Сглатываю, дабы смочить пересохшее от волнения горло, пока тот садится напротив, пристально и совсем не по-доброму глядя на парня.

Ненависть, пренебрежение и отторжение. Вот что написано на его лице.

— Привет, пап.

— Зачем ты привела его сюда? — агрессирует с ходу.

— Это была моя инициатива, — вмешивается в наш диалог Марсель, — не её.

Отец мрачнеет и хмурится сильнее, сдвигая густые брови к переносице.

— Я не с тобой разговариваю, — бросает зло.

— Рот затыкать будете кому-нибудь другому, Амиран Гурамович, — чеканит Кучерявый в ответ.

Они сверлят друг друга глазами, и я едва дышу, ощущая, как растёт с каждой секундой напряжение.

— Убирайся отсюда вон!

— Папа, не надо так!

— Сначала поясню, зачем пришёл, — невозмутимо отбивает парень.

Отец прищуривается и стискивает челюсти, щёлкая зубами.

— Ваша дочь скоро станет моей женой. Учитывая предысторию, благословения мы у вас не спрашиваем. Ставим перед фактом.

— Ты кем себя возомнил, щенок?

Резко дёрнувшись, вскакивает со стула и хватает парня за футболку, тоже вынуждая встать.

— Руки уберите, — цедит тот, едва справляясь с собственной злостью.

— Ну-ка сел, — командует сотрудник в форме.

— Жену у меня забрали, теперь решили дочери лишить?

— Вы сами себя всего лишили, — Марсель не менее агрессивно сбрасывает с себя его руки.

— Дура, ты хоть знаешь, чей это сын? — кривит губы. — Вылитый папаша! Двадцать пять лет назад…

— Я всё знаю, — перебиваю.

— Знаешь и всё равно спуталась с ним, — рычит на меня обвиняюще.

— Нас с Марселем ваше прошлое не касается. Мы хотим жить свою собственную жизнь.

— Не будет у тебя никакой жизни с ним. Не посмеешь! Я запрещаю!

— Ваши запреты и ультиматумы больше на неё не действуют.

— Заткнись.

— Я приняла его предложение.

Поднимаю руку, показывая кольцо.

Он багровеет, покрываясь пятнами.

— Ты! — указывает на Абрамова пальцем. — Запудрил ей мозги!

— С этим вы успешно справлялись сами. Целых восемнадцать лет подряд искажая факты.

— Ах ты гнида!

Отец, взбесившись, снова кидается в его сторону.

Драки, кажется, не миновать, ведь Марсель тоже явно не сдержится. Благо, тюремный надзиратель реагирует быстро, не позволяя этому случиться.

— Угомонился!

— Ты не выйдешь за него, — качает головой, испепеляя меня уничтожающим взглядом.

— Выйду, пап.

— Не позорь меня! Ты ведь моя дочь!

— В чём позор? Я просто хочу быть счастливой.

— Идиотка тупая!

— Попридержите язык.

— Закрой свой рот!

— Моё терпение не безгранично, — двигая желваками, предупреждает Кучерявый.

— Марсель, пожалуйста, — оттесняю собой.

Понимаю его состояние, но если он ударит отца, я этого просто не переживу.

— Свидание окончено. Возвращаемся в камеру, — сотрудник правоохранительных органов толкает заключённого в спину, однако тот не двигается с места.

— Ты такая же, как твоя мать! — подчёркивает с презрением.

— Хватит уже говорить про неё плохо. Отпусти свои обиды. Ваша история закончилась много лет назад.

— Если станешь частью этой семьи, умрёшь для меня навсегда, — произносит ледяным тоном, сверкнув при этом глазами.

Часть меня всё ещё воспринимает эти слова болезненно, но я не собираюсь больше подчиняться его приказам.

— Пусть так, — киваю.

— Охренеть. Отблагодарил дочь за то, что бизнес вернула, — хмыкает Марсель.

— Пошёл вперёд, — командует конвоир.

Они проходят несколько шагов, и у выхода отец оборачивается.

— Клянусь, прокляну до пятого колена, если выберешь его, — обещает на полном серьёзе, впившись в меня взором, полыхающим лютой яростью.

— Проклинай, — пребывая в неком ступоре, отзываюсь тихо. — Я его люблю и на этот раз никому не позволю повлиять на наше будущее.

Марсель

Пока покидаем территорию, огороженную колючей проволокой, Тата, бледная и расстроенная, молчит. Да и я, говоря по правде, не могу подобрать цензурных слов, способных описать эту встречу.

Папаша у неё — урод тот ещё, конечно. Разумеется, я был готов к тому, что он не встретит меня с распростёртыми папскими объятиями, но чтобы прям вот так…

— Стой.

Торможу прямо посреди аллеи. Сгребаю девчонку в охапку и прижимаю к груди.

— Прости за то, что всё так, — говорит она тихо.

— Извиняешься за него? Ты серьёзно? — целую висок и чуть отодвигаюсь.

— Ты не заслужил того, что услышал.

— А ты заслужила?

— Я привыкла.

— Тата… — замечаю влажные дорожки на щеках и, нахмурившись, аккуратно стираю одну из них пальцем.

Там держалась молодцом, а тут прорвало, видимо. Накрыло.

— Не плачь, детка.

Не могу видеть её слёзы ещё со школьных времён. Это зрелище — лезвием по сердцу.

— Он смирится однажды.

— Смирится? — повторяет за мной и качает головой.

— Возможно не сразу, а через какое-то время.

— Нет. Этого не произойдёт, Марсель.

— На самом деле и такой пример есть, — говорю ей честно. — Далеко ходить не надо. Матушкины предки батю так и не приняли. Дядя Лёха приезжает иногда, а бабушка нет. Нас для неё не существует.

— Почему так?

— Не одобрили выбор дочери. Даже много лет спустя. И ничего. Как видишь, живём своей дружной семьей душа в душу. Всё зашибись.

— И у нас так будет? — поднимает глаза и смотрит на меня с надеждой.

— По-любому. Я же пообещал тебе.

Обнимает крепче и прислоняется к плечу.

— Страшно, вдруг нет, — шепчет осторожно.

— Да с чего бы? — напрягает её неуверенность.

— Не знаю. Странное предчувствие.

— Что ещё за предчувствие?

— Тревожно. Ещё и отец собственный проклял…

— Не забивай голову ерундой. Он выдал эту чушь в пылу злости. Мы же на него такую новость бомбезную обрушили. Закачаешься.

— Он возненавидел меня ещё больше.

— Ожидаемо. Ты ведь нарушила всевозможные запреты. Выходишь замуж не за грузина. Ещё и за сына врага, получается. Естественно, его кроет.

— Пусть. Мне всё равно.

— Правда?

— Я устала играть свою роль, — вздыхает, обжигая шею горячим дыханием. — Не хочу быть марионеткой в его руках. И орудием мести матери тоже.

— Ты сказала ему, что любишь меня, — заботливо напоминаю, ощущая, как грудную клетку распирает от фейерверка эмоций.

Я, признаться, не ожидал. Когда эта фраза прозвучала, её смысловая нагрузка дошла до меня не сразу. Ступор конкретный в ту секунду словил.

— Сказала, как есть.

Судя по голосу, смущается и напрягается.

— Значит, всё-таки потеряла от меня голову?

Чувствую, как улыбается.

— Ещё нет.

— Держишься из последних сил?

Смеётся.

— Спорим, скоро это случится?

— Буду ждать.

Мягко поймав в захват подбородок, всё-таки вынуждаю взглянуть мне в глаза.

— Повторишь ещё разок?

— Марсель…

Её скулы красочно розовеют.

Ладно, хорошего понемножку. Не будем давить и выжимать из неё это признание. Она, похоже, и сама в шоке с того, что озвучила свои мысли. Причём не просто мне наедине сказала, а при папаше о своих чувствах заявила.

Вот это я понимаю!

Довольный как слон, улыбаюсь тоже, а затем просто притягиваю к себе её лицо для того, чтобы поцеловать эти прекрасные губы. Сладкие, сочные, мягкие, нежные и такие манящие…

Вот мой язык ловит её, вовлекая в незатейливую игру.

Закрываю глаза и бессовестно наслаждаюсь тем, как она отзывается на эту провокацию, тут же запуская своими действиями ряд химических реакций по моим венам.

Какой же это кайф! Когда сама вот так горячо отвечает мне…

Клянусь, если бы не некоторые особенности физиологии, целовал бы и целовал. Только её. До конца грёбаной жизни.

— Молодые люди, совсем стыд потеряли? — слышу сердитое замечание, прилетевшее откуда-то сбоку.