— Эм…

Пытаюсь жестом показать, чтобы замолчала, однако её, похоже, не остановить.

— Честно говоря…

— Мил…

— Не перебивай, Джугели! — сердито отмахивается. — Так вот. Есть у меня подозрение, что Горький того…

— Чего того? — хмурится Оля.

— Не интересуется женщинами, — выдаёт она, вскинув подбородок. — Голубок типа, ага.

Усмехнувшись, довольная собой, закидывает в рот остатки огурца.

Жуёт.

Глотает.

В беседке тем временем повисает мёртвая тишина.

А всё потому, что у неё за спиной стоит этот самый «голубок». Видимо, за ножом прилетел.

— В чём дело?

Милана, хлопая ресницами, таращится на нас.

Паша, злой и мрачный, тяжёлым взглядом сверлит её затылок.

— Девочки, — разительно меняется в лице. То ли догадывается, то ли дыхание дракона кожей чувствует. — Он что…

Договорить не успевает.

— Ты, Абрамова, совсем в край охренела?

Вечером собираемся у костра.

Дым поднимается в потемневшее небо. Пахнет шашлыком. Парни шутят. Девчонки смеются. Настроение у ребят отличное. Разве что Паша мрачнее тучи, да Милана, сидящая максимально далеко от него, то и дело бросает в его сторону угрюмый взгляд.

Страшно представить, что было бы, не вмешайся мы коллективно в потасовку, возникшую между этими двумя.

Так-то по итогу обошлось малой кровью. Полагаю, пострадавшие овощи и литр вишневого сока, вылитого на голову девчонке, — не самое страшное из того, что могло произойти.

Правда судя по напряжённой челюсти Горького, инцидент до конца вряд ли исчерпан. Нечто витающее в воздухе, увы, подсказывает: нам стоит ждать продолжения. То ли ещё будет.

— Как оно в рехабе, Марс? Стрём полный?

— Да как сказать. Ко всему привыкаешь.

— У тебя невероятная выдержка. Я бы не смог столько времени там находиться, — признаётся Никита.

— Мне это нужно было, дружище.

— И чё там? Прям как в кино?

— Что именно?

— Я про вот эти вот собрания. «Здравствуйте, меня зовут так-то и я наркоман-алкоголик».

— Да, на группы ходить тоже надо.

— И с психиатром постоянно общаться?

— С наркологом и аддиктологом.

— Ё-моё. Жесть. Трудно было ваще?

— Первые пару-тройку месяцев да. Потом как-то полегче стало. Домой начали отпускать раз в две недели.

— Ну хоть так.

— Спасибо, кстати, пацаны, что приходили навещать.

Слова Марселя адресованы Максиму и Паше.

Ребята действительно приходили к нему. Горький поддерживал друга с самого начала лечения, а Ромасенко появился на пороге клиники лишь в конце марта.

Мы тогда столкнулись у ворот.

Я абсолютно не знала, чего ожидать, но на удивление, парень лишь спросил, как попасть к Кучерявому. Ничего больше.

Положа руку на сердце, я была искренне рада видеть их скупые мужские объятия десятью минутами позднее. Мне очень хотелось, чтобы это примирение состоялось.

— Горину тоже респект.

Да. Надо отдать должное этому человеку. Он, несмотря ни на что, поддерживал связь с Марселем все эти полгода.

— Почему отказались от авторских прав?

— Потому что автор у нас один.

— Вы могли бы свободно исполнять эти песни.

— Исполнять, во всех смыслах, мы можем только вместе, Кучерявый, — произносит Максим тоном, не терпящим возражений.

— Вы, наверное, наисполняли в школе, — предполагает Рита.

— О да!

На лицах парней появляются улыбки.

— Чего только не было, — вздыхает Чиж. — Драки, битые стёкла, шумные вечеринки, угон тачки. А помните, как попали в обезьянник после выпускного в девятом?

— Вы угоняли чью-то машину и сидели в настоящем обезьяннике?

Рита явно шокирована озвученными фактами.

— Чижик юморит, Кузнечик, — Ромасенко припечатывает друга взглядом под названием «быстро заткнись». — Завязывай ностальгировать. Лучше поведай о том, как молча свинтил в Америку, ни хрена нам не объяснив.

— Спонтанное решение.

— Капец. У тебя столько лет было в запасе, а ты решил рассказать Вебер про то, что хочешь её, именно тогда, когда она улетела.

— Потому что здесь у меня шансов не было.

Ясно, что речь идёт о чувствах Илоны к Марселю.

— А там типа шанс появился?

Никита отрицательно качает головой.

— Она тебя бортанула, бро?

— Максим, — одёргивает его Рита.

— Чё? — он поправляет плед, съехавший с её плеча.

— Можно как-то деликатнее, что ли, — с укором смотрит на него девчонка.

— Куда деликатнее, Рит?

— Да нормально всё, — улыбается Чиж. — Так и есть, бортанула.

— Коза Вебер. Не оценила твой марш-бросок за бугор.

— Как в поговорке той. Насильно что-то там…

— Мил не будешь, — подсказывает Оля.

— Ага, оно самое. Илона дала понять, что ничего кроме дружбы мне не светит.

— Может рано ты лапки сложил? Кое-кого тоже долго держали во френдзоне и вон посмотри что сейчас, — весьма прозрачно намекает на историю брата Мила.

— Как у Илоны вообще дела?

Я вот прям благодарна Филе за то, что она перевела тему.

— Нормально.

— Ей нравится жить во Флориде?

— Нравится, как мне показалось. А ещё показалось, что у неё с этим её подопечным рэпером намечаются шуры-муры.

— Воу! Да ладно!

— Делаем ставки. Кто кого. Персонаж-то там похлеще Марса будет. На полном отвязе чувак.

— Она справится.

— Представляете, мне Матильда Германовна написала, — сообщает Полина. — Она собирается организовать встречу выпускников в августе. В поход всех созывает.

— На хер-на хер эти её походы.

— Сколько мы не виделись с нашими гоблинами? Лет пять? — прикидывает Марсель.

— Да.

— Вот ещё столько же рожи их не видел бы, — Ромасенко поджигает сигарету, встаёт с бревна и отходит в сторону.

Отходит в сторону, где это видано!

Если я верно расцениваю его действия, он не хочет дымить на Риту.

— Чё вообще с ними стало?

— С кем?

— С гоблинами нашими.

— Зайцева стала-таки Шац!

— Ты сейчас серьёзно, Филатова? — просыпается Горький.

— Да. А вы не знали? Она беременные фото выкладывает во Френдапе.

— Во даёт девчонка! Дожала физрука! — качает головой Паша.

— Вижу цель, не вижу препятствий, — хмыкает Ромасенко.

— Мозгалин документы подал на патент. Изобрёл какое-то устройство для огорода.

— Эйнштейн хренов.

— А Котовы как? Максим, ты с двоюродным братом не общаешься?

— Редко.

— Правда, что у них двойня?

— Да, мать говорила, Вепренцева осенью разродилась.

— Она уже давно не Вепренцева.

— Нет. Она его фамилию не взяла. Типа её звучит лучше.

— Чё?

— Я бы тоже свою оставила, — размышляет вслух Милана. — Хотя смотря, конечно, какая фамилия… Беркутов, например, красивая, — краем глаза отслеживает реакцию Паши.

Ох и провокаторша…

— Да не, однозначно надо брать фамилию мужа, — хмурится Оля.

Ребята начинают активно обсуждать этот вопрос. Одни считают, что оставить свою фамилию после замужества — это нормально. Другие, напротив, высказывают полное несогласие.

— У Петрова видели какой сын уже взросленький? Сколько ему? Три? Четыре?

— Три.

— Ржачная у него история знакомства с будущей женой. На одном из матчей ему выбили зубы. Пошёл вставлять и влюбился в дантиста. Говорит, дважды потом намеренно зубы терял, лишь бы к ней попасть на приём.

— Оригинально.

— Эй, ты чего? О чём думаешь?

Замечаю, что Кучерявый, на коленях у которого я примостилась, как-то странно притих. Сидит, молча слушает рассказы про одноклассников и никак их не комментирует.

— Марсель, — запускаю пальцы в мягкие кудряшки. — Поделишься мыслями? — спрашиваю тихо.

Сперва молчит, но потом вдруг выдаёт:

— У нас за это время тоже могли появиться дети.

С заметным разочарованием это произносит.

— Дети? — повторяю я растерянно.

— Да. Один точно. Может даже двое, — рассуждает он вслух.