В лекарских палатах их появление произвело фурор: раненные маги и прочие защитники Исети расхохотались, увидев всклокоченных студентов верхом на декане факультета. Глеб Рыков вернул людской облик, и метнул убийственные взгляды на весельчаков.

— Господин Онежский! — воскликнула Телена, подбегая к ректору. — Она в плену, мертвецы захватили Соланж.

Смеявшийся секунду назад мужчина подскочил с деревянного стола, не жалея плеча натянул рубашку, и засыпал ведяву вопросами наравне с Иваном Буниным и Ильей Мизинцевым.

— Подождите, вы не знаете главного. Предатель, которого мы искали, это Антон Дробилин, преподаватель плетения вязи.

Декан магов Бунин, осознавший, что его подставил собственный подчиненный, заскрипел зубами от желания скрутить негодяя в бараний рог.

— А помогал ему фамильяр главного библиотекаря, — решительно сказала русалка, глядя в глаза изумленному мужчине. — Я видела ее, ящерку Пиявку: она выманила Соланж, и сдала Дробилину.

Теперь уже зубами скрежетал Мизинцев, понимая, что его собственный фамильяр осквернил между ними связь, а он и не заметил. Какой позор!

— Они в подземелье, я оставила их, чтобы позвать вас, и по дороге едва не попалась Герману Герцогу. Уверена, он спускался к мадмуазель Ганьон.

Ректор не стал демонстрировать эмоций, а просто схватил за плечо ведяву, и подтолкнул к выходу.

— Веди меня к ним.

Оба оставшихся в Академии декана, главный библиотекарь, Бравадин и несколько бойцов отправились с ними вызволять парижанку, но коридор, в котором оборотни десять минут назад бились с мертвецами, уже кишел нежитью. Онежского едва не охватило отчаяние от мысли, что он не успеет, что его любимая девушка снова попадет в руки врага, как и все остальные обитатели замка. Мужчина сжал кулаки, призывая свою магию.

Говорят, загнанный в угол зверь сражается с особой жестокостью, и на этот раз даже хладнокровная ведява испугалась увиденного.

26 марта 1831 года по Арагонскому календарю

— Ланж, Соланж, солнечный ангел, — с бархатной хрипотцой пропел Герцог, глядя на свою пленницу. — Наконец-то все встало на свои места! Вы, — он кивнул мертвецам, — уведите ее.

— Уберите от меня свои руки! — вскричала девушка. — Я лучше погибну, чем стану такой же мерзостью как вы!

Оборотень укоризненно покачал головой.

— Откуда столько предубеждения? Быть мертвым не так уж и плохо. Но да тебе это не грозит, не волнуйся, ты мне нужна живой.

Поняв, что она станет для него зверушкой в клетке, парижанка из последних сил толкнула конвоира, и попыталась сбежать, но второй мертвец с поразительной ловкостью метнулся наперерез, сбивая девушку с ног.

— Опять мы ходим кругами, — с теми же интонациями вздохнул Герман. — Тебе не улететь, птичка, привыкай. Поднимите ее.

Ее резко поставили на ноги. Соланж с омерзением посмотрела на Антона Дробилина, злорадствующую Пиявку, и повернулась к Герцогу.

— Да и на что тебе жаловаться? — с искренним недоумением спросил парень, вытирая кровь с ее лица. — Ты останешься в живых, не всем так сегодня повезет, поверь! Мы уже неплохо проредили бойцов Сухтелена, ранили много ваших магов, а скоро захватим и всю Академию. Смирись, Соланж, ты доблестно сражалась, но там, где есть победители, есть и побежденные. Твоя учесть будет не самой ужасной.

По его кивку девушку повели к выходу, выбирая самые неожиданные ходы. Оборотень явно знал Академию лучше многих, раз ему удалось помочь врагу проникнуть в крепость, и теперь он также незаметно для остальных выводил из подземелья пленницу. Парижанка с горечью подумала, что никто не узнает, куда она делась, жители Исети превратятся в нежить, а они с верным Гастоном навсегда застрянут в какой-нибудь глухой дыре, где их будут держать под стражей до скончания веков.

Мысленная волна от ее фамильяра нахлынула так неожиданно, что она на секунду ослепла. Гастон создавал образ, и девушка сначала долго не могла понять, чего он хочет, а потом сердце на секунду замерло.

— Нет! — вскричала она, забыв о мертвецах.

Но было поздно: Гастон применил почти все свои остаточные силы, создавая выброс потусторонней энергии, характерной забытью. Мертвецов впечатало в стену, раздался звук хрустнувших костей, и девушка обрела свободу, едва не стоившую ее фамильяру жизни.

— Как ты мог? — бросилась она к нему. — Я не выживу без тебя, засранец!

— Ты не выживешь, если продолжишь здесь сидеть! Вперед, глупая!

Поднявшись с пола, фамильяр со своей хозяйкой побежал по коридору, плохо ориентируясь, но надеясь оторваться от погони. Герцог несколько минут приходил в себя, но, когда понял, что парижанке удалось ускользнуть, боль отошла на второй план, и он помчался вслед за ней. И гнал его вперед не гнев, а тот азарт, который еще не угас в мертвеце окончательно.

Вырвавшись из подземелья, Ланж увидела большую брешь в стене, возле которой стояла Диана Окская. Весенние сумерки еще не сменились ночью, и мрачный коридор заливало мягким светом.

— Куда ты так летишь, птичка? — издевательски улыбнулась Диана.

— Уйди с дороги, — решительно ответила Ланж, принимая боевую стойку.

— Я убью тебя, пришлая. Ты отняла у меня Германа.

Они закружили, внимательно высматривая движения друг друга.

— Твой волчара мне без надобности.

— В том-то и дело, — болезненно скривилась Окская. — Он не был тебе нужен, но достался именно тебе, а не мне после всех перенесенных унижений. Ты была рождена в богатстве и достатке, и не знаешь, как несладко приходится таким как я. Но да все это в прошлом, — жестко отчеканила мертвая.

Разведя руки, она сплела темное заклятие: Ланж едва успела создать кокон, как в него ударилась разжижающая вязь. В тесном пространстве два потока силы схлестнулись в яростной битве, и от последовавшего взрыва девушек раскидало в разные части коридора.

Как раз в этот момент их нашел Герцог, увидев Диану у стены, и Ланж у самой пробоины. Парижанка нервно дернулась, и едва не сорвалась вниз.

— Не шевелись! — закричал оборотень. — Я сейчас подойду, и оттащу тебя от края. Только не двигайся!

Она не желала попасть к нему в руки, но и стать пятном у подножия горы тоже не хотелось. Как говорили в России, из двух зол выбирают наименьшее.

Наблюдавшая за ними Диана окончательно уразумела, что первым делом Герман бросился на выручку парижанке, больше всего боялся, что она упадет, пострадает, и ему никакого дела не было до Дианы. Перед глазами поплыло, и Окская, не отдавая себе отчета, поднялась на четвереньки, выгибая конечности, как настоящая мертвячка, и бросилась на Соланж. Оборотень перехватил ее в считанных сантиментах от парижанки, они покатились кубарем по полу, не переставая бороться, но в итоге Герцог умудрился всадить ей удлинившиеся когти в живот.

Диана заверещала, хватаясь за рану, но оборотень потерял к ней интерес, помогая Соланж. Закинув ее на плечо, и схватив оглушенного Гастона за шкирку, он понес их дальше по коридору, не оглядываясь на Окскую.

Ланж долго приходила в себя, и, когда к ней вернулась способность мыслить, она таким жалобным голосом попросила Германа остановиться, что он опустил ее на пол открытой галереи, наблюдая, как бледная девушка хватает ртом воздух.

Ганьон прижала руку к груди, словно таким образом могла вернуть в норму намеревавшееся вырваться сердце, и почувствовала под одеждой какое-то украшение. Странно, она же вернула фамильную подвеску отцу...

Амулет! В тот роковой день, когда Диана похитила на ярмарке ребенка, казахская торговка, оказавшаяся кочевницей Данарой, подарила ей талисман, сказав, что он защитит ее от врага, и что его всегда нужно держать у сердца. Соланж понравился амулет, и она с ним не расставалась, но и представить не могла, как обычная безделица может спасти от нежити.

«Этот амулет наполнен жизнью, — как-то вечером сказала Данара, когда они ужинали в юрте. — Сделанный из коралла, он несет в себе силу крови, живой крови, людской крови. Он наполнен энергией солнца, тепла, огня, света, всего, что делает этот мир живым и прекрасным, и чего не постичь больше мертвым. Не думай, что только ваши земли полны зла, о нет, такова природа тьмы, она существует всюду, поэтому храни свой амулет. Для нас он — оберег, а для них — погибель.»