— Что?

— Самолет возвращается к тебе. Дядя на нем.

— Ох?

Я киваю, как будто он меня видит.

— А ты где? — спрашивает он.

— Я помогаю другу. — Я стараюсь ничего не выдать. Это мобильный телефон, а не защищенная линия.

— С твоим другом все в порядке?

— Пока не знаю.

Мой голос ломается.

— А как ты?

— Нормально. Только немного потряхивает.

— Похоже, ты один из тех, кому повезло. — Его голос серьезен.

Я усмехаюсь, потому что я могу и не успеть, если она не выберется из этого. — Будем надеяться.

— Нам нужно уладить кое-какие дела, поэтому, как только самолет вернется и я разберусь с ними, я приеду в академию. Нужно наметить новый план для этой семьи. А пока оставайся на месте и беспокойся только о своем друге. Сообщи мне о результатах.

— Конечно, дедушка.

Он молчит, и я уверен, что он понял, что его второй сын мертв. — Ti voglio bene, Marcelo.

— Ti voglio bene, Nonno.

Перевод:

— Я люблю тебя, Марсело.

— Я тебя тоже, дедушка.

Мы вешаем трубку, и я сажусь на огромный камень, торчащий из земли. Только тогда я понимаю, что я весь в ее крови. Руки, рубашка, немного на брюках. Все время, проведенное с Мирабеллой, промелькнуло в моей памяти, как будто больше у нас ничего не будет. Она более чем доказала, что достойна быть равной мне в нашем мире, но прежде чем я смогу это сделать, она должна жить.

В конце концов, солнце скрывается за горизонтом, оставляя мне компанию только в виде мрачных мыслей. Вскоре из сарая выходит жена, затем муж. Я ищу на их лицах хоть какую-то информацию о том, выжила Мирабелла или нет.

— Она потеряла много крови, но я дал ей немного и прооперировал. Ей повезло, что пуля не задела ничего жизненно важного. Еще бы дюйм в любую сторону, и все было бы по-другому. Скоро она должна прийти в себя. Я уверен, что она хотела бы видеть, как вы ее ждете. — Он протягивает руку и поднимает меня на ноги. — Я вернусь, чтобы проведать ее.

— Спасибо. — Я сжимаю его руку. — Ваша оплата сейчас будет.

Он отмахивается от меня. — Мистер Аккарди уже позаботился об этом.

Хм, Данте играет хорошо. Интересно. Но я не могу сейчас беспокоиться о том, что это значит.

Я прохожу через двери ангара, надеясь, что моя Мирабелла скоро проснется. Я просто хочу, чтобы она вернулась.

МИРАБЕЛЛА

Мои глаза открываются, и первое, что бросается в глаза, — это крыша ангара. Я пытаюсь пошевелить рукой, но что-то натягивает кожу. Насторожившись, я пытаюсь снова, и колющая боль пронзает мою руку.

— Мирабелла, детка? Ты очнулась?

Я расслабляюсь, услышав его голос, и понимаю, что я в безопасности, где бы я ни находилась. Надо мной появляется лицо Марсело. Его глаза широко раскрыты и полны беспокойства, под ними глубокие борозды. Он выглядит таким же измученным, как и я.

— Где я?

Голос у меня хриплый, в горле сухо и больно.

Он мягко откидывает мои волосы со лба и усмехается. — Хороший вопрос. Честно говоря, я не знаю.

Должно быть, я бросила на него взгляд, потому что он добавил: — В тебя стреляли.

Я несколько раз моргаю, а потом все вспоминается. Его дядя, Лоренцо, самолет, я, схватившая пистолет Марсело. — Это я его убила?

Он кивает, хмыкает и целует меня в лоб. — Я выстрелил ему прямо в сердце.

Я улыбаюсь. Ублюдок. Он заслужил это.

— А еще ты спасла мне жизнь. — Марсело смотрит на меня сверху вниз, его темные глаза напряжены. — Если у меня и были какие-то сомнения в том, что ты действительно ко мне относишься, считай, что они исчезли.

Я пытаюсь поднять руку, чтобы коснуться его лица, и вздрагиваю, когда кожа натягивается на то, что, как я предполагаю, является капельницей.

— Расслабься, — говорит Марсело, касаясь кончиками пальцев моего лица. — Мне очень жаль, что я так отреагировал, когда ты сказала мне правду.

Его глаза блестят. А может быть, мне это кажется из-за обезболивающих, которые я, вероятно, принимаю.

— Это был шок. Я понимаю, почему ты сомневался в моей преданности, мог ли ты мне доверять.

— Нет! — резко сказал он. — Нет, я плохо отреагировал, и я клянусь тебе своей жизнью, что никогда больше не сделаю ничего подобного.

Я медленно киваю. Видно, что он говорит серьезно.

— Я люблю тебя, Мирабелла. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Больше всего я хочу, чтобы ты была мне ровней.

Воздух вырывается из моих легких, и это, должно быть, регистрируется на каком-то аппарате, к которому я подключена, потому что один из них издает звуковой сигнал. Глаза Марсело расширяются, начинается паника, но тут я вдыхаю, и аппарат успокаивается.

— Я тоже тебя люблю.

Он вздыхает, как мне кажется, с облегчением и прикладывает затяжной поцелуй к моему виску.

— Что это значит… равноправие? — спрашиваю я.

Он садится на край кровати и берет меня за руку. — Это значит, что я не хочу прятать тебя в каком-то особняке. Я хочу, чтобы ты была вовлечена или не вовлечена в наш бизнес, как ты хочешь. Выбор за тобой.

По моему лицу скатилась слеза. Это все, что я когда-либо хотел — выбор. — Ты уверен?

Он кивает. — Больше, чем я когда-либо был в чем-либо уверен. Ты так же способна, как и любой другой человек в нашей организации, может быть, даже больше.

Гордость поднимается в моей груди. — Поцелуешь меня?

Он усмехается и наклоняется, прижимаясь губами к моим, но отстраняется слишком быстро.

— Я люблю тебя, — шепчу я.

— Помни об этом в следующий раз, когда я выведу тебя из себя. — Он подмигивает.

И тогда я понимаю, что все будет хорошо. Может быть, мы и начинали как противники, но теперь мы равны.

Несколько недель спустя я достаточно поправилась, чтобы вернуться в академию, хотя было трудно убедить отца отпустить меня. Он не хотел, чтобы я исчезла из его поля зрения после того, что случилось. Я вернулась домой, чтобы восстановить силы, и мои родители позволили Марсело остаться, чтобы помочь после того, как мой отец поговорил с Марсело, и они оба согласились не вмешиваться в мою невольную причастность к взрыву бомбы. По общему мнению, все было стерто с чистого листа, когда я приняла пулю за Марсело.

Через несколько недель я поправилась настолько, что смогла вернуться в академию, хотя отцу с большим трудом удалось уговорить меня уехать. Он не хотел, чтобы я пропадал из его поля зрения после случившегося. Я вернулась домой, чтобы восстановиться, и родители разрешили Марсело остаться, чтобы помочь, после того как отец поговорил с Марсело и они оба согласились не впутывать в это дело мое невольное участие в взрыве. По мнению всех, все было чисто, когда я получил пулю за Марсело.

Мне все еще нужно успокоиться, потому что моя рана все еще заживает внутри, но я не хочу больше ждать, прежде чем вернуться в университетский городок. По правде говоря, я не хочу, чтобы мой жених слишком привык к тому, что мы оба не учимся.

Когда я спросила его, что будет с учебой теперь, когда ему больше не нужно искать по кампусу тех, кто замышляет лишить его жизни, он сказал, что мы поговорим об этом, когда мне станет лучше. Пока что он не говорит об уходе из школы в этом году, так что я довольствуюсь этим. Хотя следующий год все еще в воздухе.

Я стою с ним рука об руку и вхожу в Roma House.

— Ты готова? — спрашивает он.

— Как всегда, — отвечаю я.

Мы входим в двери под аплодисменты и одобрительные возгласы. Я несколько раз моргаю, удивленный количеством собравшихся здесь людей — даже тех, кто не является членами преступных семей ни моей, ни Марсело.

— Ты меня так напугала!

София летит ко мне, но Марсело кладет руку ей на плечо, запрещая. Она продолжает тянуть ко мне руки, и все смеются.

— Успокойся. Она еще восстанавливается, — говорит он.

София вздрагивает. — Извини. Затем она нежно обнимает меня, и я отвечаю ей тем же. Я так рад ее видеть.

— Не смей больше делать ничего подобного, — шепчет она мне в волосы.