— А что ты думала, я сделаю, когда ты решишь рассказать мне правду? — Я хватаю ее за руку и тащу к кровати.

— Не знаю. Я бы не смогла жить с собой, зная, что храню секрет.

По ее лицу текут слезы, и я не обращаю внимания на то, что от этого зрелища у меня сводит желудок.

Я смеюсь — огромным, преувеличенным смехом, призванным заставить ее чувствовать себя чертовски глупо.

— И именно поэтому эта сказка о том, что я буду равноправным партнером, что у меня будет настоящая работа в семейном бизнесе, никогда не случится.

Она отползает подальше от меня, прижимаясь спиной к стене и подтягивая колени к груди.

Снова раздается стук в дверь.

Я кричу через плечо: — Отвали, Джованни!

— Это Антонио, и если это моя сестра, на которую ты кричишь, то лучше, блядь, впусти меня!

— Антонио! — кричит Мирабелла.

В дверь снова стучат, но это больше похоже на пинки, чем на удары. Я слышу, как по ту сторону двери вспыхивает драка, и Джованни говорит Антонио, чтобы тот уходил.

— Теперь ты хочешь, чтобы твой брат спас тебя, но вот в чем дело, dolcezza: если ты хочешь играть с большими мальчиками, ты должна уметь спасать себя сама. И на этот раз использование твоего тела — не вариант.

Она вздрагивает, и я отступаю назад, прежде чем сделать то, что я сказал себе, что никогда не сделаю. Я поклялся, что никогда не причиню вреда женщине, как бы я ни был зол.

— Знаешь что? — Я открываю дверь.

Антонио вваливается внутрь, приземляясь на пол на плечо. Слухи дошли до меня быстро, потому что за дверью уже толпится куча народу, желая узнать, что происходит.

— Что за хрень? — кричит Антонио.

Мирабелла сползает с моей кровати и бросается к Антонио, когда он встает.

Он смотрит на нее с ужасом, и его ноздри раздуваются. — Иди за Софией, а я жду тебя в своей комнате.

Он выпроваживает ее, а Джованни смотрит на нас с порога. — Я был на вашей стороне.

— Ты хочешь держаться подальше от этого, Антонио, поверь мне.

— Черта с два. — Он бросается на меня с кулаками, но я уворачиваюсь и выталкиваю его в коридор, захлопывая за ним дверь и щелкая замком.

Джованни стучит. — Марсело?

— Отвали.

Он вздыхает. — Я в конце коридора, если захочешь поговорить.

Я ничего не отвечаю, а вместо этого шагаю по полу, боясь, что я буду делать, если выйду из этой комнаты.

Устав чувствовать себя самым большим в мире болваном и не в силах больше терзаться мыслями о желании причинить вред Мирабелле, я выхожу из своей комнаты и стучусь в дверь Джованни. Я понятия не имею, который сейчас час, но уже давно стемнело, а он открывает дверь в одних трусах.

— Что у тебя тут есть? Мне нужно что-нибудь выпить и пачку сигарет, — говорю я.

— Что случилось, чувак?

Я мог бы быть честным с Джованни. Я должен быть честным — он, наверное, убьет ее из-за меня. Хотя я имел в виду то, что сказал. Я не убью ее, потому что сделаю ее жизнь несчастной и получу большее удовлетворение. Но я еще не готов ее бросить. Хотелось бы иметь объяснение, но я хочу разобраться с этим сама.

— Просто ночь была дерьмовая. Мы поссорились.

Он протягивает мне новую пачку сигарет и бутылку виски. Мне все равно, как он их достал. У Джованни всегда есть связи, и хотя в кампусе не продают алкоголь, достать контрабанду здесь ничем не отличается от достать ее в тюрьме. Есть способы.

— Просто сделай так, чтобы сегодня все оставили меня в покое.

— Ты понял.

Джованни смотрит на меня, озабоченность проступает на всех его чертах, и я понимаю, что он хочет меня о чем-то спросить.

— Что?

— Что она сделала? — спрашивает он.

Он знает, что это должно быть серьезно. Однажды вечером мой отец пришел домой пьяный и злой и ударил мою маму за то, что она не оставила ему тарелку. Он продолжал ее ругать и бить. В тот вечер я сказал Джованни, что никогда не буду бить женщину, это только показывает слабость мужчины.

— Просто… мне нужно все это обдумать, прежде чем говорить об этом.

Он кивает и разрешает мне уйти. К счастью, уже поздно, а завтра учебный день, поэтому в коридоре никого нет.

Я запираюсь в своей комнате, откручиваю пробку и выпиваю изрядную порцию виски, а затем прикуриваю сигарету. Я открываю окно и впускаю в комнату прохладный воздух. Мое тело разгорячено, поэтому ветерок приятен.

Каждый раз, когда я вспоминаю ее лицо и то, как она была напугана, я сглатываю. Как я мог быть таким глупым? Все эти месяцы парни называли меня киской, а я думал, что мне повезло, потому что я влюблюсь в свою устроенную жену. Но все это время она играла со мной.

Она приложила руку к тому, чтобы убить меня.

Она причастна к убийству моего отца.

В нашем мире к такому дерьму относятся несерьезно. Если я кому-нибудь расскажу, она умрет. На ее руках кровь от убийства главы семьи. Ее отец, Антонио, ее мать, все члены ее семьи должны пострадать за это. О чем, черт возьми, она думала?

Больше всего меня злит то, как я расстроен тем, что все это было не по-настоящему, что она играла со мной. Это злит меня больше, чем то, что она сыграла роль в убийстве моего отца.

Я отпиваю два больших глотка, и в желудке у меня все горит.

Голова плывет от алкоголя. Не в силах справиться со всей информацией, кружащейся в мозгу, я пью и курю, пока в какой-то момент не выхожу, пошатываясь, из своей комнаты и не иду по коридору к лифту.

Нажав на кнопку "вниз", я жду, пока двери закроются и мое тело опустится на пол. Я смеюсь и выползаю из лифта, как только оказываюсь на главном этаже. Затем я, спотыкаясь, иду по кампусу, пока не добираюсь до кабинета ректора. У него и его помощника на столах стоят телефоны, а поскольку охрана Roma House находится прямо у комнат, где мы проводим воскресные телефонные разговоры, это не вариант.

Когда я подхожу к двери, отделяющей кабинет ректора от коридора, дверь оказывается запертой. Конечно, заперта. Я бью кулаком по стеклу и улыбаюсь, когда не срабатывает сигнализация. В животе у меня тошнит, поэтому я заношу руку и тянусь другой, чтобы отпереть дверь.

Через несколько секунд я, спотыкаясь, подхожу к столу ассистента. Почему я не делал этого раньше? Все просто.

Когда я снимаю трубку, раздается гудок. Я щурюсь на потолок, пытаясь вспомнить номер своего родственника, и набираю номер.

Он отвечает.

— Дедушка? — говорю я.

— Марсело? Что случилось?

— Она мне призналась.

И я рассказал все своему дедушке. Он единственный, кому я доверяю. Он здесь, чтобы направлять меня, и у меня нет никого другого, кто обладал бы опытом всех его лет. Он ничего не говорит, но просит меня еще раз уточнить. У него какой-то странный голос. Может быть, он идет на поправку.

— Она сделала бомбу и запрограммировала ее для него, но она не знала. Она говорит, что не знала, для чего это было нужно, но как я могу ей верить, если она меня ненавидит?

Нонно не дает советов, как он это обычно делает. Более того, он быстро снимает трубку и говорит мне, что мы скоро поговорим. Я не из тех, кто отвечает своему дедушке, но какого черта?

Я выхожу из офиса и возвращаюсь в Roma House, успев зайти в лифт до того, как все вокруг померкло.

МИРАБЕЛЛА

— Ты что? — практически кричит София после того, как я рассказываю ей, из-за чего мы с Марсело поссорились и почему я затащил ее в комнату брата.

У меня голова идет кругом, и я массирую виски. — Я не знала, клянусь! Я поняла это только недавно. Я пыталась придумать, как ему сказать.

— Мира, это создаст много проблем. — Ее голос серьезен.

Я зажмуриваю глаза. — Я знаю!

Я удивлена, что Марсело не убил меня на месте. Монстр внутри него вырвался наружу, когда я призналась в своем предательстве.

— Что сделал Марсело, когда ты ему рассказала? — спрашивает она, садясь на стул у стола моего брата.

Я не могу сидеть, поэтому я вышагиваю перед ней, рассказывая о том, что он сделал, что он сказал, и о том, что Антонио пришел мне на помощь. Когда я заканчиваю, я останавливаюсь и смотрю на нее.