— Как понять, какая у нас?

— Щас объявят.

— Паспорта все взяли? Приготовьте вместе с билетами, — командует матушка.

— Блин-блинский!

Чиж трясущимися руками роется в сумке. Ищет документ, выпотрошив почти всё её содержимое на асфальт.

— Посмотри по карманам, — советую я.

— Точняк! Вот он!

— И эти люди едут покорять Москву, — качает головой батя, забирая Петю у Паши.

— Внимание пассажирам! Скорый поезд Сочи-Москва прибывает на третий путь, — раздаётся из уличного динамика.

— Правильно стоим.

— Номер вагона посмотрите.

— А где смотреть? — хмурится Чиж.

Чувствую, как меня крепко стискивают за ноги.

Сонька.

Дулась на меня весь вечер, но сейчас вцепилась так, словно не хочет отпускать.

— Иди сюда, — присаживаюсь. Потому что поднять её на руки сейчас не смогу из-за проблем с шеей и спиной. — Обижаешься на меня?

— Немножко, — шепчет она в ответ, намертво стиснув вышеупомянутую шею.

— Буду скучать, Джеки Чан.

— Сильнее всего за мной? — губки бантиком целуют мою скулу.

— Само собой, — отклоняюсь назад и вытираю слёзы, которые катятся по раскрасневшимся щекам младшей сестры. — Завязывай сырость разводить. Тебе не идёт.

— Угу.

— Предкам сильно нервы не трепи. Чуток для тонуса. Лады?

— Как получится, — шмыгает носом.

— Сонь…

— Я постараюсь, — вздохнув, выжимает из себя обещание.

Мимо нас проносится гудящий поезд.

— Так какой вагон?

— Девятый.

— Купе?

— Плацкарт.

— Ой олени… — отец в шоке.

— Зато им будет весело. Так, считаем. Это третий.

И снова все на суете. За исключением Паши и Миланы. Эти двое даже на фоне грохота состава умудряются ругаться.

— Харэ уже, Мила.

— Я говорю о том, как рада его отъезду!

— Ты могла бы не повторять это столько раз. Все всё поняли, — мрачно отзывается Горький.

— Наконец-то никто не будет лезть в мою личную жизнь! Буду делать, что хочу! — заявляет она, широко улыбаясь, однако эта её улыбка совсем не вяжется с глубокой грустью, которую транслируют глаза.

— Смотри осторожней. Иногда от этого «хочу» появляются маленькие люди.

— Придурок! — краснея, толкает его в плечо. — Ненавижу тебя!

Паша усмехается, глядя на тормознувший перед нами вагон под номером десять.

— Чтоб ты никогда из Москвы не вернулся!

— Алё, прекрати, — осаживаю, посылая в её сторону осуждающий взгляд.

— Сюда! — зовёт всех Чиж, и мы дружно перемещаемся вправо.

— Стоянка поезда три минуты. Приготовьте паспорта и билеты.

Пока проводник раскладывает лестницу, мы прощаемся.

Обнимаю сестёр. Взъерошиваю кучери ревущего Петьки, испугавшегося поезда. Пожимаю руку отцу.

Долго в глаза друг другу смотрим.

— Дерзай, Абрамов-младший.

С облегчением принимаю его скупое мужское объятие и подбадривающее похлопывание по плечу.

Что ж. Если и злится, решение моё всё равно принял.

— Сынок, — матушка целует меня и ласково гладит по волосам. — Как приедете, сразу позвони. Хорошо?

— Обязательно, мам.

— Иди.

Разумеется, плачет.

— Прости, что не сказал заранее.

Совесть заела. Там за столом мне показалось, что я совершил ошибку, скрыв от родных свои планы на будущее.

— Неважно. Пусть у тебя всё получится. Береги себя.

Обнимаемся ещё раз.

— Молодые люди, проходим в вагон! Или без вас уедем! — торопит грозного вида тётка.

Первым показываю ей паспорт и билет.

— Проходите. Следующий.

Поднявшись по ступенькам, ныряю в узкий проход. В полутьме нахожу своё место и, забросив туда наши с Илоной вещи, возвращаюсь в тамбур.

Там толпятся ребята, а проводник, на них каркая, поднимает лестницу.

— Пока! — машет Сонька, прилипнув к отцу.

— Удачи! — кричит Милана, утыкаясь в его плечо.

Тоже по итогу расплакалась. Хоть и строила из себя снежную королеву.

Поезд трогается.

Ну вот и всё.

— Ой, а пакет с едой!

Матушка, всполошившись, бежит за вагоном и бросает его в проводницу со словами «Детям передайте, пожалуйста!»

— Господь Всемогущий, кирпичи там, что ли? Нате, дети, — глянув на нас с Пашей, усмехается женщина.

— Благодарю, — друг принимает от неё увесистый пакет.

— Идите уже, — закрывает двери. — Сейчас бельё вам принесу.

Белорусский вокзал. Дождливое, серое утро. Мрачное небо над головой. Холодные капли бьют по лицу. Белые кроссы рассекают по лужам.

В Москве как будто бы совсем не лето. В сравнении с той жарой, что стоит в Красоморске, можно сказать, самая настоящая осень.

На перроне нас встречает мой крёстный. Друг отца, Роман Беркутов. Тепло поприветствовав друг друга, спешим в сторону паркинга, где забиваемся в его крупногабаритный немецкий внедорожник.

— Родителям отзвонился?

— Да. Я как мокрая псина, — оцениваю свой внешний вид в зеркале, взъерошивая пальцами волосы.

— Серьга в ухе. Недовольный фэйс. Один-в-один отец, — наблюдая за моими действиями, ржёт крёстный. — Тот в молодости тоже вечно бесился, когда шевелюра лежала не так, как надо. И, кстати, узнаю вот это вот выражение его лица… Где твоя фирменная улыбка, Малой?

— Нам бы тоже хотелось снова её видеть, — тихо подаёт голос Илона.

— Ты как себя чувствуешь?

Он замечает, по ходу, как я укладываю башку на подголовник.

Шея, не оценившая отсутствие ортопедической подушки, с раннего утра даёт звезды.

— Нормально. Давно у вас идут дожди? — перевожу тему. Не люблю обсуждать своё здоровье. Даже с близкими людьми.

— С начала недели похолодало жёстко. Ливень второй день фигачит. Гром, молния, все дела…

— Мы тебя с работы дёрнули?

Крёстный, как всегда, на стиле. Рубашка, модный галстук, дорогой брендовый костюм.

— Гендиректор вправе самостоятельно решать, когда ему работать, а когда нет, — деловито заявляет, подмигивая.

— Ой, — цокаю языком, — слышала бы тебя тётя Алёна.

Они с женой вечно ругаются из-за того, что глава семьи недостаточно времени уделяет этой самой семье.

— Вообще-то я рассчитывал на то, что вы с Артёмом дальше без меня будете развивать бизнес, но, видимо, в твоём случае, не судьба.

— Ты же знаешь, строительство, офисы, проекты — не моё.

— Знаю-знаю. Творческий ты наш, — вздыхает с явным сожалением. — Так значит, вашу группу пригласил в столицу какой-то перец.

— Да. Продюсер одного известного лейбла.

— Круто. У вас состав сменился? — смотрит на ребят в зеркало заднего вида. — Где Ромасенко и Свободный?

— Первый в армии. Второй сосредоточился на спортивной карьере.

— Ясно. Пашка, татух у тебя прибавилось, что ли?

— Да, дядь Ром.

— Красота. Тоже себе, что ль, набить чё-нибудь на старости лет?

— Например?

— Портрет любимой женщины на груди.

— Мне кажется, не надо. Дома тебя не поймут. Решат, что ты крышей поехал.

Он смеётся.

— Вы голодные? Едем все к нам обедать?

— Да на самом деле, времени в обрез. Искупаться бы после поезда, переодеться…

— Начинается. Приехал крестный сын в гости, называется, — отражает обиженно.

— В шесть вечера Горин ждёт нас у себя.

— Уже сегодня?

— Ага.

— Как-то лихо этот продюсер взял вас в оборот, — прищуривается.

— Он итак долго ждал, пока я более-менее оклемаюсь. Мог кого-то другого вместо нас позвать. Надо ехать.

— Ты смотри, прежде, чем что-то подписывать, мне документы отправь. Пусть мои юристы сначала глянут.

Киваю.

— Так что? Тогда заселять вас едем? Я обещал твоему отцу, что по улицам в поисках квартиры вы шататься не будете.

— Да мы с ребятами, вроде как, нашли подходящую хату на сайте аренды жилья. Не хотели ни тебя, ни деда напрягать.

— Ну чё ты буровишь, Кучерявый? Какие сайты? У тебя крёстный кто?

— Акула строительного бизнеса.