Райан перестал тяжело дышать. Он разжал руку, выпустив прутик. Он сдался. А затем совсем осторожно коснулся своей ладонью своих чресел. Колени его подогнулись. Никогда прежде он не касался себя так и никогда себя не ласкал. Он закрыл глаза и хотел было потянуть за шнурок на его поясе, чтобы расстегнуть штаны, но его окликнула Радима.

Она стояла поодаль, в березовой рощице, еще совсем мокрая и потная после мовницы. Радима накинула на себя тулупчик и на скорую прыгнула в чьи-то сапоги. Они были ей не по размеру. Из ее рта шел пар.

— Я знаю, что тебя мучает, — сказала она Райану грустно и сбросила с себя тулупчик, тихой поступью подошла к Райану и положила его руку на свою грудь. — Ты не пугайся.

— Я твоего отца теперь боюсь. Что если нас увидят?

— Вятко на самом деле не мой отец. Он мой муж, и мы все — его жены. Мой первый муж, его брат, пал в бою с хазарами, и я перешла к Вятко по наследству. Но он не трогает меня. И у меня не было мужчины уже много лет.

Радима взяла Райана за руки и повела его обратно к деревне. Она вела его в дом, и Вятко со своими женами, выйдя из мовницы и увидев их двоих, только переглянулись, посмеялись и занялись своими делами, как ни в чем не бывало.

— Ты бывал с женщиной прежде? — Радима спросила его, усаживая на лавку.

— Нет, — хрипнул Райан и пытался смотреть на груди Радимы, чтобы не думать о Боге, а затем думал о Боге и смотрел в сторону, чтобы умерить свой пыл.

— Я вижу в твоих глазах другую женщину, — Радима улыбнулась. — Я с нею не враждую. Я хочу помочь тебе. Ты можешь думать о ней, если хочешь.

Хотел Райан этого или нет, он подумал о Марне, когда Радима сказала о другой женщине. Но как только он думал о Марне, он все больше думал о Боге, и оттого злился еще сильнее. Он, сам не ведая почему, каким-то образом возвел Марну в лик святых.

— Нет, — Райан встал в полный рост и обнял Радиму за плечи. — Я хочу провести эту ночь именно с тобой.

Так, в объятиях язычницы-северянки, Райан стал мужчиной. В ее же объятиях он забыл о своем пути на долгих три дня, отставая от драккаров. Прежде он боялся стать мужчиной, а теперь не мог остановиться им быть. И чем больше он отдавался плотским утехам, чтобы умалить то желание, тем больше оно росло. Чистейшей грех. Лучшее его проявление. Порочный круг.

Вятко учил его драться. Теперь Райану казалось, будто и руки его окрепли или же меч схуднул по дороге — таким легким он казался ирландцу. Вятко научил его самым простым приемам, чтобы держать оборону. Райану многого и не нужно было — главное, добраться живым до Синеуса.

— Идти на хазаров — благое дело, — весело заявил Вятко, утирая вспотевший лоб полотенцем. — Надеюсь, еще свидимся и ты наведаешься к нам живым. А теперь уходи. Я знаю, Радима — еще та русалка. Ты, Ратибор, и забыл, зачем шел? Ты сказал мне, что держишь путь в Итиль, чтобы воевать с хазарами, но ты сбился со своего пути, и теперь я по-дружески тебе о нем напоминаю.

— Ты прав. Прав, — Райан вернул меч за пояс и посмотрел вдаль: Радима стирала одежды в бочонке и что-то напевала. Голос ее был сильный и властный. — Я совершил ошибку. Теперь будто сам дьявол искушает меня. Тяжело отдавать жизнь, когда только начал жить. Лучше бы и не начинал.

— Дьявол? — поморщился Вятко, но Райан не стал объясняться.

В тот же день Райан уехал, не попрощавшись с Радимой. Он не хотел, чтобы ему было тяжело на сердце, и он знал, что будет тяжело ей. Теперь Райан был грешником. Не потому, что возлег с женщиной или язычницей. Потому что сделал это не со своей женой и не из любви, но лишь из плотского низменного желания.

Вятко дал трэллу наставлений, а еще направил его на самых короткий и быстрый путь в Итиль.

— Ты можешь зайти в город под видом купца или гонца, если тебе нужна будешь лишняя разведка. В Итиле многие купцы собираются. Вот, возьми немного серебра, — Вятко протянул Райану две монеты. — Ты сможешь купить себе новый меч, если этот оставишь на входе в город, еду и даже женщину, — Вятко намекал на те самые злачные места, о которых раньше Райан только слыхал.

— Я обязательно отплачу, если останусь живым, — Райан похлопал Вятко по плечу, и все же ему было не по себе, что он провел три ночи с его названной женой.

Путь в Итиль занял у Райана еще шесть дней. Итого — тридцать четыре. И драккары по воде, и жеребец рысью шли с одинаковой скоростью, но у Райана теперь было преимущество: он двигался прямо и не зависел от поворотов рек, что петляли и удлиняли путь.

Варягам же приходилось хуже. Порой драккары приходилось перетаскивать на бревнах из одной реки в другую, а иногда они и вовсе садились на мель. Было еще кое-что. Вадим изменил свой план, случайно увидев вёльву в корабле конунга. Он решил не верить ей больше. И как бы Олег не уговаривал Вадима не брать крепость штурмом, а послушаться вёльву, воевода его не слушал. Он теперь видел в Марне врага.

Марна до сих пор была жива. Ярл Харальд оказался во главе иного драккара, идущего следом за Рёриком. Однако же, они часто с Марной переглядывались, и она знала, что первым делом, сойдя на сушу, ярл пойдет не на хазаров, а на нее.

— Эй, вёльва! — Рёрик позвал ее как-то, когда на воду спустилась гроза. — Нам нужна твоя песня!

— Песня?

— Вёльва ли ты?! Заводи свою песню! Уговори богов прекратить это испытание! — взвыл один из воинов, мокрый до нитки. Его длинные волосы прилипали ко лбу, и он часто сплевывал дождевую воду.

Не было на драккарах никакого укрытия. Ни палаток, ни трюмов. Так и пережидали дождь, укрываясь только своим кафтаном. Драккар качало из стороны в сторону, и даже если бы Марна принялась петь, то молнии были бы громче. Она и не могла подумать, что и реки в непогоду могут быть такими опасными для ладей.

— Ну же, вёльва! — оскалился в улыбке Рёрик. Его борода совсем отросла, и не видно было его губ, но Марна точно знала, что он улыбается. За тот месяц, что они уже были в пути, Марна многое узнала о Рёрике и даже как-то, по-своему, к нему привыкла.

Однажды, когда Рёрик менял кафтан, она спросила у него, кто оставил такие глубокие шрамы на его спине. Конунг рассказал ей давнюю историю о схватке с Рагнаром Лодброком.

— И это сделал он?

— Нет! — рассмеялся Рёрик. — Проигравший должен был сражаться с медведем! Я был тем проигравшим! И я выжил!

И с тех пор конунг не прекращал рассказывать свои истории, даже если Марна него не спрашивала. Он поведал ей о своем детстве и о Фризии, о походах на Ирландию и о том, как мечтает вернуться домой в свой фьорд.

С Иттан у Марны случилась особая дружба. Они хорошо ладили и помогали друг другу на драккаре. Иттан учила Мирославу скандинавскому. Иногда они шептались о Глебе, но случалось это слишком редко, потому как на драккаре было сто лишних ушей. Марне пришелся по душе слуга Иттан — Брит Безмолвный — так его прозвали. Он хорошо играл на мунхарпе, музыкальном инструменте викингов, и все удивлялись, как он так ловко справлялся с ней без языка. Он же, Брит, играл на мунхарпе, когда Марне делали ее первую татуировку. Рёрик решил, что настоящей вёльве без этого не обойтись. Он же и выбирал место, он же ее и наносил.

Марну усадили на колени, и Рёрик острым лезвием обрил ее правый и левый виски. Вёльва видела, как рыжие локоны падают к ее ногам, но ей было весело. Свою боль она решила заглушить снадобьем. Брит завел ритуальную музыку, Иттан — песню, и конунг взял иглу. Другой слуга держал миску с краской, а остальные викинги подвывали и хлопали ладонями о свои бедра.

— Да здравствует вёльва! — воскликнул конунг и нанес первую линию над ухом.

Марна сидела на коленях, стиснув зубы. Тот час показался ей вечностью. А когда все было кончено, викинги ликовали и поздравляли ее. Иттан закончила песнь, подошла к вёльве и поцеловала ее по-сестрински в губы.

— Я заплету тебе косы, чтобы волосы не мешали ранам зажить.

Так вёльва получила свои первые рунические татуировки. А после них — все пошло само собой. И песни, и игры с конунгом в тафл, и разговоры с Иттан, и эль, который вёльва пила на скорость, соревнуясь с другими викингами. Победивший получал за это целый дирхам!