— Такова традиция, мадмуазель, — добавила она.

Соланж не выказала удивления, пытаясь выглядеть снисходительно, но единственное, что сейчас ее интересовало, это возможность позавтракать. Ее фамильяр был прав, сказав, что они поизносились. Да, одним из последствий всеобщей травли стала бедность: она лишилась и поддержки семьи, и шанса самой зарабатывать на жизнь. Благодаря запасам они с Гастоном держались некоторое время, пока деньги не подошли к концу, и им пришлось покинуть приличное жилище, заселившись в дешевый клоповник.

Однако даже эта клетушка стоила недешево, и девушке с ее фамильяром пришлось выбирать между жильем и едой. Остаться на улице было более чем рискованно, поэтому экономить пришлось на питании, сократив и количество приемов пищи, и объем самой еды. В итоге Ланж похудела до истощения, ее вытянутое лицо стало острым, крупный нос проступил отчетливее, но она все равно была красивой, с ее пухлыми губками и ясными голубыми глазами, черными бровями и пушистыми ресницами. Каштановые волосы пришлось подстричь по плечи, чтобы легче было за ними ухаживать, но они были достаточно густыми и блестящими, к ним хотелось прикасаться, как и к ее нежной гладкой коже.

Стараясь производить достойное впечатление, она опасалась, что кто-нибудь догадается, в каком бедственном положении ее застало письмо из Академии, и, идя на завтрак, она боялась взглядом выдать, как оголодала за последние месяцы. Но ничего, Ланж привыкла выглядеть для окружающих стервой, справится и теперь!

Служанка остановилась перед изящной дверью, открыла ее, впустила девушку, и громко представила ее собравшемуся обществу:

— Мадмуазель Ганьон!

Все обернулись к Ланж, и она приготовилась к новой битве.

— Доброе утро, мадмуазель! — сухо поздоровался Мизинцев. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули с дороги.

— Отменно! Благодарю вас за заботу!

— Позвольте воспользоваться случаем, и представить вам коллег.

Меньше всего девушке хотелось знакомиться с ними на голодный желудок, но правила приличия есть правила приличия, и никто не догадался о ее истинных чувствах, видя лишь безупречные манеры, красивое лицо, легкую надменность, свойственную парижанам, разбавленную комплиментами в адрес России, что сразу расположило к ней симпатии.

— Знакомьтесь, господин Дробилин, преподаватель плетения вязи. Госпожа Мишина, преподаватель истории магии. Господин Бунин, он у нас преподает основы боевой магии, и возглавляет магический факультет. Госпожа Красилина, преподает живопись и прочие творческие науки. А это — господин Рыков, декан оборотней, помогает им развивать свою природную силу, и, что не менее важно — самоконтроль.

Мизинцев не спешил, представляя многочисленных коллег, и Соланж уже отчаялась поесть, как вдруг поняла, что одарила улыбкой последнего преподавателя, и наконец-то можно приступить к трапезе. Какой счастливый момент! Она элегантно опустилась на предложенное ей место, превосходно орудовала столовыми приборами, завтракая медленно, принимая участие в общей беседе, словно ей и дела нет до еды.

— Мадмуазель, — обратился к ней Мизинцев, — после завтрака наш ректор просил зайти вас к нему.

Соизволил, значит, вспомнить о таком незначительном приобретении, как новый преподаватель по защите от темной магии!

— Я лично сопровожу вас.

Соланж грациозно кивнула в знак благодарности, и посмотрела на своего фамильяра. Он смотрел одобрительно, и это вызвало волну нежности и любви к лохматому засранцу: это он спас ее жизнь, когда она от нее отказалась, и даже этим мигом, каждым своим вздохом она обязана Гастону.

Их жизнь наладится, даже если придется строить карьеру в России, только, пожалуй, надо будет перевестись в столицу, когда появится шанс.

31 августа 1830 года по Арагонскому календарю

Щеки Соланж порозовели после сытного завтрака и нахлынувшего оптимизма. Эта девушка всегда славилась железной волей, и, к облегчению фамильяра, она вернула свой фирменный мятежный дух.

Проходя мимо лестниц, уходящих вниз, девушка отошла на несколько шагов от занудно бормотавшего библиотекаря, и с силой ухватилась за перила.

— Посмотри, Гастон!

— Невероятно! — подтвердил фамильяр.

— Что вы делаете, мадмуазель? — спросил Мизинцев, заметив отсутствие коллеги.

— Я не знала, что в замке столько этажей! Вы расширили пространство с помощью магии? Какая сильная должна быть вязь, чтобы удерживать это все!

— Нет, мадмуазель Ганьон, все гораздо проще. Основная часть Академии вырезана внутри горы. То, что вы видели — это лишь малая часть, построенная на вершине.

Ей снова вспомнилась родная Академия, над которой работали лучшие архитекторы. Она была настолько помпезной, что каждый уголок можно было рассматривать часами, любуясь и лепниной, и мозаиками, и барельефами, не говоря уже о картинах, скульптурах, коллекции артефактов и прочем. В Борре не скупились, когда дело касалось роскоши, но Исетская Академия явно придерживалась другой стратегии: никакого архитектурного великолепия, все было сделано сурово и основательно, а уходящие вниз запутанные лестницы, захватывающие воображение этажи внутри горы, не пришлись бы по вкусу избалованным парижанам.

Но Соланж едва оторвалась от созерцания, дав себе слово, что еще как следует изучит крепость. Пока у нее была важная встреча, на которую не стоило опаздывать.

— Прошу, сюда, — Мизинцев галантно откланялся.

Девушка создала оповещающую вязь, и спустя секунду массивная дверь перед ней открылась. Она вошла в просторный кабинет, занимавший два этажа. Внизу располагались кресла, стол, магические приборы, а наверху, куда вела широкая лестница, виднелись шкафы с книгами и рабочее место ректора.

Само начальство отозвалось из библиотеки, попросив подождать минуту, и Соланж невольно пригладила волосы, удивившись молодости его голоса.

Еще больше она удивилась, когда к ней спустился молодой мужчина лет тридцати пяти, с густой светлой шевелюрой, темными подвижными бровями, ухоженной бородкой и улыбающимися карими глазами.

— Дмитрий Онежский, ректор Исетской Академии!

Они пожали руки, и она отметила, какой теплой была его ладонь.

— Прошу прощения, мадмуазель, я должен был встретить вас вчера, и поприветствовать в Академии как следует, но из-за происшествия с оборотнем мне пришлось провести весь день и всю ночь в подземелье.

— Надеюсь, все в порядке с учеником?

— Не совсем. Он прибыл одним из первых после каникул, и сразу же отправился в лес. Мы привыкли, что ученики вечно там бродят, исследуют местность, но парень не вернулся вечером, и нам пришлось созывать отряд для поиска. Вязь не принесла результатов, и лишь случайно мы обнаружили его вчера у дальнего притока реки, всего израненного, без сознания. Теперь выясняем обстоятельства дела.

— Хм, неприятная ситуация.

— Более чем!

Соланж не понравилось ни само происшествие, ни спокойствие, с которым ректор рассказывал о нем. Она вспомнила тревогу, охватившую ее вчера на железнодорожной станции, когда она осталась одна последи леса. Но теперь ей предоставили объяснение, почему не встретили достойным образом, и у нее больше не было причин быть недовольной.

— Могу я угостить вас чаем? Знаю, в Париже вы предпочитаете кофе, но я его, по правде говоря, не люблю, и не держу про запас.

— С удовольствием выпью чай, господин Онежский!

Пока он создавал вязь, заставляя чайник закипеть, и раскладывал чайный сервиз на столике перед креслом, Ланж исподтишка наблюдала за ним, пытаясь скрыть обуревавшие ее чувства.

Первой была зависть: «Несмотря на молодость, он возглавлял Академию, хоть и расположенную в провинции, но все же. Я тоже могла стать главой Академии, но куда более престижной, и я бы стала первой женщиной-ректором, вошла бы в историю! Мои планы рухнули, когда Флер напала на меня, заставив защищать свою жизнь и фамильяра любыми доступными способами. Я не планировала ее убивать, просто ее боевая вязь срикошетила от моего щита, и попала в нее же. Она ведь палила в меня всеми заклятиями без разбора, даже запрещенными из-за их жестокости.»