— Почему же, Матвеюшка?

— Не бывать! — яростно зашипел он, сжимая руку Параскевы, до боли.

— Сперва жену у меня отняли, теперь дочь хотят отнять? Не бывать!

— Мам, Параскева в самом деле банница. И эльфы существуют, и лешие. Даже славянские боги где-то притаились и нос не кажут. Не хотят спорить с христианскими богами. Где-то притаилась сказка, и она открывается только тем, кто того достоин. Может сделать тебя королевой, а может «козлом отпущения», — Олеська, поджав губы, посмотрела на Панкрата.

— Жар-птица?

— Жар-птица или нет… надеюсь, что тебя посетили не просто чёртики. Хватит жизнь свою губить. И без того немного осталось. Хорошо, если год-два проживешь! Напьёшься и замёрзнешь ночью под забором! А можно хорошей жизнью жить, — уверяла Олеся больше мать, нежели отца. Панкратом она не дорожила так, как ею. Брезговала бывшим отцом. Неприятно, что по бабам таскался, мать позорил, но то что за соседями подглядывает… вообще ни в какие её жизненные стандарты не вписывалось. И считала, что шансов на трезвую жизнь у него практически нет. Но всё равно пришла, узнав, что он обгорел. Поинтересоваться и помочь матери сделать уборку в доме.

С пьяну Панкрат боли не чувствовал, а как почувствует? Знала, что если даже маленькая болячка, отец выл, как резанный и присесть матери не давал. А здесь? Да он её замучает. Хотела уговорить мать переехать к ней.

— Аааа. Зараза! — потянувшись за стаканом воды, вскрикнул Панкрат и вывалил на женщин ушат трехэтажного мата.

— Ты иди, Ольеська. Я тут сама…

— Мам, переезжай ко мне. Что это за жизнь с алкашом?

— Как же я его брошу в таком состоянии?

— Вон сеструха твоя, пусть за ним смотрит. Тоже горазда за воротник заливать. Любовнички…

— Она не пойдёт, — махнула рукой Катерина, глядя с веранды на запущенный огород. Картошку ещё так-сяк посадила, но ничего другого, что прежде выращивала… флоксы, заросшие крапивой, кое-где виднелись, рассказывая о прошлом благополучии хозяйки. — К тому же ты через месяц уедешь, а со свекрами я жить не буду.

— Мам, они неплохие люди. Они поймут.

— Нет сказала.

— Жаль. Ну, как знаешь. если передумаешь, можешь приходить в любой момент…

— Катька! Иди сюда, бляха муха!.. — заорал Панкрат, подгоняя новый состав мата.

— Иду. Не ори… — громко, с каким то трагическим выражением на лице сказала Катерина и, отвернувшись от дочери, пошла к муженьку.

Матвей ушел на работу, не сказав никому ни слова. Молча съел завтрак, поставленный ему на стол Параскевой, и, глядя в пол, как в прежние времена, вышел за дверь, плотно притворив её за собой.

Параскева готова была зареветь, до того печалило её состояние мужа. Она всё понимала, но и мир, в котором правило волшебство, игнорировать не смела. Алёнке скоро шестнадцать. Давно ли она вот так?.. Приоткрыв дверь Алёнкиной комнаты, Параскева увидела безмятежно спящую дочку. Во сне та левитировала… Летала над кроватью.

— Может быть, и в окно вылетала ночью? — ахнула Параскева и плотно закрыла створки, опустив задвижку снизу и сверху.

— Как ещё проявляется магия? — взяв за руку свою летающую фею, Параскева опустила её на кровать. Кожа дочки блестела в лучах утреннего солнца, словно после новогоднего бала от праздничного макияжа. На лице, груди, руках и ногах…

Алёнка зевнула и лениво приоткрыла один глаз.

— Бабочки. Как много бабочек! — восхитилась она, и Параскева стала крутить головой. На столе она увидела букет полевых цветов. На букете сидело бесчисленно количество бабочек. Они взлетали и с каждой минутой всё больше заполняли пространство маленькой комнатки.

— Агнис был вчера вечером?

— Да, мама. Он такой милый, правда?

— Надеюсь, что он по настоящему влюблен. Иначе откуда это? Тысячелетний старик вдруг стал таким романтиком!

— Мамуль, он не старик. Ты же не старушка! Что ты такое говоришь своей дочери. Я что, выхожу замуж за старика?

— Нет. Конечно же, нет. Но я давно не видела во Владыке ничего, что говорило о юном духе.

— Вот видишь! Я его истинная любовь. Мы предназначены друг другу. И не нужно говорить мне, что он старик. А то поверю, и вся жизнь пойдет наперекосяк.

— Конечно, дорогая. Только вот как быть с папой?

— С папой разберемся. Я его уломаю… С утра приедет Агнис… Я должна пожаловать на примерку. Со мной?

— Конечно, радость моя. Пока я могу, я постараюсь быть рядом.

— А что потом? Я думала, что в любой момент смогу прийти к вам в гости?

— В любой… не в любой, но иногда это действительно возможно, — с какой-то неимоверной усталостью сказала Параскева.

— Мам, тебе нехорошо? Я тебя никогда такой не видела.

— Наверное, я устала. Теперь я становлюсь человеком. Видимо, усталость свойственна людям.

— Ну, в принципе… — как будто согласилась Алёна. Но мать действительно её беспокоила. Алена поднялась на кровати и обняла мать, поцеловав в макушку. Из макушки поднималась прядка седых волос. Три-пять волосков, но это было так неожиданно… что Алёна сникла.

— Я полежу ещё немного? Полюбуюсь бабочками, ага?

— Конечно, золотко моё, — сказала Параскева, погладила дочь по голове и вышла.

К обеду около дома Параскевы появился белый внедорожник, и молодой человек, выйдя из него, громко постучал в ворота.

— Ого! Неужели это за нами? Ничего себе!

— Жених явно хочет произвести впечатление, — воскликнула Параскева. В ее молодости альв мог прислать за невестой небесный кортеж, а тут… он явно не отстает от жизни…

Алёна и Параскева одели свои самые нарядные платья и вышли за ворота. Они сразу увидели пару-другую любопытных глаз и приосанились.

— Что это, Параскева? Пока отсутствовала, в городе, любовничка себе богатенького завела? — крикнула из окна баба Нюра.

— Да нет. Это из мэрии… Матвею же медаль «заслуженного учителя» вручают, — нашлась Параскева. «Вот это да! Так и врать научишься…» — ужаснулась она про себя собственной выходке.

— Медаль? Вот это да! Ну, Матвей, молодец. Не ожидала от него… — сказала баба Нюра и пропала в окне. Наверняка побежала тапки натягивать и галопом по деревне: новости разносить…

Водитель авто скосил глаза на Параскеву. С удивлением и уважением глядя на женщину, которая некогда была богиней, а став простой банницей, сумела родить невесту, подобную Властелину, чтобы потом снова возвыситься. Параскева чувствовала это. Но не собиралась противоречить. Магия уходила из неё, как песок сквозь пальцы. И в тот день, когда Алёна станет женой Жар-Агниса, она окончательно потеряет связь с миром волшебства. став обыкновенным человеком. И дочь свою будет видеть, если та захочет ей показаться. Никак иначе скрыть существование магического мира невозможно, только полностью исчезнуть с поля зрения. И маги научились этому достаточно быстро. Щелкни пальцем, и взору предстанет толпа невидимок, снующая вдоль улиц больших городов. Они идут по своим делам, невидимые остальными.

Внедорожник выехал из села и, набрав скорость, взмыл в небо.

Тут же он превратился в повозку, запряженную шестеркой лебедей. А саму карету скрыли белые пушистые облака.

— Ах! Ах! Ах! У меня просто нет слов! — завизжала Алёнка.

— Властелин хотел изумить вас, Ольхона. И, кажется, ему это удалось! — веселясь, крикнул водитель шестёрки. Теперь он был одет в белоснежную ливрею. А на голове имел парик 18 века. Только Алёна знала, что это совсем не парик. У альвов нет необходимости в париках.

— Тебя не смущает, что придётся носить корсеты и длинные платья с кринолином? — спросила Параскева. — Такая мода не у всех альвов. Просто Агнис застрял в тех веках. Ему нравятся шитые серебром камзолы, парча и кринолины.

— Пока не смущает. А там посмотрим. Может, я стану дизайнером, открою модный дом, и он станет носить исключительно мои наряды.

— Думаешь, он позволит тебе учиться?

— Если любит по настоящему, то да! — хохоча, ответила ей Алена. Параскева и не подозревала, что так можно. Но хотелось верить, что затворничество альвов наконец, оборвется…