Я впервые убила человека. Это было несложно, всего то вонзила когти в грудь. В городе живет много смертных, если кто-то помрет — никто горевать не станет. А этот мужик был не из тех, по ком будут лить слезы. Сам из простых, а, уподобляясь барину, любил истязать своих домочадцев. Гнул спину на хозяина, зато дома сам становился тираном. Я читала о таких в книгах, о надсмотрщиках на галерах. Очень любопытная книжица, когда я была живой, батюшка мне таких не показывал.

Но убийство не принесло удовольствия. Я могу это делать, но зачем? Эта власть мне ни к чему. Просто попался он под горячую руку, а мне нужно было злость сорвать. Лучше уж на таком негодяе.

***

Московское княжество, окрестности Москвы, десятое декабря 1631 года.

Пару дней назад я совершила убийство, и написала о нем с пугающим спокойствием. Да, я и сейчас не чувствую раскаяния, потому что новая сущность не знает жалости, сострадания, любви, милосердия. Мое сердце не бьется, моя совесть молчит. Все, что роднило меня с человеком, умерло в тот день. Поэтому я грущу о содеянном лишь благодаря силе привычки. Я просто заставляю себя это делать, а не делаю на самом деле.

Интересно, как скоро я стану такой же тварью, как та, которая сделала меня мертвецом?

***

Смоленское воеводство, Великое княжество Литовское, седьмое января 1633 года.

Прошло несколько лет, как я перешла в иную жизнь. Хотя можно ли назвать жизнью то, что со мной происходит? Оставлю эту тему Церкви, хотя им все равно, что там происходит в реальном мире: они пекутся лишь о своих интересах, о своем влиянии. Медленно, но верно они его теряют. Магия перестала быть чем-то страшным в глазах общества. Кто знает, может и мне подобные однажды выйдут из тени?

Но да это вздор, важно другое: на днях я поймала мертвую тварь. Я долго ее выслеживала, зашла дальше, чем хотелось бы. Мы сражались, я оказалась сильнее. Затащила в лес, и долго пытала, чтобы узнать новости. Как я и думала, твари умножают свое число, но делают это осторожно, под покровом войн и нашествий. У них есть какой-то план, но простым мертвецам неизвестно, в чем он заключается.

Зато я узнала еще одну любопытную деталь. Ту тварь, обратившую меня, зовут Мара. Не знаю, настоящее ли это имя, или прозвище, но теперь я хотя бы буду проклинать не безымянную падаль, а эту Мару.

***

Смоленское воеводство, Великое княжество Литовское, девятое января 1633 года.

У меня наконец-то созрел свой собственный план: я отомщу им, всех уничтожу. Мне нужно узнать больше о ходячих мертвецах, как мы появились, какова наша слабость, как истребить бродящую по свету падаль.

Это будет моей местью за Машу, сестру мою бедную, за отца, за наш дом, за всех, кого они погубили. И за меня. Я не успокоюсь, ибо я не живу, я не взрослею, я так и останусь навсегда в облике маленькой девочки, но и время мне не страшно. Пройдет хоть двести лет — я все равно буду преследовать их, и ждать подходящего времени, чтобы нанести удар.»

— Боже! Гастон, ты видел это? Может ли она до сих пор ходить по земле?

— Разумеется, — недовольно отозвался Гастон. — Она ведь и так умерла, чего ей бояться смерти? Разве что эти твари могли ее настигнуть.

Им стало жутко от осознания, что автор дневников может бродить поблизости, в этих самых лесах. Ведь именно здесь, в Исетской Академии были спрятаны ее рукописи.

— Мы не можем больше молчать об этом, Ланж. Мы по уши в...

Стук в дверь не дал ему договорить.

23 октября 1830 года по Арагонскому календарю

Сердце Ланж едва не выпрыгнуло из груди, но то была всего лишь служанка, а не армия мертвецов по ее душу.

— Мадмуазель, вас просили спуститься в столовую.

Ланж хотела задержать служанку, пройти в столовую в ее сопровождении, но та умчалась, оставив несчастную одну со своими страхами.

— Так дальше не может продолжаться, Гастон! Нам нужно поговорить об этом с ректором.

— И что ты ему скажешь? — спросил фамильяр. — Что посещающие занятия студенты на самом деле мертвы? Что Герцог едва не убил тебя, и продолжает угрожать из-за каких-то дневников? А даже если ты ему покажешь эти записи, он решит, что ты либо спятила, либо издеваешься. Еще и пожалеет, что позвал преподавать в Академии под свою ответственность.

Бумаги со стола разлетелись во все стороны, художественно кружа вокруг разъяренной девушки.

— Ты не понимаешь, рядом с Герцем я ощущаю полную беспомощность! Это чудовище невосприимчиво к большинству видов вязи, и лишь стихийные заклинания его удерживают, но это же не выход! Он издевается над нами, знает, что все сходит ему с рук! А если в следующий раз он… убьет тебя! Ты ведь действительно потерял много сил, из-за меня, — ее рот искривился в плаче.

Фамильяр горестно вздохнул, но не стал говорить, как ему тяжело приходится. Когда-то он был могущественным духом-защитником, покровителем и компаньоном рода Ганьон, но после того, как отдал почти всю свою силу ради спасения девушки, он стал бесполезным и слабым. По факту сейчас он мог лишь быть для Ланж советчиком и моральной поддержкой, но творить магию как раньше ему было уже не по силам. И ведь он смирился, не говоря об этом вслух, и даже стараясь не думать. Но это, как если бы лишенный руки или ноги пытался бы забыть об отсутствии у него конечности.

Однако вслух он сказал:

— Ты выдержала осаду Красной Церкви, а сейчас плачешь из-за оборотня. Как же так, Ланж?

— С «красными» все было понятно, они просто пытались отомстить мне, и запугать других. Церковники по-прежнему ненавидят магов, им мерзко жить с нами, не имея возможности кидать нас в костры. Они — просто негодяи, а Герц и Диана — мертвецы, чудовища, которых все считают выдумкой. Но они реальны, и опасны. А я бездействую!

— Ладно, давай поговорим с Онежским. Но без глупостей, стоит подготовить его к правде. А пока что давай лучше поедим!

От такого предложения девушка не отказалась, чувствуя себя лучше после высказанных вслух страхов, принятого решения и предстоящего обеда.

Выглянув в коридор, Ланж создала сильную поисковую вязь, пытаясь настроить ее на неживые объекты, но магия ничего не обнаружила. Тогда они прошмыгнули в самый многолюдный коридор, и спустя несколько минут наткнулись на весьма интересную компанию.

В середине стоял Дмитрий Онежский, и Ланж заметила, что он укоротил бороду, подстриг волосы, и снова выглядел как в их первую встречу, то есть молодым привлекательным мужчиной. Приталенный коричневый костюм отлично на нем смотрелся, подчеркивая атлетическое телосложение. Он был высок, но не слишком, красив, но не слащав. Сведенные брови и играющие желваки свидетельствовали о крайней степени раздражения, что было неудивительно: справа от него расположился хмурый Рыков, слева — Бунин и Александр Милославский, декан витряников.

Касательно Милославского, этот высокомерный мужчина ни разу не удостоил Ланж ни одним словом, потому что весь их факультет обладал удивительной формой самовлюбленности, и держался особняком ото всех. В самый первый день француженки в Академии Милославский лишь надменно ей кивнул, и поспешно отвернулся. Тогда девушка не придала этому значения, но сейчас с интересом присмотрелась к нему внимательней.

Он оказался на удивление элегантным мужчиной, словно только что прилетел из Парижа: великолепная одежда, свидетельствующая о хорошем вкусе, гармоничное лицо, изящные черты, немного женственные, но все же привлекательные, хрупкое телосложение, волосы, уложенные по последней моде, средний рост. С точки зрения французов он был идеальным, потому что в их стране больше всего ценили утонченность. Но остальные деканы явно смотрели на него с пренебрежением.