его щеке. И он тут же накрыл ее своей. Их глаза встретились, и губы потянулись друг другу навстречу.

— А ты юна и прелестна, как лепесток лилии… — вымолвил он и губы их встретились.

Нежные касания влажных губ, теплые прикосновения рук, наклон головы… ускользающее вдаль сознание от блаженства прикосновений…

Послышался грохот железа за окном. Агнис вспыхнул, превратился в жар-птицу и огненным вихрем вылетел из окна.

— Что это? — подскочил Матвей на кровати, судорожно оглянулся, прислушался и, тщетно пытаясь влезть в тапочки, босыми ногами побежал по дому. Распахнул дверь в комнату дочери и увидел её, наполовину высунувшеюся в окно.

— Кто? Что!?

— Мне показалось, что это дядя Панкрат. Он снова подсматривал, — возмущенно взвизгнула Аленка.

Матвей выглянул следом и увидел лишь тень, мелькнувшую через дорогу по направлению к дому соседей: Катерины и Панкрата.

— Нечистая сила! Нечистая сила! — с выпученными глазами метался по дому Панкрат, сдавленно крича.

— Что ты? Что ты?.. — еле ворочая языком, иронично осведомилась жена.

— У соседей в доме огненная птица. Мужик превратился в огненную птицу и вылетел из окна!

— Ты снова таращился на Параскеву? А чёрта лысого ты там не увидел? В самом деле — не увидел? А пора бы! Вот придут за нами черти и всё! Считай, на этом сказки и закончатся, — с большой долей фатализма сказала Катерина, сползая по стенке на пол. — Чёрт, вот кто! Чёрт, а не жар-птица. Дьявол из адского пламени!

— Говорю же. Я в окно заглянул, а там молодой парень у Алёнки. Прикинь. А потом он в огненную птицу превратился и в окно! Вон, поглянь — ужог!

Пол лица Панкрата покрывал свежий ожег. Кожа на правой стороне лица покраснела, вздулась и пошла пузырями.

Катерина прищурилась в полутьме деревенского дома, пытаясь разглядеть опухшее от алкоголизма мужнино лицо. В глазах двоилось.

— Аааа! Жжет, зараза! — воскликнул Панкрат и, найдя взглядом ведро с водой у раковины, подбежал и опустил в него голову целиком. Вода пошла верхом, полилась на пол и по полу ручьём скатилась Катерине под юбку.

— Вот чёрт! Ты сам! — выругалась она, взглянув снизу вверх на мужа. Он вытащил голову из ведра: мокрый, с поблескивающими в свете луны дикими глазами, её мужик смотрелся жутко и отрезвляюще одновременно.

— Мммммм… — завыла Катерина. За окном, как божественное предзнаменование, парила большая огненная птица, зыркая глазами в темные окна их с Панкратом дома. — Ммммм…

— Что же это всё на самом деле правда? — глядя в окно, произнёс Матвей, останавливая руку Параскевы. Та хотела закрыть мужу глаза, увлечь поцелуем, отвлечь от того, что он только что увидел. Но Матвей, уже готовый лечь в постель, вдруг повернулся к окну и увидел яркий оранжевый свет. — Правда то, что существует этот Агнис. Жар-Агнис? Что же он здесь делает? Параскева? За тобой пришел? Или… — Матвей запнулся, огорошенный собственной ужасной догадкой. — Не бывать этому! Я сказал, не бывать! — тихо, но настолько жестко произнес он, что у Параскевы мурашки по телу побежали.