Услыхав вопли к Матвею из дому выскочила Алёнка в ночной сорочке и валенках, а через пять минут Олеська появилась. С созвоном быстро нынче дела делаются. Вместе они подняли Матвея за подмышки, неподъёмного мужика, и повели в дом. Ели ноги волочил, но шёл.

Остались они с дочками одни. Сиротливо было даже вчетвером. Олеська с малышом к ним перебралась. Матвей соберётся зареветь с горя, а плакать-то нельзя, малютка испугается, а выть волком так хотелось! Как Матвей этот месяц пережил, сам в толк не мог взять. Но отлегло. В душе-то всегда скребло: надолго ль счастье дадено? Думал, может задержится Параскева? А оно вон как: десять лет — как один день!

Обнял он дочурку Лелю свою, Олеську с внучком и зажили они дальше. Не так, как раньше, но всё равно хорошо. Дети — не скотинка в хлеву. Дети — это счастье! Другое, но не менее яркое.

Утешал себя. Только по всему заметно было что сник, что лицо посерело, а в руках сила для творчества иссякла. Перестал Матвей из дерева статуэтки резать. Сказал: «Хватит. Грамот и званий до конца жизни заработал». Сгрёб гладкое дерево, по ящикам раскидал и вынес в сарайку. Только самые лучшие скульптуры, что больше всех походили на Параску оставил и детские игрушки. Они от Алёнки теперь Артурке в наследство перешли.

И снова потекли года. Для Матвея они походили на зиму: тёмные, тоскливые и холодные. Для Алёнки на весну: с каждым годом всё ярчеда веселее, Для Олеськи как лето: ответственность почувствовала об отце, о сыне, о сестре сводной шебутной и полной необыкновенной магией девчонке. Только волосы дыбом вставали каждый раз от её проделок…

— Алён, я не понял: что этот клоун около тебя толкнётся?

— А тебе завидно? — прячась за Алёнку, откликнулся Ваня.

— Мы же договорились: ты моя девушка, — сказал холёный крупный парень, оттесняя Ваньку от Алёны.

— Данька, ни о чём мы с тобой не договаривались! Не нужны мне ухажеры. Даже не мечтай, не планируй, — увернувшись от Даньки, готового ухватить её за талию, осадила ухажера Алёнка.

— А чё, лесби?

— Сам ты!.. — Замахнулась кулаком Алёнка, но быстро остыла.

— Ну-ка, ну-ка! — сказал грозным басом Матвей, раздвигая руками пространство меж парней и Алёнкой.

— Чёрт, — выругался Данька.

— Чёрт, чёрт, — подтвердил Матвей. — Он самый и есть.

— Дядя Матвей? Вы! — Рядом неожиданно для всех появилась Марьяна.

— О! Одна ведьма исчезла, так другая появилась, откуда не ждали! — крикнула через дорогу Катерина. Характер у бабы испортился окончательно. А как тут не поплохеет: муж спивается, дочь стороной обходит. Живёт, как неприкаянная, и мужа и дом на себе тянет… Панкрата на работе сократили… за прогулы и не трезвый вид.

— Какая ведьма? — удивленно подняла брови Марьяна, но Матвей только глаза долу опустил.

— Мамка моя, мамулечка, — сказав, улыбнулась Алёнка, словно не слышала укол в голосе Катерины. — А вы кто?

— Я Марьяна. Скрипачка и по совместительству ведьма.

— Как это по совместительству?

— Как придётся. Моя бабушка была известной Ольгинской ведьмой. А я так-сяк. Способности есть, а навыков пока не очень. Но в помощи никому не отказываю, — пожала плечами Марьяна. Она недавно вернулась в родное село и за год не всех старых знакомых повидала. Матвея она узнала с трудом…

— Помоги, Марьяна! — неожиданно для всех выкрикнул Матвей и упал на колени перед девушкой, с которой никто из молодых и «зелёных» даже знаком не был. Они ещё под стол пешком ходили, когда Марьяна окончила школу и уехала в город учиться.

— Папа! — Бросилась к нему Алёнка, и парни поспешили ретироваться. Иван даже присвистнул, а Данька покрутил у виска, отойдя чуть поодаль.

— Девчонка — огонь. А вот папаша, конечно… — удаляясь, шепнул он.

— Да что такое у вас происходит? Может, в дом войдём?

Марьяна помогла мужчине подняться, и они с Алёнкой, придерживая его за обе руки, пошли в дом. Только переступив порог, Матвей рухнул на табурет и снова попросил:

— Марьяна, найди её. Умоляю! Знаю, что недалеко она где-то. Не могла она пропасть вот так, без вести! Силов моих нет!

— Кто пропал-то, дядя Матвей?

— Покась тебя не было, Марьяна, обзавелся я женой. Вот и дочка у меня, красавица какая.

— Припоминаю что-то. И бабуля говорила. Да… Банница? Неужели она и правда была банница?

— Моя Параскева… она была настоящая. Ни какая-нибудь! Ей памятник поставить нужно. Вот какая она была!

Марьяна улыбнулась неловко и почувствовала, как лунный камень у неё на шее зашевелился.

— Моя мама была настоящей волшебницей!

— А ты, похоже, вся в неё? Магическими искрами так и сыплешь.

— Я? Я не умею.

— Потому что не учил никто. Но стоит…

— Не смей, Марьяна! Не береди душу. Достаточно что жену у меня отняли. А Параскева здесь! Я знаю. Позови её! Пусть придёт ко мне, радость моя неземная. Тебя она послушает.

— Параскева её зовут?

— Да. Да. Параскева!

— А можно я осмотрюсь здесь?

— Иди. Она в бане мне явилась. Там может, позвать?

Алёна с тоской взглянула на Марьяну, но та и не думала отступать: закрыла глаза и стала рукой ощупывать пространство. Обошла дом, комната за комнатой, спустилась во двор — там пощупала наполненное колючей энергией пространство. Чувствовалось присутствие нечистой силы, но заметить. рассмотреть никак не получалось. Она направилась к бане. Алёна неотступно следовала за ней. Белокурая юная красавица с глазами — цветы морской воды, зелёно-голубыми, полупрозрачными, огромными, как у кошки. Белая кожа, стройная девичья фигурка, тонкие длинные пальцы, уши с удлинённой мочкой, выдавали в ней инородку. Метиску, проще говоря. Метиску человека и волшебного существа. Но эти догадки лезли в голову Марьяны исключительно благодаря знанию. Матвей сказал, что жена его — банница, и сразу мозги прояснились, как никогда явственно стало заметно то, что не бросилось в глаза одномоментно.

Марьяна и Алёнка вошли в баню. Здесь было сумеречно и холодно. В воздухе стояла сырость с ароматом прелого березового веника. Марьяна покрутилась, повертелась и разметала в воздухе пыль, достав из сумки мешочек с каким-то снадобьем. Пыль осела, и они заметили в углу бани лёгкое свечение.

— Покажись, Параскева. Покажись, кто бы ты не был! — шепнула Марьяна и кинула в воздух ещё одну горсть ароматно пахнущего порошка.

Свечение сгустилось и лёгким золотым облачком поплыло у них над головами ко входу, собиралось, вероятно, исчезнуть.

— Мама! — вдруг крикнула ему вдогонку Алёнка. — Мама, не уходи! Прошу тебя!

Облачко замерло на месте и несколько томительных секунд не двигалось с места.

— Мама? Это же ты?

Облачко потемнело и начало материализоваться. И уже вскоре перед ними появилась женщина. Неплотная, но вполне осязаемая.

— Мама, — слёзы показались на лице Алёнки. Она кинулась обнимать маму и провалилась в пустоту. Вылетела из бани в предбанник и, развернувшись, ступила обратно.

— Мама, почему ты такая?

— Я дух бани, родная. Когда-то получается стать подобно людям, в теле, а в основном-то и нет. Поэтому и ушла. Выделенное мне время кончилось.

— Хоть бы во сне являлась. Мне и папке. Можно так или нет?

— Зачем же душу бередить?

— Папке это нужно. Хоть бы во сне. Не может он без тебя, — говорила Алёнка так надрывно, что мурашки бежали у Марьяны по телу. Видно, комок в горле стоял. силилась Алёнка не заплакать.

— А если только хуже сделаю?

— Знаю, не сделаешь! Мама! Как же хочется тебя обнять.

— Пойду я, наверное? — появившись из темноты, произнесла Марьяна. — Я чувствую себя здесь лишней. Но если понадоблюсь, зовите.

Кивнув, она вышла в предбанник и старясь ничем не выдавать присутствие Параскевы в бане, зашла в дом к Матвею. Тот всё ещё сидел на табурете, обхватив буйну голову руками, качался из стороны в сторону, подвывая.

— Матвей Ильич? — дотронулась до его плеча Марьяна. — Пока ничего не получилось, но контакт налажен. Я чувствую сильную энергетику в районе бани. Параскева рядом. Она приглядывает за вами. Может, в следующий раз получится? Наверняка. Матвей Ильич, а вам Параскева во сне не являлась?