Марсело ведет меня до конца, внутрь круглой части. — Я обнаружил это несколько ночей назад.

Я позволил моей руке скользнуть по грубому камню. — Мне это нравится.

Марсело прислоняется к одной из ближайших к пруду колонн, скрестив руки, и смотрит на гладкую воду, поэтому я сажусь на скамейку, обвивая внутреннюю часть сооружения.

— Расскажи мне, где ты научилась так хорошо обращаться с компьютером.

Он сразу переходит к вопросам, на которые, как я знала, он хотел получить ответы.

— Ты будешь поражен тем, что ты можешь узнать из Интернета.

Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. — Твой отец разрешил?

Я пожимаю плечами. — Мой отец не знает достаточно, чтобы ограничить мой доступ.

Он понимающе кивает. — У меня складывается впечатление, что ты можешь быть хитрой. Не совсем то качество, которое нужно от жены.

— Если только она не использует это в твою пользу.

Я бросаю на него вызывающий взгляд.

Он хихикает и отталкивается от колонны, садясь рядом со мной.

— Почему ты так сильно хочешь участвовать в этом бизнесе? — Он изучает мое лицо, как будто я для него загадка.

Я уверена в этом. Большинство женщин, которых я знаю, не хотят участвовать в опасной лжи, обмане и воровстве, которые происходят в нашем мире. — Потому что я знаю, что не буду довольна ожиданием возвращения мужа. У меня есть что добавить, и я хороша в этом. Мне нужна какая-то цель в жизни.

— Ты не считаешь воспитание наших детей достаточной целью?

Каждый раз, когда Марсело упоминает «наших» детей, у меня в животе начинает что-то трепетать.

— Я буду любить своих детей и делать для них все. Но если ты спрашиваешь, удовлетворит ли меня выбор их одежды и указание шеф-повару, какую еду им приготовить, а также помощь с домашним заданием, ответ будет отрицательным. Мне нужно больше. Не так ли?

Кому-то мое заявление покажется святотатством, но это чистейшая правда. Я не росла, мечтая спланировать свою свадьбу и расчесать волосы своим детям. Я не сомневаюсь, что, когда у меня будут дети, я буду любить их всем своим существом, но оставаться дома, чтобы заботиться о них все время, никогда не казалось моей судьбой или чем-то, что могло бы полностью удовлетворить меня.

Губы Марсело сжимаются, и он ничего не говорит.

Хорошо. Может быть, если из этого что-то выйдет, он пересмотрит этот брак.

— Я думала, мы здесь, чтобы поговорить о тебе?

Мне более чем любопытно услышать, что скажет Марсело. Конечно, об этом человеке было сказано много, но не все совпадает с человеком, которого я начинаю узнавать.

— Что ты хочешь узнать? — Он хмурится. — Кажется, ты меня раскусила сегодня раньше.

Я закатываю глаза. — Тогда скажи мне, что я сделала не так.

— Я уже говорил тебе, что ты ошибаешься насчет женщин в моей жизни.

Я встаю со скамейки. — Я ухожу отсюда, если ты не собираешься быть со мной откровенным.

Он хватает меня за запястья и тянет вниз, наши бедра соприкасаются. — Ты уйдешь, когда я скажу, что мы закончили.

Что-то в блеске его глаз подсказывает мне, что на этот раз мне не следует его давить.

— Ну ладно, убеди меня, что ты такая девственница.

Он качает головой. — Я не объявляю себя девственником. Но фотографии этой конкретной женщины, которые ты прислала, ничего не значат. Она дочь лучшей подруги моей мамы, и мы выросли вместе. Она мне как вторая сестра, между нами никогда ничего не было. Остальные из них…

— Могу предположить, — ворчу я и скрещиваю руки на груди.

— Я был не привязан. Мы еще не были помолвлены, и я был свободен делать то, что хотел. Но поверь мне, у меня было не так много времени, чтобы гоняться за киской. Мой отец был занят, обучая меня бизнесу и следя за тем, чтобы я был готов когда-нибудь взять его на себя. Еще до того, как мой дедушка заболел и передал власть моему отцу, папа был одержим идеей, что я буду готов вести, когда придет время. Я повеселился, но не так сильно, как ты думаешь.

— Допустим, я тебе верю. Это не значит, что когда мы поженимся, ты будешь верен нашим клятвам. Особенно, если я не отдам ее тебе.

Марсело смеется, и мои щеки горят от гнева. — Помяни мои слова, dolcezza. Ты будешь трахать своего мужа, будешь мокрой и каждый раз будешь умолять об этом.

Его грубые слова разогревают кровь в моих венах, наполняя желанием все мое тело.

— Мы посмотрим на это.

Я ерзаю на стуле, сжимая бедра вместе.

Марсело, придурок, это замечает, потому что ему едва удается сдержать ухмылку со своего лица. — Что еще ты хочешь знать?

— Правда ли то, что они говорят? Ты убиваешь людей голыми руками?

Его глаза встречаются с моими, как будто он, возможно, выясняет, может ли он доверять мне это или нет. — Это правда.

Я так и думал. От меня не ускользает мысль, что я должен ужаснуться этой правде, но это не так. Может быть, я был обусловлен за эти годы и видел слишком много в моей собственной семье. Кроме того, я знаю, что люди, которых он убил, сами не были невинными. — На что это похоже?

Он удивленно выгибает бровь.

— Сам акт не так сложен, как ты думаешь. Выжать из кого-то жизнь, перерезать ему дыхательные пути — это самое простое.

Его рука ложится на основание моей шеи и нежно сжимает. — Сложность заключается в том, чтобы смотреть, как жизнь покидает их глаза. Это то, что ты не забудешь.

— Я знаю, ты пытаешься меня напугать. — Мой голос тихий. — Но ты этого не делаешь.

Он игнорирует мое заявление. — Думаешь, у тебя хватит сил убить кого-нибудь, Мирабелла?

Я встречаюсь с ним взглядом. — Если дело дошло до этого, я знаю это.

Он усмехается и опускает руку.

— Каким был твой отец? — Я спрашиваю.

Он вздыхает. В этом звуке есть нечто большее, чем я могу интерпретировать, но инстинкт подсказывает мне, что у них были сложные отношения.

— Он был упрямым и упрямым и совершенно не уважал женщин. Но он также сделает все возможное, чтобы сохранить семью и убедиться, что все защищены. Удивительно, но он был человеком слова, но был прожорлив и всегда хотел всего больше — больше власти, больше денег, больше женщин. Ему никогда ничего не хватало.

Все, что он говорит, перекликается со всем, что я когда-либо слышала о его отце.

— Тебе грустно, что он ушел?

Марсело смотрит на меня с выражением, которое кажется близким к уязвимости, и качает головой. — Нет. Он ввязывался в какое-то дерьмо, с которым я был не согласен, и с годами становился все более неряшливым и эгоистичным. Когда ты глава семьи, ты должен думать об организации в целом, а не только о себе.

Я догадываюсь, что он может иметь в виду, и отвращение сводит меня с ума. — Он был продуктом своего окружения. Несомненно, через двадцать или тридцать лет ты будешь таким же.

Его кулаки сжимаются по бокам, и сквозь стиснутые зубы он говорит: — Я никогда не буду своим отцом, Мирабелла. В этом ты можешь доверять.

Он говорит эти слова с такой убежденностью, что я не могу не поверить ему.

Поскольку он так открыт и честен со мной, я задаю ему один вопрос, на который хочу получить ответ, но это кажется немного легкомысленным. — Если бы ты не был рожден в этой судьбе, как ты думаешь, как бы ты хотел, чтобы твоя жизнь выглядела? Кем бы ты хотел быть?

Он обдумывает вопрос с минуту, но в конце концов качает головой. — Не имею представления.

Я хмурюсь. — Да брось. Должно быть что-то, о чем ты мечтал.

Он лает грустно звучащий смех. — Ты не понимаешь. С момента моего рождения меня воспитывали таким, какой я есть сегодня. Других вариантов для меня нет. Никогда не было.

Впервые я понимаю, что, возможно, Марсело такой же заключенный в этой жизни, как и я, и я ненавижу то, как это знание смягчает меня по отношению к нему.

МАРСЕЛО

Вчера вечером мы с Мирабеллой разговаривали по меньшей мере час, и я все больше очаровываюсь своей будущей невестой. Она не похожа ни на одну девушку, которую я когда-либо встречал. То, чего она хочет — стать настоящей частью семьи — нелепо и, насколько мне известно, так и не было реализовано. Тем не менее, часть меня задается вопросом, были бы мы сильнее, если бы она была рядом со мной во главе семьи, чем если бы я был один.