Дмитрий снова перевел взгляд на девушку, понимая, что не может больше держаться от нее на расстоянии. Ее ясные голубые глаза, окаймленные черными ресницами, смотрели на него раньше с уважением, равнодушием, спокойствием, но сейчас в них отражались другие чувства, хоть и не равные его собственным.

Думая о ней, и не отдавая себе отчета, он дотронулся до ее ладони. Ланж удивленно вздрогнула, но не отняла руки. Ее щеки вспыхнули румянцем, а глаза заблестели еще сильнее.

Когда Мизинцев вернулся в кабинет, чтобы нанести лечебную мазь, Соланж и Дмитрий чинно сидели на своих местах, вперив в библиотекаря насколько честные взгляды, что он мгновенно заподозрил неладное. Приди он на несколько минут раньше — застал бы трепетный поцелуй влюбленных, но да чего еще ожидать от Мизинцева, отдавшего сердце лишь одним фолиантам?

19 ноября 1830 года по Арагонскому календарю

Утром следующего дня Ланж кружилась в танце перед зеркалом, и волосы с гребня летели во все стороны. Ей давно не было так спокойно на душе, хотя им еще предстояло прояснить много деталей. Отправившись на занятие к шестикурсникам, она попыталась натянуть на лицо строгую маску, ведь в последнее время студенты привыкли видеть ее напряженной.

Да и неудивительно, вся Академия гудела: простая ученица осмелилась использовать темную вязь прямо во время урока, на глазах у преподавателей, угрожая жизням десятка детей! Чудо, что подоспел ректор, но теперь он ранен, а что ожидает Окскую — неизвестно.

Пока что ее держали под стражей, и ученики более-менее успокоились, но вот упечь за решетку Герцога не удалось. Он не был повинен в нападении, а его семья была настолько богата и влиятельна, что даже ректор не решился без объективных причин привлекать внимание общественности.

Поздоровавшись с учениками, Ланж начала рассказывать детям новую тему, однако скрыть от них изменения, увы, не удалось. Крысина мгновенно принялась делиться знаниями, хотя ее не спрашивали; девочки шушукались, что глаза мадмуазель сверкают, как два сапфира; Борис Бравадин нахмурился, не отрывая взгляда от ее лица на протяжении всего занятия.

Но Ланж было не до них: впервые ей было плевать на работу, прямые обязанности, репутацию и контракт. Раз за разом она вспоминала теплую руку Дмитрия, нежность в его красивых глазах, и отсчитывала минуты до конца учебного дня, словно несмышленая девчонка. И она едва дождалась, спеша в кабинет ректора так опрометчиво, что не заметила ни следящего за ней Бравадина, ни Германа Герцога.

В кабинете не было посторонних, но девушка поумерила свой пыл. Ей была присуща гордость, и то, что вчера она так легко сдалась, еще не означало, что и дальше будет вешаться на шею Дмитрию. Только вот Гастон ее мнения не разделял, и с фамильяром ректора Эно они быстро уселись рядом, одаряя своих хозяев одинаково смешливыми взглядами.

Сам Онежский выглядел сегодня лучше. Белоснежная рубашка была заправлена в брюки, стянутые ремнем, волосы — приведены в порядок, темные круги под глазами исчезли. Он ласково поцеловал руку парижанки, и Соланж не смогла долго держать марку, устроившись рядом в соседнем кресле. Еще долго они держались за руки, прежде чем девушка попросила его рассказать о себе.

Как оказалось, Дмитрий происходил из известного рода архитекторов. Именно его предок Михаил Онежский спроектировал Исетскую Академию. Когда Михаила пригласили для строительства учебного заведения, в лесу он познакомился с маленькой девочкой по имени Анна, которая оказалась живым мертвецом. Она поведала ему правду, как стала такой, рассказала о целой армии тварей, которая однажды выйдет из тени. Тогда он со своими наиболее доверенными лицами решил построить крепость, неприступную для мертвых созданий. Анна им активно помогала, ибо знала о мироздании больше всех живущих.

Защита Академии держалась на крови Михаила и всех его потомков, так как именно жизнь и свежая кровь были преградой для мертвецов. Здесь же в тайне хранились дневники, написанные Анной, которые содержали все накопленные ею знания, а также служили хрониками ее мертвой жизни.

Так и передавалась клятва защищать мир от тварей из поколения в поколение, а дневники мертвеца — из рук в руки. Но однажды произошла беда, стоившая жизни многим: враг атаковал, убив родителей Дмитрия и многих других защитников Исети, и вместе с ними исчезли необходимые знания. Анна тоже пропала, а как найти ее рукописи — нынешнее поколение не знало.

Сам же Дмитрий родился в Исети, окончил родную Академию, и много путешествовал, увидев полмира. Когда ему было двадцать девять, он встретил в столице удивительную девушку, которая покорила его не столько своим ангельским лицом, сколько силой духа, благородным храбрым сердцем. Они были счастливы вдали от суеты вокруг мертвецов, он так ей и не рассказал о своем происхождении, ибо он не желал продолжать дело родителей, надеясь, что другие справятся вместо него.

Спустя два года после венчания, у них наконец-то должен был родиться ребенок. Госпожа Онежская плохо себя чувствовала, и Дмитрий решил увезти ее из глуши, куда они поехали для отдыха от вредного городского воздуха. Только было слишком поздно: роды начались раньше срока, ребенок оказался повернут неправильно, а отсутствие хорошей медицины в губернии стоило жизни и его супруге, и мертворожденному сыну.

Некоторое время Дмитрий был раздавлен горем, не понимая, за что Бог так поступил с ним, но в итоге на него снизошло озарение: через невинных и слабых он был наказан за свою гордыню, свой отказ от защиты Исети от мертвых тварей. Он мог спасти многих, но оставил их наедине с беспощадным врагом ради собственного комфорта. Тогда он и вернулся в Оренбургскую губернию, чтобы искупить свою вину.

— Почему вы пригласили меня в Исеть? — взволнованно спросила Ланж.

— Травля, которой вас подвергли, вызвала у меня искреннее возмущение, ибо я представлял вас смелой, но уязвимой девушкой, на которую спустили всех собак в политической игре между светской властью и Церковью. Как мужчина, я скорее сам бы умер, чем позволил такому случиться с членом моей семьи. Поведение вашего отца...

Он смущенно замолчал, и девушка поняла, что ему известно о последнем письме из Парижа.

— Не мне судить его, — с печальной улыбкой произнесла Соланж, — тем более, что я и сама не всегда была приятным человеком.

— Но страдания переменили вас! Как и меня. Я избавился от честолюбия, осознав, как много упустил, как много должен был сделать здесь, но променял долг и честь на беспечную жизнь в столице.

Боль в его голосе заставила ее забыть обо всех правилах приличия, и уже спустя секунду она пересела к нему, взяв его за руку. Онежский благодарно улыбнулся, и некоторое время они безмолвно наслаждались исцеляющей душевной близостью, прежде чем Соланж спросила:

— Знаете, между нами не должно оставаться недосказанности, поэтому я хочу задать вам несколько вопросов.

— Конечно!

— До происшествия с Дианой я случайно услышала обрывок вашего разговора с господином Мизинцевым. Вы спросили у него, хочет ли он от меня избавиться, а он ответил, что так будет лучше.

Глаза Дмитрия комично округлились, а потом он залился мальчишеским хохотом, таким искренним, что у девушки от души отлегло. Она верила, что сейчас получит достойное объяснение, и ректор не подвел.

— Мизинцев всего лишь имел в виду, что мы рискуем вашей жизнью. На его взгляд, вас не стоило приглашать преподавать в Академию, вокруг которой кишит мертвая жизнь, и он давно говорил, что нужно отправить вас домой, где вы будете в безопасности. Я возражал, говоря, что в Париже вам тоже не будет спокойной жизни, а здесь ваши знания пригодятся, но правда в том, — он явно смутился, — что я проникся к вам симпатией еще даже до того, как отправил приглашение прибыть в Академию. И не мог так скоро с вами расстаться.