— Откуда тебе о нем известно, ты, мелкая падаль?!
— Тебе ли оскорблять падаль, — саркастично хмыкнула Анна.
— Сейчас я тебя научу правилам поведения в моем лагере, — процедила Мара, и обрушила на пленницу весь свой гнев.
Диана пережила многое: собственную смерть, жестокое перерождение, арест и темницу, расправу над стражниками, но то, что творила ее новая мать, выходило за все возможные пределы. Окская постаралась убрать отголоски человечности, чтобы не дрожать.
«Мое сердце больше не бьется, я не чувствую, не боюсь, я должна уже избавиться от старых рефлексов, и незамедлительно, чтобы не оказаться на месте Анны!»
Пока девушка закаляла восприятие, Мара ломала пальцы пленницы, вонзала когти в тело, но мертвая, заключенная в тело маленькой девочки, лишь презрительнее на нее смотрела, не издавая ни единого звука. Разумеется, гордость Анны сильнее распаляла ярость палача, и пытки длились всю ночь, после чего мертвые покинули темницу.
— Надеюсь, Диана, ты уяснила урок, что бывает с теми, кто осмеливается меня разочаровать, — самым дружелюбным тоном произнесла Мара.
— Я не подведу вас, моя благодетельница.
— Хорошо, дитя. А сейчас пойди и вымойся наконец, а то кровь на твоей шевелюре расстраивает мое чувство прекрасного.
Диана поклонилась, и постаралась не смотреть на Мару, испачканную с ног до головы в черную кровь мертвой пленницы.
Глава тридцать четвертая, рассказывающая о медвежьей услуге
1 декабря 1830 года по Арагонскому календарю
В первый день зимы в Исетской Академии произошло сразу столько событий, что большинство их участников решили не придавать особого значения случившемуся, ибо не подозревали, какие последствия их ожидают в дальнейшем. Но обо всем по порядку.
— Ланж, мы опаздываем! Занятие с восьмым курсом! — рычал Гастон.
— Сейчас, секунду, блохастик.
— На себя посмотри! Мне вот, например, не нужно так красить лицо, чтобы презентабельно выглядеть.
— Ну так я же девушка! Вдруг я увижусь с Дмитрием раньше времени!
В дверь постучалась служанка, и внесла небольшую коробку. Соланж переглянулась с Гастоном, так как не ожидала ни от кого посылки, и первым в голову пришел отец: от него уже пришло одно письмо, да такое, что всю душу вымотало. Ну уж нет, портить себе настроение она ему не даст!
В то же время Борис Бравадин мерял комнату шагами, чем изрядно нервировал своего фамильяра.
— Борис, дружок, может, ты уже успокоишься, и пойдешь на урок?
— Молчи! — раздраженно крикнул парень. — Это все из-за тебя!
— Я спас тебя, дурак, и не желаю выслушивать глупые обвинения.
— Спас, да? Не нужно было мне мешать, я бы помог Бунину, а что с ним будет теперь? И с Соланж! И со всей Академией!
— Его задержали как преступника, тебя могла ожидать такая же участь. И, что самое главное, меня тоже.
— Вот, — презрительно протянул маг, — вот в чем дело, за себя испугался, шкура продажная! А как же наша миссия, как же защита Академии? Онежский — предатель, большинство преподавателей с ним заодно, и лишь Бунин мог противостоять им, защитить от мертвецов. Теперь подлый ректор замучает его в подвалах, а потом — впустит армию тварей, передаст нас им. Даже Соланж попалась на его крючок: бедная, она и не ведает, кому доверилась!
— Дурак, — повторил фамильяр. — Ты бы не смог ему помочь, а оказался в соседней камере. Сейчас у тебя хотя бы есть шанс самому спастись, ну и защитить эту твою зазнобу. Только не понимаю, зачем тебе нужна парижанка. Она старше тебя, чужда нашей культуре, и точно не останется в Исети навечно.
— Я люблю ее, искренне, и желаю лишь уберечь. Поэтому и согласился помогать Бунину, чтобы Герц с Дианой не причинили ей вреда. Теперь же Окская в бегах, мертвецы кружат вокруг Академии, а мадмуазель попала в ловко расставленные сети. Об остальных вообще молчу: ни оборотни, ни маги, ни ведявы, ни даже выскочки-витряники не заслужили столь жестокой участи.
— Ну так поговори с Ганьон.
— Не поверит. Давай лучше освободим Бунина!
Фамильяр посмотрел на него как на умственно отсталого.
— Ты же пошутил? Умоляю, скажи, что ты не серьезно! Ты вообще не представляешь, какие последствия нас ожидают, если твое участие вскроется. На тебя повесят всех собак, обвинят в пособничестве предателю, каким сейчас выставляют Бунина, арестуют, сломают тебе жизнь!
— Ромб, у меня нет выбора. Если промолчу сейчас — кровь всех, кто мне дорог, будет на моих руках. Я либо спасу Академию, либо погибну за нее. И сейчас твоя поддержка мне нужна как никогда раньше!
Спустя несколько часов Бравадин спускался в подземелье, стараясь не оставлять следов, благо он знал маскирующее заклинанье. Его фамильяр активно помогал, своей магией перебивая энергию живого объекта. Они уже выяснили, где держат бывшего декана, и решили действовать немедленно, пока Онежский не придумал, как избавиться от поверженного соперника.
«Не хотел бы я окончить дни в этом жутком месте!» — Борис услышал мысли фамильяра в своей голове.
«Не бойся, Ромб, сражаться — вместе, гнить в тюрьме — тоже вместе!»
«Успокоил, умник!»
Они беззвучно усмехнулись, почувствовав тепло взаимной поддержки, но вовремя остановились, ибо подошли слишком близко к тюремным камерам. Большинство пустовало, и лишь две были заняты: в одной содержался Герцог — мертвый оборотень, возвращенный к неестественному существованию, в другой — Иван Бунин, бывший декан магического факультета. И, если Германа совершенно не было жаль, то за второго стоило побороться.
К обеим камерам была приставлена стража, и на секунду Бравадин смутился, так как собирался использовать запрещенную магию. За это его действительно могла ожидать печальная участь — вечное заключение где-нибудь в Оренбурге, но он готов был рискнуть ради спасения Соланж и всех остальных, кто жил в неведении, и не подозревал, что дамоклов меч уже занесен над их головами.
Попросив у Бога удачи, он еще раз мысленно представил вязь, которую должен сплести, переглянулся с фамильяром, сделал глубокий вдох, сложил вместе руки, и выскочил из-за угла.
Стража не успела отреагировать, так как Ромб заглушал живую энергию, и Борис молниеносно метнул темное заклинанье, которое обездвижило магов. Они повалились на месте, ослепшие и неспособные пошевелить ни одним мускулом, пока Бравадин вскрывал защитную вязь с камеры.
Когда Онежский прибыл в подземелье с подмогой, то увидел едва живых магов, охранявших арестантов. Понимая, как он сглупил, не пытаясь выявить сообщников Бунина, ректор открыл дверь в пещеру, и там его глазам предстал не бывший декан, а ученик шестого курса, оглушенный и связанный.
Глава тридцать пятая, рассказывающая об искусстве ведения боя и плетения интриг
2 декабря 1830 года по Арагонскому календарю
— В отсутствие господина Бунина боевую магию буду преподавать я.
Шестикурсники не перечили Соланж, и не задавали вопросов, так как с утра их построили всей Академией, и объявили, что бывший декан магов бежал из-под стражи, любой контакт с ним приравнивался к пособничеству, хотя суть обвинений осталась неясна. Однако куда больше их волновал запрет на зимние каникулы и исчезновение Бориса Бравадина.
— Вы уже владеете определенными навыками, но сейчас вам придется освоить весьма необычный стиль боя, — тем временем вещала Соланж. — Как правило, заклинания рассчитаны на энергию живых объектов, поэтому многие не умеют пользоваться стихийной вязью.
— Простите, мадмуазель, — не сдержалась Пелагея Крысина. — Зачем нам нужны подобные заклинания? Мы же не станем нападать на скалу, ветер или иной объект неживого мира!
— Логичное замечание, но иногда приходится импровизировать, чтобы спасти свою жизнь.
Ланж подумала, что знай дети правду — обучать их самозащите было бы намного легче, но Онежский не хотел допускать огласки, и заставил ее лгать.
