— Вы должны прекрасно выглядеть, юная леди. Так велел хозяин.

На моих губах застыла горькая усмешка. В этом платье я чувствую себя бабочкой, застрявшей в вязкой паутине светских приемов и придворных интриг.

Опять будет бал. Гости вдоволь навеселятся, а ночью всем подадут десерты.

От этих мыслей становится грустно, и тут в комнату заходит он. Такой же, как в нашу первую встречу в тихую ясную ночь. Безупречный. Величественный. Он улыбается и смотрит на меня, прищурив глаза:

— Это тебе, любовь моя. Ты должна блистать в ночь кануна.

В руках его появляется нитка жемчужных бус, они выглядят прекрасно, тем более, жемчуг сейчас в моде. Наверняка знатные дамы будут кидать на меня завистливые взгляды.

— Очень редкие жемчужины, — он застегивает украшение на моей шее, целует меня в щеку, долго, слишком долго, и я шепчу:

— Марта смотрит, Николас.

На моей коже остается отпечаток его губ, и я чувствую запах Николаса, привычный запах ветра и льда.

Марта отворачивается. Что ж, она всегда была деликатной.

Николас берет мой локон в свою ладонь и смотрит в зеркало, где стоят вместе наши отражения:

— Мы правда хорошо смотримся вместе?

Я тихо говорю:

— Наверное. Кто знает.

За окном шумит осенний ветер. Я ему даже завидую. Ветер свободен, в отличие от меня. Ветер кружит по небу и срывает с деревьев листья, в то время как одна несчастная девушка будет коротать время на очередном приеме среди сильных этого мира. Мне немного неловко перед Николасом: он говорит, что любит меня больше всего на свете, больше своей бесконечно долгой жизни.

А я…я запуталась, как бабочка в паутине.

Воспоминание рассеялось, я поняла, что молча стою перед зеркалом с ниткой жемчуга в руках. Рядом со мной застыл Майкл с какой-то картиной.

— Майкл? — Я подошла к нему, но он не ответил, он на что-то внимательно смотрел.

— Что ты там нашел? — Я заглянула через его плечо и удивленно выдохнула.

Майкл держал картину, на ней был изображен… Николас? Нет, точно не он, Граф Арделиан, который обнимал меня за талию и задумчиво смотрел куда-то вдаль своими удивительными серыми глазами.

— Интересно, — Майкл усмехнулся. — Здесь даже есть подпись: «Граф Арделиан с женой».

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Ты же знаешь, там на картине — другая Нина. В этой жизни я не собираюсь становиться его женой.

Майкл нахмурился:

— Надеюсь, это правда. Тогда почему мы помним прошлую жизнь?

— Не знаю, Майкл. Давай подумаем об этом потом. Сейчас нам надо немного поспать, завтра — бал, и хватит смотреть на эту дурацкую картину! — Я выхватила холст из его рук и кинула обратно в коробку, — пусть прошлое останется в прошлом.

А потом медленно вложила свою ладонь в его руку. Он крепко сжал мои пальцы, словно боялся, что я растаю в темноте подвала. В этот миг, несмотря на холод и свист весеннего ветра за окном, нас окутало тепло. Хрупкое и невесомое, казалось, любое неверное слово могло его разрушить. Поэтому к черту слова!

Я посмотрела в льдисто-синие глаза Майкла, увидела в них свое отражение и медленно коснулась губами его губ.

Мы на мгновение замерли, словно пытаясь продлить это ощущение. Сладкое и горькое, прекрасное настолько, что мои мысли затуманились. Хотелось, чтобы все это длилось вечно.

Пусть завтра никогда не наступит. Никакого бала, преступника, кровожадных вампиров, только мы вдвоем.

Я провела пальцем по его щеке, отстранилась и вопросительно на него взглянула.

Доверяет или нет? В синих глазах не было ответа, лишь что-то темное.

Он вздохнул и задумчиво произнес:

— Ты права, не стоит ворошить прошлое.

Из подвала мы шли, взявшись за руки, погруженные в свои мысли.

Мы разные и по-разному понимаем любовь. Это было очевидно. Но просто быть вместе — разве это преступление?

Пусть я не стану инквизитором и не отомщу за отца. Пусть этот мир бьется в агонии. Сейчас я была готова на все ради того, чтобы быть с Майклом.

Раньше мне, провинциальной девчонке, и представить было сложно, что в одном человеке может уживаться столько разных чувств, а любовь может быть испытанием.

В нашей подсобке царила тишина, только Стив тихо сопел на разложенном диване.

Сейчас я была даже рада тому, что приятель решил с нами переночевать.

Окажись мы с Майклом вдвоем, неизвестно, чем бы это кончилось.

Мы легли рядом, в тесноте пришлось прижаться друг к другу, я даже слышала биение его сердца.Между сном и явью пронеслась мысль, наполненная безнадежной грустью:

«Эрни, где тебя держат? Мама…»

Этой ночью Арабелла Ридели выглядела прекрасно. Впрочем, как и всегда. Она стояла в одном белье, пытаясь выбрать, какое платье надеть на бал: малиновое с короткой юбкой или длинное белое с открытыми плечами

Она в нерешительности потрогала тонкую, почти бордовую ткань и с улыбкой произнесла:

— Белое. В такую ночь я ношу только белое.

Выбор одежды всегда повышал ей настроение. Среди платьев и туфель Арабелла вновь чувствовала себя хозяйкой, маленькой некоронованной королевой.

Напевая знакомую мелодию, Арабелла надела красивое и довольно смелое домашнее платье из тонкого шелка. Оно было желтым — говорят, желтый — цвет разлуки, но ей было наплевать на слухи. Арабелла всегда добивалась того, что ей было нужно.

В дверь тихонько постучали:

— Войдите.

— Она и так знала, кто там, но решила сделать вид, что удивлена.

— Оо, Питер, как мило, что ты принес розы.

Она взяла из его рук букет и бросила его на стол, а потом резко повернулась:

— Это все, что ты хотел?

Парень смущенно отвел глаза и нехотя прошептал:

— Да, госпожа, не буду тревожить.

— Тогда иди вон! И не думай, что из-за одной ночи я к тебе буду относиться лучше, чем к остальным.

Дверь захлопнулась, и Арабелла облегченно выдохнула. Не стоило грубить этому парню, его преданность была на руку высшей, но эмоции взяли верх над разумом.

— Это все бал, — прошептала Арабелла, — бал и проклятый нортенвильский убийца.

Она задумчиво взглянула на свое отражение в зеркале: красивая, гордая, слегка надменная. Этот паршивец Майкл, как он мог так беспардонно ее бросить! Ну ничего, королевы такого не забывают.

— Майкл, судьба еще отомстит тебе за меня. — Она фыркнула, отгоняя грустные мысли и, раскинув руки в стороны, закрыла глаза.

Платье на ней зашевелилось. Оно словно ожило. Арабелла нахмурилась, стараясь не упустить ничего, и досчитала до пяти.

Тем временем с подола её атласной юбки спускались тонкие волнистые нити. С каждой секундой они становились толще, обвивая фигуру Арабеллы наподобие стеблей диких растений.

— Найдите, — прошептала высшая. — Найдите его!

И нити ожили, услышав приказ. С едва слышным шелестом они спустились к ногам хозяйки, тонкими змеями расползлись по полу, кроваво-красные непокорные создания магии и полуночного мрака.

Даже ветер за окном на миг стих.

Это была самая настоящая черная магия, гордость Арабеллы.

Она взглянула вниз и, слегка поморщившись, прошептала:

— Станьте невидимыми.

И нити послушно исчезли. Они продолжали ползти вперед, но только хозяйка видела их настоящий цвет. Ее любимый — красный. Цвет крови и любви.

Она чувствовала, как зачарованная ткань впилась в кожу, как красные нити пьют ее кровь, — такова суть магии. Ткань с жадностью требует жертв, как и все в этом мире.

Нити с шипением выползли за окно, проникли за дверной проем, вот они уже ползут по коридорам Нортенвиля, заглядывают в комнаты, словно ночные убийцы, пришедшие за душами своих жертв.

Арабелла увидела многое.

В столовой готовили огромный торт — главное чудо завтрашнего бала. Повар кричал на кухарок, на миг он взглянул вверх и ему показалось, что потолок окутан кроваво-красными нитями. Повар моргнул, и наваждение исчезло, а затем почему-то перекрестился, словно рядом с ним творилась настоящая чертовщина.