— Мне жаль, и… — мужчина делает паузу, обдумывая следующие слова. — И мне жаль, что я вчера так напился и подставил тебя.
Я резко распахиваю глаза и поворачиваюсь к нему. Он лежит на боку, щурясь, брови нахмурены, уголки губ опущены. Ну точно самый главный страдалец всех миров.
— Если тебе жаль, тогда хоть раз послушай меня. Я столько раз шла у тебя на поводу, Арэн, и сейчас я прошу лишь одного, — я медлю, пытаясь успокоиться и не злиться. — Верни меня в Академию и избавь от общества семейства Розенкранц.
Он тяжело встаёт с кровати, качнувшись, словно от головокружения, и, морщась от боли, прижимает руку ко лбу. Похмелье, конечно, дело не из приятных.
— Ладно, будет по-твоему. Но сначала нам всё равно нужно выйти отсюда. Собирайся.
Уже хочу подняться, готовая бежать, но осознаю, что я всё ещё в ночнушке. Щёки предательски наливаются кровью, и я снова натягиваю одеяло по подбородка. Как мне переодеться обратно в платье, если он тут? Ночью он хотя бы лежал на диване, и я смогла спрятаться в углу, но сейчас…
Арэн, казалось, совершенно не обращает внимания на моё смущение. Слегка покачиваясь, он поднимает с пола сюртук и надевает его, затем принимается за сапоги. Мужчина дважды чуть ли не падает, но вовремя успевает ухватиться за край дивана. Кажется, что из-за похмелья он двигается ещё хуже, чем пьяный.
Наконец, одевшись, он замечает коробку на комоде. Это привлекает его внимание, и, подойдя ближе, мужчина достаёт оттуда пару бутылочек. С кровати мне ничего не разглядеть, да это и не нужно.
— Противопохмельное зелье, как разумно.
Ректор быстро отрывает пузырьки и выпивает зелья одним большим глотком. Лицо практически сразу проясняется, становясь не таким болезненным на вид. Признаться честно, я даже не думала, что снадобье подействует так быстро. Когда я и ещё большая часть Академии почти блевали после Дня всех святых, мне так и не удалось попробовать лечиться таким методом. Пришлось по старинке.
На лице Арэна появляется небольшая улыбка, видимо боль в голове и теле начала стихать. Повернувшись, он окидывает меня взглядом и спрашивает:
— Почему ты ещё в кровати?
— А ты догадайся! — не могу сдержаться и снова язвлю, скрывая своё смущение.
Ректор молчит и слегка приподнимает бровь в немом вопросе.
— Мне нужно одеться! — раздражённо отвечаю, чувствуя, как волна смущения всё же меня накрывает.
— Так одевайся, — беззаботно говорит он, как будто это очевидно.
— Не могу, потому что ты тут!
Неужели это было непонятно, что мне пришлось озвучивать? Мужчина же просто отворачивается, поднимая руки в знак капитуляции.
— Я даже не собирался подсматривать.
Я улавливаю тонкий намёк на насмешку в его тоне и уже собираюсь кинуть в него подушку, когда он добавляет:
— Просто скажи, когда мне можно будет обернуться.
Подушка возвращается на своё законное место в кровати, и я вздыхаю. Кажется, в нём осталась капля благородства. Быстро снимаю ночнушку и начинаю натягивать платье. Но вот незадача — молния на спине застряла, и все мои усилия бесполезны. С отчаянием вздохнув, я оборачиваюсь к Арэну, который всё ещё стоит спиной ко мне.
— Мне нужна помощь, — шепчу я, ощущая, как горло сдавливает смущение.
— С чем?
— Молния сзади заела.
Арэн медленно поворачивается и подходит ко мне, я же наоборот отворачиваюсь. Его пальцы осторожно касаются моей спины, и подушечки пальцев скользят вниз по позвоночнику. Я вздрагиваю, кожа покрывается мурашками, но ничего не говорю. Возможно, мне даже нравится это прикосновение. Нежное, ласковое, слишком интимное. Но даже если это так, я никогда ему не признаюсь.
Справившись с застежкой, мужчина почему-то не отходит. Чувствую, как он наклоняется ближе к моему уху, его тёплое дыхание ощущается совсем близко. Пытаюсь сглотнуть ком в горле, но не получается, во рту пересохло.
— Если ты хочешь уйти, — тихо говорит маг, слегка отстранившись, — то сейчас самое время. Слуга сказал, что Иладар ждёт к завтраку, но я уверен, что он ещё в постели.
Я киваю, стараясь скрыть смущение. Арэн берёт меня за руку, и мы выходим из комнаты. Атмосфера вокруг напряжённая, но в то же время наполненная каким-то необъяснимым притяжением. Это… связь? Неужели простой магический контракт смог заставить меня хотеть быть рядом? Не отталкивать его, позволять вести себя, куда он захочет, трогать, целовать. О Пресвятые, в справочнике вообще не было об этом сказано!
— Что будет, если нас поймают?
Я решаю вырваться из омута своих мыслей, которые скоро сведут меня в могилу, и сменить тему. Ректор лишь усмехается, оглядываясь на меня через плечо.
— А что ты себе представляешь? — спрашивает он с лёгким сарказмом.
— Не знаю, может, спустят собак или ещё кого, привяжут к стулу и оставят тут на века, — отвечаю я не менее саркастично.
В утреннем свете дом кажется даже красивее, чем накануне вечером: без ярких свечей, громкой музыки в зале, снующих по коридорам слуг. Сейчас здесь спокойно: звук наших шагов глушит плотный длинный ковёр на мраморном полу, первые солнечные лучи скачут по старинным гобеленам и отражаются на гладких поверхностях ваз с цветами.
Мы сворачиваем в очередной длинный коридор и попадаем практически в галерею. На стенах висят только картины, но уже без изображений магических битв. Пейзажи, портреты предков, семейные картины. Я не успеваю их рассмотреть, так как мы идём слишком быстро, но одна из них кажется другой. Ещё издалека видно, что холст занавешен длинной чёрной тканью.
— Стой, стой… — я тяну Арэна за руку, останавливаясь в нескольких шагах от картины. — А… что это?
— Я не думаю, что… — он не договаривает и тяжело вздыхает. Знает же, что мне слишком интересно.
— Одним глазком, ладно?
Я подхожу ближе и приподнимаю ткань в попытке увидеть хоть что-нибудь. Роста катастрофически не хватает, удаётся рассмотреть только малую часть в виде синей одежды. Я оборачиваюсь и смотрю на Арэна в немой просьбе. Он кидает на меня неодобрительный взгляд, но после состроенных домиком бровей на моём лице всё-таки помогает.
На холсте изображён молодой мужчина, лет 23–25 не больше, светловолосый, с глазами цвета изумрудов. Не в силах удержаться, я издаю удивлённый вздох и тихо шепчу:
— А кто это? Ты знаешь?
— Это… — Арэн колеблется, но всё-таки говорит. — Кристоф. Кристоф Розенкранц.
Замираю на месте, и пазл в голове складывается мгновенно. Блондин, зелёные глаза, как у Иладара, военная форма, медаль на груди. Значит, передо мной портрет Розенкранца младшего, только вот…
— А почему портрет тканью накрыли… — последние слова я говорю уже тихо, понимая, почему.
— Вторая темноэльфийская война, — ректор отвечает сухо, снова накрывая портрет.
Делаю пару шагов назад и оборачиваюсь. Лицо Арэна напряглось: губы сомкнулись в тонкую линию, брови нахмурены. Уже хочу задать несколько вопросов, но он молча берёт меня за руку и ведёт дальше по коридору. Не расскажет, и спрашивать не стоит.
Мы пробираемся без особых проблем, пока наконец не выходим в сад. Прохладный утренний воздух заставляет меня поёжиться. По земле стелется туман, влажный воздух наполняет лёгкие свежестью, листья деревьев мерцают от росы, а цветы будто бы укутаны в серебристую вуаль. Насколько же огромна территория поместья? Не удивлюсь, если у них тут и пруд собственный есть.
— Мы не забрали твоё пальто и мою шаль, — говорю я, потирая голые плечи руками.
Арэн останавливается и оборачивается ко мне, его глаза кажутся чуть светлее в утреннем свете.
— Если хочешь, мы можем попросить их принести.
— Нет, нет, не стоит.
Мне холодно, но всё равно отказываюсь. Если мы сейчас позовём кого-нибудь из слуг, значит, они поймут, что мы уходим. Возможно, задавать вопросы не станут, но сталкиваться с ними всё равно не хочется.
Чем дальше мы идём, тем холоднее мне становится. На улице всё же середина осени. Я слегка дрожу, и Арэн, заметив это, снимает свой сюртук и нежно накидывает его на мои плечи.