Герман Герцог спустился на берег реки, и окунулся в еще ледяную воду. Март подходил к концу, снега подтаяли, солнце казалось ослепительным, но погода никак не желала радовать весенним теплом. Конечно, мертвецу должно было быть все равно, но по старой памяти Герцог знал, что приближается время буйства оборотней, когда они практически сходят с ума от расцвета природы и кипения жизни после продолжительной зимы.

Его кровь больше не бурлила, сердце отчаянно не колотилось в груди от быстрого бега по лесу в волчьем обличье. В такие весенние дни оборотни выбирали себе пару, чтобы создать семьи, и дать жизнь новому поколению. Герман же переродился в новую форму существования, которая не нуждалась ни в чувствах, ни в эмоциях, и не могла иметь детей. Еще пару месяцев назад он не сожалел об этом, но март напомнил оборотню, кем он был, и что потерял.

Выбравшись из воды, он подождал, пока солнце высушит его тело, оделся, и медленно направился подальше от величественной Исети. Скоро его новая семья окрасит реку в красный, вся губерния наполнится страхом и смертью, так что пора бы выбросить из головы старые чувства и рефлексы, все равно ничего уже не вернуть.

— Герман! — окликнул его тонкий голос.

Парень нахмурился, подумав, что девчонка не дает ему ни минуты, чтобы отдохнуть от нее.

— Герман, милый, что ты здесь делал?

Ее большие глаза выражали преданность. Оборотень знал, что она могла отбросить свою любовь к нему в любое время, так как мертвецы чувствовали что-то лишь по своей воле, но Окская никак не желала отвязаться, преследуя его с отталкивающим фанатизмом.

— Диана, я уже сто раз тебя просил оставить меня в покое. Мне нужно побыть одному, без твоего сюсюканья и садизма Мары.

— Не нужно так говорить о нашей матери, — нахмурилась девушка. — Что между вами произошло? Почему ты так к ней относишься?

— Повторяю тебе в сто первый раз, не ходи за мной.

— Но ты так нужен мне!

— А ты мне не нужна!

Окская гневно усмехнулась, обнажая заостренные зубы.

— Это из-за нее, да? Из-за Соланж Ганьон. Я знала, что она тебе сразу понравилась, как только ты увидел ее в том подземелье. Но ведь она чужачка, она враг, она заодно с твоими мучителями!

— Тебя это не касается, Диана, просто отстань от меня.

— Ну уж нет, я убью ее, заставлю мучиться эту дрянь!

Он молниеносно оказался рядом, схватил ее за шею, отрывая от земли.

— А теперь послушай сюда, Диана. Я поговорил с Марой, и она обещала отдать Соланж мне. Все-таки я более ценный союзник, чем ты, и мертвая мать согласилась сохранить парижанке жизнь, чтобы я сам ею распорядился по собственному усмотрению. Попытаешься вмешаться — я тебя из-под земли достану, ясно?

Оставив девчонку, Герцог отправился в лагерь, где его ждала работа. Во-первых, нужно было еще раз отработать с мертвецами план захвата, во-вторых, в карте Академии имелись недочеты, следовало их исправить. Оборотень с пьянящим восторгом представлял, как их армия разрушит крепость, как умрут Онежский с Мизинцевым. Рыкова он хотел пощадить, даже рассказал Маре о его навыках, что после завоевания Оренбурга им понадобится такой воин. Ну и, конечно, Соланж. Она была нужна уже лично Герцогу, ибо стала первым ярким воспоминанием после обращения в мертвеца. Как бы он ни старался — тягу к ней ему уже не преодолеть, как и Диане не избавиться от наваждения им, а Анне — от наваждения Марой.

Да, он узнал правду, совершенно случайно, благодаря паре вырванных из дневника листов. В день побега из тюрьмы Академии, когда их информатор передал ему самые важные рукописи, чтобы доставить Маре, из свертка выпало несколько страниц. Герман спрятал их в лесу, и вернулся позже, когда мертвая мать более-менее привыкла к нему. Тогда-то он прочел записи.

«... как я могла быть так слепа! Я долго искала ответы, недоумевала, сходила с ума от тщетности поисков, а правда оказалась примитивной, такой простой, лежала практически на поверхности, и я ее проглядела!

Теперь я понимаю, что до последнего отказывалась принимать истину, ибо она была бесконечно страшна. В тот день, когда Мара нашла нас у леса, истязала меня, превратив в богопротивное чудовище, она явилась в облике нашей матушки, Варвары Тимофеевны. Моя старшая сестрица Машенька знала, что мама умерла, а мне сказали, что она отбыла навестить родню. Поэтому я и бросилась в объятья твари, приняв за свою родительницу.

Но после своего обращения в нежить я долго думала, как Мара смогла поменять облик, мне вот, например, не удавалось несмотря на все усилия. Да и позже, все найденные мною твари клялись во время пыток, что никогда не слышали о способности мертвецов примерять чужую внешность. Я им не верила, искала дальше, захватывала больше врагов, но никто не выдал тайны.

А вся шутка в том, что тайны никакой и не было! Не было мертвецов, способных обратиться другим человеком. Вернувшись на родину, я долго ходила расспрашивала, осталось мало тех, кто помнил, но чудом удалось найти старуху, прислуживавшую девчонкой у нас. Залегла, оказывается, моя мать внезапно, и внезапно померла, за два дня угасла. Возродившись Марой.»

21 марта 1831 года по Арагонскому календарю

— Вот ты где, — недружелюбно поприветствовала оборотня Мара. — У нас срочный совет, пойдем.

Герцог последовал за мертвой матерью, догадываясь, что дело касается событий в Академии. Их информатор передавал, что происходит что-то странное, и обещал немедленно прислать вести, когда разузнает подробности.

— Мы получили отчет из Исетской Академии, — грозно произнесла Мара, обводя взглядом избранных соратников. — Выяснилось, что несколько дней назад с Ивана Бунина и Соланж Ганьон были сняты все обвинения, губернатор лично принес им извинения и выплатил компенсацию за несправедливое уголовное преследование, и сейчас оба мага восстановлены в своих прежних должностях.

Мертвецы зароптали, недоумевая, как их могли оправдать.

— О, все просто! В реке нашли тело служанки, от которого я приказала надежно избавиться, сопоставили, что парижанка в это время была под наблюдением ректора Онежского (да и всей Академии), и не могла в таких условиях совершить убийство. А касательно Бунина, дотошные маги выяснили, что записки от его имени были подделкой. И это еще не все, — с нарастающей угрозой произнесла Мара. — Сухтелен принял решение временно усилить безопасность в Академии, направив туда больше стражи.

Повисла звенящая тишина, ибо черноволосая женщина с угловатым телом и паучьими пальцами вызывала ужас даже у мертвецов.

— Я приказала казнить тех, кто плохо спрятал труп служанки. Ну и всех прочих, кто каким-либо образом подвел меня, — с ледяным спокойствием улыбнулась мертвая мать. — Их просчеты теперь вынуждают нас действовать незамедлительно, и обрушить удар жестко, беспощадно, пока они не собрали силы, и не запросили помощи. Раз тайная канцелярия знает о нас — Сухтелен вполне может выпросить подмогу. Нельзя этого допустить, мы слишком долго окучивали Оренбург, чтобы потерять его сейчас.

— Вы хотите атаковать, не дожидаясь поддержки? — спросил один из мертвецов?

— У нас достаточно бойцов, и любое промедление может стать роковым. Когда сюда прибудет наш повелитель, мы преподнесем ему в дар эти земли.

Герман Герцог не возражал, прокручивая в голове собственные планы. Новость о перенесенных Соланж страданиях разозлила его: он с огромным удовольствием убил бы епископа, но тот быстро покинул губернию. Теперь ее имя восстановлено, она снова вернула себе честь и свободу, но находиться в Академии крайне опасно, лучше бы она еще скрывалась.

Однако Мара обещала подарить ему парижанку в качестве награды, и Герман ей напомнил об этом, когда они остались наедине.

— Какая забавная ситуация, — хмыкнула мертвая. — Диана Окская жаждет ее смерти, ты же просишь помиловать. Любопытно взглянуть на эту девушку!