— То есть ты сама себя наказала?

— Да, наказала. Потому что мне понравилось. Понравилось, как он целовал меня.

— Это звучит ужасно, Полин.

— Я обещала себе, что больше никогда и никому не позволю ничего подобного. Зарок дала, но… Денис появился в университете и я снова не устояла. Спортсмен, красавец. Сколько подходящих девчонок по нему убивалось и как же сильно они ненавидели меня, невзрачную мышь, к которой он проявлял интерес.

— Никакая ты не мышь, — одёргиваю строго.

— Да брось. Я была ею, Тата. Давай будем честны. Одна одежда чего стоила.

Молчим.

— Я думала, вы были с ним близки. В Питере ты сказала, что отдала ему всё, а он растоптал тебя.

— Мы были близки, пусть и не дошли до главного. Я позволяла ему очень многое, а потом страдала и корила себя за это, часами отмаливая грехи в церкви.

— Твоя бабушка нанесла тебе психологическую травму.

— Да, но это уже неважно.

— Ещё как важно.

— Представляешь, тогда, после встреч с ним, я ощущала себя страшно грязной и испорченной, — грустно усмехнувшись, открывает глаза, из которых катятся слёзы, коих было выплакано море. — Если б только знала, что настанет день и я по-настоящему в полной мере прочувствую, что это значит.

Обнимаю её крепко. Целую в висок.

— Очень сожалею о том, что он не стал моим первым мужчиной. Я хотела, чтобы было так. Возможно, если бы это произошло между нами, он поверил бы мне. Не бросил учёбу, не уехал из Сочи.

— Не плачь, пожалуйста.

— Мила говорит, я должна встретиться с ним, но как, Тата? Как смотреть ему в глаза после того, что случилось?

— Милая, ты ничего никому не должна.

Глажу её по голове.

— Я так сожалею…

— Тс-с…

Она долго плачет на моём плече, но капли дождя, барабанящие по стеклу, успокаивают, убаюкивая. Да и день, проведённый на свежем воздухе за городом, даёт о себе знать. Какое-то время спустя Поля, измученная переживаниями, засыпает и я, осторожно выбравшись из постели, оставляю их с Рокки, решив спуститься вниз.

Тихо, на носочках, прохожу через гостиную. Там, разложившись в позе морской звезды, спит Чиж.

Пробираюсь на кухню. Наливаю себе стакан воды. Приоткрыв занавеску, качаю головой.

Мой Кучерявый ещё там. Сидит с гитарой в руках. В зубах красным огоньком светится сигарета.

Быстрым шагом иду в прихожую. Обуваюсь. Надеваю свою куртку, беру в руки его кожанку и, беззвучно прикрыв за собой дверь, выхожу на улицу.

Бегом пересекаю двор. Льёт как из ведра!

— Ты чего? — спрашивает он, когда залетаю в беседку.

— Куртку тебе принесла. Сидишь раздетый в одном джемпере.

— Весна, Джугели.

— Холодно, — накидываю куртку ему на плечи.

— Почему не спишь? — убирает гитару в сторону.

— А ты?

— Не спится.

Смотрим друг на друга и я, наплевав на гордость, подхожу к нему первая.

Снова устраиваюсь на коленях и обнимаю крепкую шею.

Так и сидим.

Он курит, а я медленно и жадно вдыхаю его запах, наполняя им лёгкие.

— Не злись на меня, — целую линию челюсти. — Насчёт фамилии пошутила.

Молчит.

— Марсель.

Выдыхает дым. Тушит окурок о края пепельницы.

Обиделся. Знаю.

— Ты просто напугал меня разговорами о семье и детях, — озвучиваю, как есть.

— И что в этом такого страшного?

— Это большая ответственность.

— Моя. Не твоя.

— Для обоих, — не соглашаюсь я с ним.

— Забей.

— У тебя перед глазами был пример того, как должно быть. У меня — нет.

— Если бы ты доверяла мне, никаких страхов не возникало бы.

— Я доверяю.

— Ага. Также как они? — кривит губы в усмешке.

— Ты про ребят? — уточняю хмуро.

— Думают, сорвусь, если передо мной будет стоять бутылка?

Ах вот оно что. Намекает на отсутствие алкоголя.

— Хотели поддержать тебя.

— «Поддержали».

— Перестань, — кладу ладонь на его скулу.

— Иди спи.

— Вот ещё! — разворачиваю к себе его лицо. — Я доверяю тебе, ясно?

Дождь стучит по куполу беседки.

Глаза в глаза.

Вкладываю в этот взгляд всё, что не могу сказать.

— Доверяю, — повторяю снова.

Он соприкасается своим лбом с моим.

Целует в губы.

Почти целомудренно и мне этого сейчас так мало!

— Ещё, — горячо шепчу, зарываясь пальцами в его кудряшки.

Двадцать седьмого мая в районном зале суда проходит слушание по делу о незаконном присвоении чужой собственности без добровольного согласия собственника.

Речь об отцовском бизнесе, которым путём махинаций завладел Горозия-старший несколько лет назад.

Благодаря Игорю Владимировичу и моему новому адвокату, я здесь в качестве истца, а вышеупомянутый Анзор Горозия, страшно недовольный происходящим, в роли обвиняемого ждёт решения суда, нервно постукивая пальцами по столу.

Полагаю, он не рассчитывал на то, что я пойду до конца и теперь у него есть серьёзный повод переживать, ведь статья 159 УК РФ Мошенничество предусматривает достаточно серьёзное наказание.

— Клоун мля…

Пока суд готовится огласить решение, Марсель, развернувшись полубоком, откровенно угорает над Леваном, присутствующим в зале в качестве группы поддержки отца.

Вы не поверите! Сюр, но Горозия-младший в леопардовом. Даже туфли, чёрт возьми, такие! В тон костюму, пятнистые.

Похоже, жена так и не смогла привить ему чувство стиля.

— Хрена ли ты уставился?

Леван, то и дело исподтишка наблюдающий за нами, стиснув челюсти, отводит взгляд.

— Ушлёпок нелепый.

— Эй, Марсель, спокойно, — тихо прошу.

Если честно, я очень волнуюсь по причине того, что Кучерявый на взводе. Один Бог знает, сколько ещё терпения у него в запасе. Поэтому я просто молю, чтобы заседание поскорее кончилось и всё.

— Цветам плохо, — расстроенно смотрю на измученные отсутствием воды бутоны роз.

— Не парься. Я тебе новые подарю.

— Не нужны мне новые. Эти жалко.

Марсель подарил их в знак поддержки прямо у зала суда. Чтобы приободрить и поднять мне утром настроение.

— О, вернулись.

— Прошу всех встать.

Поправляю юбку и жакет.

Встречаюсь глазами с адвокатом.

Рудов абсолютно спокоен. Как удав.

Я же в эту минуту нервничаю так, что слышу в ушах стук собственного сердца.

Марсель сжимает мою ладонь.

— Всё будет кока-кола, — подмигивает мне.

Киваю и опускаю взгляд.

Зажмуриваюсь.

Слова доходят до меня через одно, обрывками фраз и будто бы сквозь некий вакуум.

— … Удовлетворить иск истца в полном объеме, поскольку материалами дела подтвержден факт мошенничества…

Сжимаю кулак свободной руки.

Да! Да! Да!

— … Признать Горозию А. С. виновным в совершении преступления, предусмотренного статьёй сто пятьдесят девятой…

Выдыхаю, всё ещё до конца не осознавая, что произошло.

— … Назначить наказание в виде трёх лет лишения свободы.

Поверить не могу, что у нас получилось! Неужели справедливость восторжествовала?

— Приговор может быть обжалован в течение десяти суток со дня его провозглашения.

Висну на шее у Марселя. Он осторожно стискивает меня в ответ и целует в макушку.

Гора с плеч.

Я знаю, что мы ещё столкнёмся с некоторыми сложностями впереди, но как же я счастлива, что фирма, по праву принадлежавшая отцу, больше не имеет ничего общего с этим гадким человеком.

— Поздравляю, — сухо чеканит Рудов.

— Спасибо Вам, Дмитрий Сергеевич! — пожимаю ему руку и смотрю на него с искренней благодарностью.

— Это моя работа.

Вот ведь робот! Даже не понимает, как много сделал для моей семьи!

На радостях не совладав с эмоциями, обнимаю седовласого дядьку и он, явно огорошенный столь бесцеремонной наглостью, вмиг заливается краской и становится пунцовым.

Печатаю Полинке сообщение:

«Ура! Мы выиграли! Выиграли, Полька!»