Они оба покраснели, и с минуту молчали, пока фамильяры посмеивались над своими глупыми хозяевами.

— Наверное, вам кажется странным, что я почувствовал к вам нежность, не зная вас лично. Но меня поразило, как смело вы себя защищали, как сумели доказать невиновность, как выдержали натиск Красной Церкви и ничтожеств, желавших увидеть ваше падение. Такое не каждому мужчине под силу, а вы проявили силу духа, которую не сломило пол-Парижа!

От его слов девушке стало больно, но он признался ей во всем честно, не приукрашая свою жизнь и совершенные ошибки, и она ответила ему взаимной откровенностью, начав с высокомерного воспитания, и закончив попыткой самоубийства, участии фамильяра в ее спасении, последующих тяжких испытаниях, бедствовании и прочих страданиях.

Эно преданным взглядом подбадривал Гастона, Дмитрий нежно утешал Ланж, и она решила раскрыть последнюю тайну, стоящую между ними.

23 ноября 1830 года по Арагонскому календарю

— Я не могу бездействовать!

— Придется, потерпи.

Главный библиотекарь сверкнул глазами, и молниеносно выбежал из кабинета. Видит Бог, Дмитрий и сам боялся промедления, но действовать следовало осторожно: никто не знает, кто еще в Академии состоит в сговоре с мертвецами, и нельзя их вспугнуть раньше времени. Дневники в безопасности, по крайней мере пока они не паникуют, а Соланж...

О, ему было страшно за нее, но он не мог не злиться на девушку, которая подслушала их, и все неверно истолковала, сокрыла столь необходимые им рукописи, и призналась только вчера, когда они все до конца прояснили!

— Ну ты и сам хорош, — невозмутимо замурчал Эно. — Давно надо было с ней поговорить, признаться в чувствах, и тогда в придачу к ее сердцу ты бы и дневники получил!

— Друг, ну хоть ты не дави!

Вечером Рыков по его приказу отправился распекать Герца из-за жалоб преподавателя. Таким образом они устранили одно препятствие. В восемь часов Илья Мизинцев встретил Ланж у ее комнаты, и вдвоем они понесли ценный груз в кабинет ректора, пока сам Онежский страховал их у лестницы, создав мощнейшую опознавательную вязь. Но никто не попытался напасть, и дневники благополучно попали в руки Дмитрия.

— Надо же, вы нашли их! — произнес незнакомый мужской голос, и Ланж резко обернулась.

Они с Гастоном не заметили, что в кабинете был еще один человек, и, если в первую секунду девушка растерялась, то потом вспомнила, что уже видела его, хоть и только на портрете.

Дмитрий, как бы ни был поглощен дневниками, не забыл о правилах этикета, и представил их друг другу.

— Позвольте представить, оренбургский губернатор, граф Павел Петрович Сухтелен и его фамильяр Юлих. А это наша преподавательница по защите от темной магии, мадмуазель Соланж Ганьон, выпускница Академии Борре в Париже, и ее фамильяр Гастон.

Граф любезно поцеловал ее руку, и в его глазах искрил неподдельный интерес, что вызвало мрачную ухмылку у Мизинцева, и ревнивый прищур у Онежского. Она вспомнила, что Павел Петрович происходил из голландского знатного рода, его отцом был выдающийся военный инженер Иоганн Питер ван Сухтелен, принятый на службу императрицей Екатериной Второй. Сам граф родился в Петербурге, прошел много войн, и достойно служил своей родине. Соланж стало несколько совестно, что она подозревала этого человека в предательстве.

— Мы благодарны вам, что вы нашли время.

— Ну что вы, господин Онежский, нет ничего важнее защиты губернии и империи от мертвых созданий!

— Вы основали в Оренбурге музей древностей, это очень важно для всего нашего края! Вас будут ждать завтра!

— Я успею прибыть, завтра же и объявим о музее.

— Хорошо, тогда перейдем к делу. Мы давно искали дневники Анны, так как старшее поколение защитников Исети пало, и мы не успели перенять у них знания. Судьба самой Анны нам неизвестна, но, учитывая, как долго она не появлялась, мы решили считать ее мертвой. Если, конечно, можно считать таковой мертвеца.

Все присутствующие дружно хмыкнули.

— На данный момент в стенах Академии притаилось как минимум двое врагов: Диану Окскую мы задержали за использование темной магии, но ее пособник Герман Герцог еще на свободе, и мы не можем изолировать его, не привлекая внимания.

— Девушка сегодня же покинет Академию под конвоем, — вмешался Сухтелен. — Мы должны взять ее под стражу, и доставить дознавателям.

— Хорошо, — с грустью согласился ректор.

— Не нужно испытывать жалость к ней: девушка, которую вы знали, давно мертва. То чудовище, пришедшее ей на смену, не пожалеет никого, ибо больше не имеет души.

Онежский ничего не ответил, но Ланж поняла, что сейчас он винит во всем себя. Ей захотелось сжать его руку, но она не осмелилась.

Дальше девушку попросили еще раз рассказать, как рукописи попали к ней, дождались Глеба Рыкова, и впятером (не считая фамильяров) приступили к изучению ценных материалов. События первых записей были им известны по рассказам предшественников, но вот начиная со второго дневника начался парад откровений, шокировавший защитников.

Спустя три часа граф покинул собрание, обещав любое содействие в борьбе с мертвецами, и велел отправить в город с его доверенными лицами Диану, которую ожидал справедливый суд. Соланж не поняла, что он имел в виду, но остальные опустили глаза, понимая, что не справились, и из-за их слабости пострадал невинный ребенок.

Утром, при обходе леса, стражи Академии нашли растерзанные трупы, и немедленно вызвали Онежского. Ректор сжал кулаки, опознав тех самых людей Сухтелена, которые должны были сопроводить Диану.

Сама же девушка бесследно исчезла.

24 ноября 1830 года по Арагонскому календарю

В одной из пещер подземелья, выделенной ведявам, собралась группа девушек, чья красота могла бы стать смертельной для непосвященных глаз. Но посторонние сюда не допускались, и мордовские русалки могли спокойно проводить время без риска прослыть убийцами. Такова была особенность их магии: в определенные периоды лунного цикла их энергия влекла мужчин и женщин, заманивала в места их сборища, и выпивала до дна. Даже если ведявы не желали зла случайным встречным — последних было не спасти. Поэтому они так наслаждались своими этажами в Академии, где не было незваных гостей. Разумеется, несколько раз в месяц для совершения ритуалов им приходилось идти к близлежащему озеру, но его тоже строго охраняли.

Восемнадцатилетняя Арта сидела у бортика каменного бассейна, рассеяно глядя на потолок, с которого свисали растения. Вся пещера была стилизована под натуральность, поэтому на земле рос мягкий мох, по которому было удобно ступать босыми ногами, в углу росло дерево с раскидистыми ветвями, что было заслугой магов, а в воде плавали кувшинки.

— Ты чего задумалась, Арта? — спросила у нее сестра.

— Не спрашивай, Ламзурь.

— Делом тебе нужно заняться, моя дорогая. Когда ленишься — остается много времени на глупости.

Суть их спора сводилась к следующему: ведявы могли предвидеть будущее, и после рождения ребенка гадали на него, подсматривая судьбу, и имя давали соответствующее. Так, Ламзурь была трудолюбивой, активной, неспособной даже минуту просидеть без дела, поэтому ее назвали «прядущая много ниток». Ее же младшую сестру назвали Артой, то есть «украшающей», ибо она была ослепительной красавицей, но совершенно бестолковой.

В пещеру вошла третья ведява Наяна, в одной белой сорочке направляясь к бассейну.

— Вы уже слышали новости?

— Какие? — тут же задала вопрос любопытная Ламзурь.

Наяна усмехнулась, и элегантно опустилась в воду с головой, всплыла среди кувшинок, неторопливо поправляя волосы, словно не замечая, как горят глаза ее подруги.